Юрий Иванов-Милюхин - Докаюрон

Рядом осеняли себя крестными знамениями паломники из разных стран, среди которых старательно выводил мелодию молитвы мальчик лет пяти в шортиках и рубашке без рукавов, кивал седой бородой огромный ухоженный старик в прекрасном костюме и в кроссовках на ногах, пыталась отвести от лица длинную прядь волос похожая на Мадонну молодая особа. А женщина уже настроилась пробиваться к выходу из капеллы, она не желала дожидаться конца богослужения, чтобы вспыхнувший в груди огонек божественного света не затух вместе с окончанием мессы, а продолжал согревать все существо подольше. Позади остались апартаменты Борджа, станцы Гелиодора, Сеньятура, «Пожара в Борго» со сценой победы в морском сражении Льва Четвертого над сарацинами, дворы Сан — Домазо с Лоджиями. Все они расписывались Рафаэлем. Она быстро продвигалась уже между зданиями папской резиденции к выходу за ее стены, чтобы в тишине гостиничного номера попытаться осмыслить увиденное и сохранить до следующего приезда сюда, в таинственный и неповторимый Ватикан, вбитый как гвоздь по самую шляпку в центр столицы бывшей языческой Римской империи. По чьей воле произошло это величайшее событие, кто держал в руках молоток, занесенный над господином целого мира, кто осмелился отобрать у него это господство? Спускаясь к станции метро, женщина опасалась, что и на этот раз отзыва на вновь возникшие вопросы она не получит ни от кого, хотя сама давно знала правильный ответ. Просто разум противился признавать растворенную по всему миру, одновременно исключительно сплоченную, похожую на зыбкий завлекающий мираж, силу, заставляющую страны и даже континенты идти предначертанным только ею путем. И никаким другим более.

Чтобы сохранить в душе одно хорошее, она сошла на пьяца Ди Спагна, направилась к ее середине с гранитной чашей фонтана «Баркачча». Высоко вверх, к подножию стоявшей на вершине холма церкви Тринита дей Монти, похожей двумя квадратными главами на Нотр — Дам де Пари, взбегала крутая каменная лестница, как всегда, плотно забитая присевшими на ее ступеньки парнями и девчатами. Это было место для дискуссий и отдыха молодых людей со всего мира. На город опустился прохладный вечер, пространство освещали приглушенным светом многочисленные фонари, то здесь, то там мелькали вспышки от фотоаппаратов. И вдруг она заметила одетых в черную униформу итальянских гвардейцев с автоматами в руках. Расставив ноги, они расположились по периметру, не выпуская за пределы площади никого. Женщина остановилась, не зная, как вести себя дальше, пристально всмотрелась в подвижную толпу. Увидев в стороне несколько воздетых над головами написанных от руки плакатов, успокоилась, осознав, что вездесущие антиглобалисты и здесь решили провести акцию протеста против насильственного лозунга «надо делиться». Она нашла свободное местечко на лестнице и влилась в общее созерцание происходящего вокруг. Было видно, что студенческая поросль из развитых стран молчаливо поддерживала демонстрантов, традиционно настраиваясь против полиции. Она тут–же приняла правила игры, чувствуя, как ее мысли вливаются в общий поток, облегченно вздохнула, ощущая, как освобождается душа от громоздких наворотов в ней и как их место занимает юношеская дерзость.

— Экскюзи, мадемуазель, парлеву франсе? — вежливо спросили рядом.

Женщина повернула голову, увидела сидящих рядом парня с девушкой в потертых джинсах, с небольшими рюкзачками за плечами и длинными патлами ниспадающих на лица волос, сообразила, что это странствующие будущие ученые степени.

— Ви, — согласно кивнула она головой.

— У вас не найдется нескольких евро, мы хотели бы выпить по чашечке кофе в брасри за углом? — смущаясь, вновь обратился к ней парень.

— А почему вы днем не потрудились на разгрузке автомашин или в том же «Макдональдсе» и не заработали себе на ужин? — вопросом на вопрос ответила она.

— Мы только приехали автостопом из испанской Сарагосы и не успели как следует осмотреться, — спокойно пояснила подружка парня. — Сегодня ночью мы где–нибудь отдохнем, а завтра найдем себе работу. Впереди у нас еще не близкий путь.

— Вы далеко собрались?

— В Египет, а потом в Марокко, — поспешно ответил парень. — Мы будущие археологи, если повезет, попробуем добраться до Центральной Африки.

— Тогда вам придется перебираться через Средиземное море, — раскрывая сумочку, посочувствовала она. — А на кораблях, как мне помнится, бесплатно не возят.

