Назови меня по имени - Аникина Ольга
Карина ещё несколько секунд постояла на мужской половине, дабы убедиться, что все дети улеглись. Потом пересекла комнату, выключила свет и исчезла в смежном с продлёнкой методическом кабинете, – но через секунду дверь приоткрылась и учительница сделала Маше знак. Та подошла.
– Мне бы уйти, – попросила Маша. – Думаю, дальше вы сами справитесь.
– Да-да, конечно. – Карина неуверенно кивнула. – Вот только…
Выражение её лица напомнило Маше старшую сестру; Алькины уловки кое-чему её научили. Сейчас Карина о чём-нибудь меня попросит, подумала Маша и усмехнулась про себя. Точно, попросит – или я совсем ничего не понимаю в людях.
– Вы не могли бы посидеть с ними ещё минут пятнадцать? Просто проследите, чтоб тишина была, а потом тихонечко уходите. – Учительница попыталась снова коснуться Машиных пальцев, но та предусмотрительно убрала руки за спину. – Мне нужно срочно позвонить кое-кому. Вот прямо сейчас. Закончу говорить, сразу выйду. Поможете мне?
Маша вздохнула. Она не могла отказать, когда её просили о помощи. Карина сказала «спасибо» и закрыла за собой дверь.
Дети возились, устраивались поудобнее, толкались, перешёптывались. Кто-то хихикал. Одна девочка вспомнила, что забыла почистить зубы, и попросилась выйти.
Маша устроилась поудобнее, сидя в кресле-мешке возле выхода из комнаты отдыха. Она ждала, когда истекут обещанные пятнадцать минут и можно будет наконец-то выбраться на свободу. Если она не сделала этого до сих пор, говорила она себе, то это только из-за Карины.
Алёша улёгся на живот поверх спальника и застыл, положив подбородок на тыльную поверхность ладоней.
Из коридора вернулась девочка, которая отпросилась выйти несколько минут назад.
Наполнитель кресла при любом Машином движении смещался и шуршал, и она постаралась замереть, затаиться, словно охотник в засаде.
Наконец всё стихло, ну, или почти стихло – потому что никаким способом нельзя было унять перешёптывания на девичьей половине. Кое-где в темноте слабо светились экраны телефонов, но с этим Маша ничего уже поделать не могла.
Наконец ей показалось, что можно уже уходить, – но не успела Маша подняться, как что-то коротко щёлкнуло, и по потолку комнаты скользнул яркий луч. Луч пробежал и тут же погас, спрятался.
Но спрятался он ненадолго. Через несколько секунд свет метнулся из одного конца помещения в другой и замер над чьим-то лицом. Девочка, на щеке у которой задержалось световое пятно, поморщилась и укрыла голову подушкой. Луч дрогнул и переместился на следующего.
– Да блин! – воскликнул кто-то из девочек.
– Уберите иллюминацию!
– Красневский! – послышался раздражённый голос Прудниковой. – Выруби свой прожектор!
Кто-то сердито отозвался с мужской половины.
– А вот не вырублю, – раздался голос Данилы. – Это прожектор правды!
Молодой человек пробирался на ковровую дорожку, разделявшую комнату отдыха на две части. В руках он держал включённый фонарик. Наконец Данила встал напротив Маши и направил свет ей в лицо. Маша заслонилась ладонью.
– Вы, Марья Александровна, как к правде относитесь? Уважаете? Или не очень?
Алёша медленно поднялся из темноты.
– Фонарь опусти! – Алёша говорил тихо, но внятно. – Убери фонарь, говорю.
Он встал между Машей и Красневским. Луч переместился с Машиного лица на Алёшино.
– А вот не уберу, – насмешливо произнёс Данила. – Это свет истины.
Зашевелились Савченко и остальные, и в течение нескольких секунд половина мужского состава была на ногах. Девочки подняли головы, некоторые сели. Все внимательно следили за происходящим. Дверь в методический кабинет, за которой исчезла Карина Васильевна, оставалась закрытой. «Неужели до сих пор болтает по телефону? – подумала Маша. – Может, и без неё удастся разрулить…»
– Чего застыли-то? – усмехнулся Данила. – Семеро на одного, да, мужики?
Парни топтались на месте.
– Он же с самого начала только скандала и хотел, – сказал кто-то из девочек.
Маша вышла из-за Алёшиной спины:
– Фонарь отдай!
