Евгения Кайдалова - Ребенок
– Девушка, вы потерялись? – спросили меня из-за спины.
Я вздрогнула и ответила: «Да». Тогда мне протянули стаканчик шампанского и бенгальский огонь. Затем ко мне потянулись руки с такими же стаканчиками – незнакомые люди на несколько минут приняли меня в свою компанию, и мне было с кем встретить Новый год.
– Спасибо! – тихо сказала я, в то время как все остальные кричали: «Ура!»
Утром первого января в моей жизни произошли небольшие перемены: Илья, весь вчерашний вечер проигравший с подаренной машиной, стал проявлять к ней полное равнодушие. А вернувшийся с дачи второго января Антон усмехнулся и спросил: «Не слишком ли дорогой был эксперимент?»
Трудно говорить наверняка, но после мне всегда казалось, что мое чувство к Антону, дышавшее на ладан еще в новогоднюю ночь, скончалось именно тогда. Точнее, оно пережило клиническую смерть, из которой еще можно было бы выйти в реанимации; но поскольку Антон ничего не заметил, то и мер по оживлению он не принимал. А я буквально на следующий же день осознала, что если раньше любовь еще примиряла меня с действительностью, то теперь, лишившись и этой опоры, нужно срочно принимать меры по спасению себя. Эта мысль пришла ко мне прямо на прогулке. Пять минут спустя я вырулила коляску по направлению к газетному киоску и купила «Работу для вас». Война обстоятельствам была объявлена.
Бросив газету на обеденный стол и жадно ее пролистав, я поняла, что можно нырять в работу с головой: маркетологов требовалось море. Но начать поиски я все же решила с прежнего места работы. Как и предсказывал Виктор, на моем месте уже давно трудился другой человек, но бывший шеф очень любезно со мной поговорил, задал дежурный вопрос о ребенке и легко согласился дать мне отличную рекомендацию. Я, вся в запале предстоящей трудовой деятельности, схватила засыпающего Илью в охапку и помчалась на «Спортивную». Точнее, потащилась изо всех сил: невозможно мчаться по метро с ребенком, спящим у тебя на животе в «кенгуру». В офис я приехала на подгибающихся от усталости ногах, но вышла из него с безоблачной душой: рекомендация, опыт работы! Даже отсутствие диплома не может мне сильно повредить. Мне довольно быстро удалось договориться о нескольких собеседованиях, и, едва отойдя от телефона, я помчалась в ближайшие ясли – договариваться о том, чтобы туда взяли Илью.
«…Так вот где таилась погибель моя!» И в первых, и во вторых, и в двадцатых яслях, куда я уже в отчаянии позвонила, мне напомнили, что времена социализма давно прошли и напрягаться с годовалым ребенком за мизерную зарплату никто не собирается. Вот с двух лет Илью, так и быть, возьмут.
Это был удар ниже пояса, но мне удалось его пережить – слишком велико было желание вернуться в мир из своего заточения. Раскрыв газету с объявлениями, я принялась обзванивать нянек, но те оказались единодушны в своем желании меня добить – ни одна из них не брала меньше доллара в час.
Я уже была готова пережить и это, но последний удар, окончательно сбивший меня с ног, нанес не кто иной, как Антон. С помощью калькулятора он очень убедительно доказал мне, что моя работа будет совершенно нецелесообразна – по существу, я буду работать для того, чтобы обеспечить няньке рабочее место.
От осознания этого мне захотелось со всего маху разбить себе голову о стенку. Едва мне удалось приналечь и распахнуть так плотно затворенные жизнью двери, как их тут же передо мной захлопывал самый близкий мне человек. Нет, не могу я с этим примириться! Буду работать, пусть и за гроши! Буду! Буду!
– Позволь тогда узнать, где ты собираешься найти время на хозяйство?
– Где-нибудь да найду!
– Неужели? А по-моему, все вечера заняты ребенком, и если дни будут заняты работой, то что же остается?
– Выходные.
– Ты собираешься в выходные готовить на всю неделю? То есть мы каждый день будем потом разогревать сваренные в воскресенье макароны и пожаренную в субботу картошку?
– Ну почему? Есть полуфабрикаты…
– Только я их есть не собираюсь. Кстати, а суп мы будем хлебать из пакетиков, да? Или один и тот же всю неделю?
«Да! Да! Да!» – мысленно кричала я и также мысленно обрушивала на голову Антона кухонные полки с посудой, выливала на него кастрюли супа и швыряла ему в лицо полные тарелки второго. Вот я и замурована наглухо в доме, доме, который принадлежит Антону и где я живу на правах содержанки. Пока условия диктует он, я не могу вышибать в этом доме двери.
– Извините, пожалуйста, я хотела бы отменить собеседование.
– Вы уже нашли другую работу?
– Нет, но я все равно не могу…
– Жаль, у вас были хорошие шансы!