— Вы тоже путешествовали в студенческие годы? — с любопытством уставилась на нее девушка.

— Я из страны, из которой даже сейчас вырываешься с трудом, — вытаскивая сиреневые двадцать евро и передавая их собеседникам, усмехнулась женщина. — Но когда училась в Великобритании, мы добирались аж до Гибралтарского пролива. Как раз напротив испанского берега находится африканский Марокко, а у вас, если вы отчалите с острова Сицилия, из портовой Катаньи, прямо по курсу будет Тунис.

— Спасибо, мадемуазель, вы так хорошо знаете географию, — принимая деньги, изумился длинноволосый парень.

— Нам, в общем, все равно, лишь бы попасть в Африку, — блеснула зрачками его спутница. — А там по материку хоть до мыса Горн.

— Желаю удачи, — улыбнулась женщина, заметив, что ребята собрались уходить, спросила. — Кстати, как вы относитесь к выступлениям антиглобалистов, из–за которых везде столько шума?

— В какой–то мере мы их поддерживаем, потому что добрые начинания власть предержащих должны быть разумными и подконтрольными, — почти разом ответили студенты. — Простите, мадемуазель, но всех страждущих из стран третьего мира не накормишь, им надо учиться работать самим.

— Вы абсолютно правы, — кивнула женщина. — И еще одно — не следует забывать поговорку о метании бисера перед свиньями, они в нем все равно не разбираются.

— Об этом правиле нам приходится думать постоянно, потому что Франция превращается в азиатско–африканский отстойник, — провел категоричную черту в воздухе парень. — Но изначально навязанный нам космополитизм не дает спокойно разобраться в возникающих уже сейчас проблемах, заставляя французов плыть по течению навозной кучей.

— А я с этим не согласна, — зыркнула глазами на спутника девушка. — Менталитет простых людей везде одинаков, так какая разница, какого цвета у них кожа.

— Дело не в цвете кожи, а в накопленной нашими поколениями культуре, я не желаю признавать культ силы, который доминирует в странах неразвитых, и который они тащат к нам, — завелся было ее друг.

— А ты на него не отвечай, — не уступала в споре подружка.

— Но мне насилие навязывают.

— Старайся уходить в сторону, как человек более цивилизованный и разумный, ты хорошо знаешь, что насилие порождает лишь насилие.

— Прости, но лично у меня уже терпения не хватает.

— А мне как–то все равно, — весело фыркнула девушка.

— Потому что тебе нравятся мужчины из первобытных племен…

Чувствуя, что несогласие между студентами переходит в скандал, женщина поднялась с мраморной ступени, огляделась вокруг. Заполнившие площадь Испании молодые люди разбились на небольшие группы и возбужденно обсуждали последние новости, главным в которых являлось выступление антиглобалистов по всему земному шару. Видно было, что мнения не всегда совпадают. Чтобы не дать спору между путешественниками разгореться окончательно, она обратилась к ним:

— Вы согласны, что Библия — это свод законов, или правила бытия, для всех людей на Земле?

— Еще бы! — насторожились те.

— Я дам два ответа на вопрос, в чем заключается смысл книги, а вы попытайтесь вникнуть в суть. Хочу предупредить, что выводы эти личные.

— Интересно, — спорщики разом обернулись к ней.

— Весь смысл Библии заключается в том, что людям нельзя говорить правду — распнут. Во вторых, текст великой книги призывает к одному — к терпению, — она поправила на плече сумочку и начала спускаться вниз по лестнице. Ступив ногой на камни площади, обернулась назад и помахала рукой. — Желаю приятного путешествия…

Мужчина был уже в номере, поднявшись из–за стола с бумагами, он приблизился к вошедшей в кабинет спутнице и мягко коснулся губами ее несколько загоревшей щеки:

— Ты успела осмотреть все достопримечательности Рима? — с ласковой улыбкой спросил он. — Есть ли какие–нибудь изменения, или все остается таким–же, как две с половиной тысячи лет назад?

— Даже дух почудился прежним, — вспоминая мощные торсы закованных в латы гладиаторов возле Колизея и кладя сумочку на комод в прихожей, развернулась она к нему. — Рим стал разве что интеллигентнее, все остальное на местах, в том числе Капитолийский холм с собором святого Петра в Ватикане.

— Дух любой нации неистребим, это необъяснимая закономерность, — усмехнулся спутник. — Ты успела побывать в музеях Ватикана, в станцах, расписанных Рафаэлем с Микеланджело?