Красневский картинно схватился за сердце и направил свет на своё собственное лицо, подсвечивая его снизу.
– Марь-Санна! – Красневский уже паясничал. – Вас же уволили с позором. Что же вы забыли на месте преступления?
Алёша дёрнулся вперёд.
– Алёша, стой! – Маша попыталась ухватить его за рукав.
– Сейчас я вас обрадую, – сказал Красневский, всё ещё обращаясь к Маше. – До окончания выпускных экзаменов мои родители решили не подавать на вас в суд. Но вы всё-таки не расслабляйтесь. Как только я поступлю в институт, мать сделает всё, что обещала.
Алёша часто и шумно дышал. Я их не удержу, подумала Маша. Ни того ни другого.
– Алёша, это провокация. – Маша хотела сказать это твёрдо, но получилось тоненько, по-девчоночьи.
– Да вы просто огонь, Марь-Санна, – продолжал Красневский. – Получается, вы проделывали все эти забавные штуки не только со мной, но ещё и с ним? И сейчас пришли нас обоих проведать? Как это трогательно! Но вот незадача – только вы за порог, у вашего любимчика появилась девочка Катя!
Красневский направил луч на половину девочек, пытаясь выцепить из темноты Катино лицо.
– Офигели, что ли? – Савченко растолкал ребят, стоящих рядом, и шагнул на ковровую дорожку. – Вы все чего замерли? Девятов, а ну вмажь ему наконец!
– Кто мне тут вмажет? Кто? Вот этот рафаэль хренов? Защитник уволенных училок? Да он просто дорожку себе прокладывает в семью академика! Мамочку себе нашёл, чтобы она и обед ему варила, и сопли утирала. Да, Девятов? Скажи, не так?! А когда старуха твоя будет по клиникам ходить и пластику себе делать, ты бегать будешь по молодым девкам – вот и запасной аэродром себе подготовил…
– Эй, да он обдолбанный в доску! – воскликнул Савченко. – Вы на зрачки его гляньте… А ну дай сюда фонарик…
Он приблизился к Даниле ещё ближе, а Красневский, не ожидавший такого напора, внезапно отпрянул к стене.
– Ты под феном, что ли? – крикнул Савченко, пытаясь дотянуться до Данилиного воротника. – Или под спайсом?
И получил удар локтем под дых.
Фонарик покатился по ковру, Красневский бросился к двери.
Маша и охнуть не успела, как Алёша заступил дорогу и схватил Данилу за рукав куртки. Оба упали на пол.
Загудели лампы дневного освещения, воздух в комнате сделался голубоватым и дрожащим. Из методкабинета выбежала Карина Васильевна. Когда она появилась на ковровой дорожке, Алёшу и Красневского уже растащили.
Все щурились от яркого света. У Данилы распухла губа. Алёша лежал в мягком кресле и скрипел зубами, обхватив руками левое колено – падая, он неудачно подвернул больную ногу.
Савченко медленно вставал, опираясь о стену. Он тяжело дышал.
Маша не знала, куда ей деваться от стыда.
– Вы не меня подвели! – выговаривала Карина детям, но Маша чувствовала, что эти слова относятся и к ней тоже. – Вы! Вы себя подвели!
Но входная дверь уже распахнулась. На пороге снова появились физик и завуч.
За минувшие полчаса Баба-яга уже успела переодеться. На ней были синее трико с лампасами и розовая длинная футболка. Лицо пожилой женщины выглядело бледным: она смыла макияж и, вероятно, рассчитывала хотя бы немного выспаться. Физик, казалось, не ложился вовсе.
– Та-ак… – Завуч прошлась по комнате.
Масштаб бедствия выглядел вроде бы невеликим, но разбитая губа Красневского, громкое и хриплое дыхание Жени Савченко, а также растерянный вид Карины Васильевны говорили о многом.
– У вас тут что, драка? – Завуч глянула на Карину, и взгляд молодой женщины метнулся по комнате.
Карина испугалась напрасно. Пожилая начальница не собиралась отчитывать учительницу в присутствии детей, зато она умела действовать не раздумывая. Завуч зашла Красневскому за спину и резким движением подтолкнула его к двери.
– Шагай давай! – Не подчиниться было невозможно. – Ночевать будешь в спортзале. А ты, Савченко… Ещё одно замечание, и я сделаю всё, чтобы тебя отстранили от экзаменов.