Выйдя после этого на прогулку с Ильей, я не могла не выплакаться. Найдя заведомо укромный уголок парка и высадив Илью копаться в снегу, я взахлеб рыдала, уткнувшись лбом в ближайшую березу. Почему??? За что??? За какую провинность я так жестоко наказана? За то, что я женщина? За то, что мужчина считает ребенка исключительно женской проблемой? За то, что ролью в обществе мне предписывается «хранение очага»? За то, что Антону в принципе безразлично мое будущее, зато его вполне устраивает бесплатная домработница?
Под конец проливного плача я могла лишь тяжело дышать и отчаянно всхлипывать. Даже преступнику объявляют в суде, по какой статье он отправляется на нары, и четко отмеряют ему срок наказания. Я не знала ни первого, ни второго, и если могла о чем-то догадываться, то лишь о том, что угодила в свою тюрьму за отсутствие состава преступления. Я не убила ребенка тогда, когда закон давал мне на это полное право, и сейчас расплачиваюсь именно за это. Что за бред эта жизнь! Настоящий больной бред!
– Женщина!
Я испуганно обернулась на суровый, хотя и визгливый, голос.
– Что же вы так ребенка пугаете?! Это как же не стыдно завывать у него на глазах!
Впервые в жизни мне совершенно сознательно захотелось прикончить человека. Того самого, что произнес эти слова.
Как бы там ни было, я решила не сдаваться, и последующие месяцы были подогреты азартом борьбы. Возможно, ненависть – не менее сильное чувство, чем любовь. Пусть она и не окрыляет, но дает силы жить. Я возненавидела все обстоятельства, которые сгрудились вокруг меня и не дали мне вырваться на волю. Я ненавидела пищу в тот момент, когда ее готовила и когда подавала на стол; ненавидела квартиру, по которой ходила и которая требовала моей хозяйской заботы; ненавидела даже деньги за то, что их не хватало на самое необходимое, что мне было нужно сейчас, – свободу. Что касается Антона, то я боялась себе до конца признаваться в тех чувствах, которые к нему испытывала. Просто я стискивала зубы, когда слышала его звонок в дверь, прикрывала глаза, чтобы не видеть его бодрое, разрумянившееся от ходьбы по морозу лицо, и подставляла губы для приветственного поцелуя, мечтая о том, чтобы он поскорее лег спать и я не видела это мучительное напоминание о том, что жизнь продолжается. Продолжается за моей спиной…
Ненавидела ли я ребенка? Не знаю. Скорее всего по отношению к нему я испытывала отчаяние. Точно так же я отчаивалась бы, увидев препятствие, которое мне никогда не преодолеть.
Вряд ли Антон подозревал о том, какими чувствами я живу: любая жертва на моем месте постаралась бы сдержаться и не показывать палачам своих страданий. В те минуты, когда его рука прокрадывалась под одеялом к моему бедру, гладила его, спускаясь к талии, и, все учащая движения, кругами скользила по спине и ягодицам, я думала: неужели он не осознает, что любовь в неволе противоречит всем законам природы? Это просто nonsense, выражаясь его любимым английским языком. Даже звери в зоопарке не хотят спариваться в клетке, и уж тем более они не стали бы совокупляться с теми, кто их туда посадил. Права я была или нет, но я считала именно Антона первопричиной своих несчастий, тем, кто сухим вышел из воды, оставив меня барахтаться в мутной тине. Его рука все сильнее притягивала меня к себе, я уже чувствовала настойчивую горячность другого тела и была обязана как-то на нее ответить. Как? Ни тигры, ни мартышки не желают брачных игр за решеткой, а что уж говорить о людях с их высшей нервной деятельностью! Однако человек способен на то, что недоступно ни одному животному: он может себя заставить.
Я не притворялась и не разыгрывала страстных сцен. Я закрывала глаза, чтобы не видеть лицо человека надо мной, и предоставляла своему телу полную свободу реакций. Неизвестно с кем, неизвестно где – с этим еще можно было смириться, но сильной и яркой радости от полного воссоединения с любимым я уже не получала. Ощущались лишь слабые отголоски от некогда буйного торжества. Впрочем, на фоне моей вечной душевной смуты мне было достаточно и этого.
Проблема того, как вернуться к жизни через работу, занимала меня гораздо больше, чем проблема удовольствия от секса. Среди многочисленных объявлений в газетах ко мне могли теперь относиться лишь те, что предлагали работу на дому. Шить рабочие рукавицы я не умела; для того чтобы выращивать грибы, мне пришлось бы переселиться в подвал; но возможность болтать языком по телефону показалась мне вполне приемлемой. Продавать оптовикам товары со склада? Нет ничего проще! Да, я уже занималась продажами, только немного в другой сфере… А какая, вы говорите, будет оплата? По количеству заказов?
