Джоди Пиколт - Роковое совпадение
Натаниэль теребит ремень безопасности, размышляя над сказанным.
— Тогда почему она поступила неправильно? — спрашивает он.
На стоянке море людей: операторы, пытающиеся поймать в объективы камер своих репортеров, режиссеры, настраивающие линии связи со своими спутниками, группка воинственно настроенных католичек, призывающих на голову Нины кару Господню. Патрик прокладывает себе дорогу в толпе, удивленный тем, что видит довольно известных репортеров национальных каналов.
Сигнал клаксона разгоняет толпу любопытных у лестницы в здание суда. Хлопанье двери, и вот уже по ступенькам спешит Нина. Фишер фамильярно обнимает ее за плечи. Над ожидающей толпой раздаются приветственные крики и такой же громкий свист неодобрения.
Патрик пробирается поближе к крыльцу.
— Нина! — кричит он. — Нина!
Он рывком достает жетон, но даже жетон не помогает ему попасть туда, куда он хочет.
— Нина! — опять кричит он.
Она, кажется, замирает и оглядывается. Но Фишер хватает ее за руку и заводит в здание суда — Патрику так и не удалось до нее докричаться.
— Дамы и господа, меня зовут Квентин Браун, я помощник окружного прокурора в штате Мэн. — Он улыбается присяжным. — Мы сегодня собрались с вами в этом зале потому, что тридцатого октября две тысячи первого года эта женщина, Нина Фрост, встала и поехала со своим мужем в окружной суд Биддефорда, чтобы присутствовать на предъявлении обвинения. Но она оставила мужа там, а сама направилась в оружейный магазин в Сэнфорде, штат Мэн, где заплатила четыреста долларов наличными за полуавтоматический пистолет «Беретта» калибра девять миллиметров и две полные обоймы. Она положила все в сумочку, села в машину и вернулась в суд.
Квентин подходит к присяжным, как будто ему некуда спешить.
— Вам всем известно по собственному сегодняшнему опыту, что, чтобы попасть в здание суда, необходимо пройти через рамку металлоискателя. Но тридцатого октября Нина Фрост не проходила через рамку. Почему? Потому что последние семь лет она работала прокурором и прекрасно знала дежурившего у рамки пристава. Она прошла мимо него, даже не оглянувшись, достала пистолет и зарядила его в таком же зале суда, как этот.
Он подходит к столу защиты, становится у Нины за спиной и пальцем целится ей в основание черепа.
— Через несколько минут она приставила пистолет к голове отца Глена Шишинского и выпустила ему в голову четыре пули. И убила его.
Квентин окидывает взглядом присяжных. Сейчас все смотрят на подсудимую — именно этого он и добивается.
— Дамы и господа, на самом деле все в этой ситуации предельно ясно. Все действия миссис Фрост записаны на пленку журналистами новостей канала ТВ-6, который освещал утренний процесс. Поэтому перед вами не стоит вопрос: совершила ли она преступление? Мы отлично знаем, что совершила. Вопрос стоит таким образом: сможет ли она избежать наказания?
Он поочередно смотрит в глаза каждому из присяжных.
— Она хочет, чтобы вы поверили, что она должна избежать наказания, потому что отца Шишинского, приходского священника, обвинили в растлении ее пятилетнего сына. Однако она даже не потрудилась удостовериться в правдивости такого утверждения. Обвинение докажет, что с точки зрения криминалистики и по сумме улик отец Шишинский не тот человек, который изнасиловал ее сына. И тем не менее подсудимая его убила.
Квентин поворачивается спиной к Нине Фрост.
— В штате Мэн, если человек умышленно и незаконно лишает жизни другого человека, он виновен в убийстве. В ходе настоящего процесса обвинение докажет вам, не оставляя никаких сомнений, что Нина Фрост совершила именно это преступление. И не имеет значения, обвинялся ли человек, которого убили, в преступлении. И не имеет значения, убили ли его по ошибке. Если человека убили, должно последовать наказание. — Он смотрит на скамью присяжных. — Именно поэтому, дамы и господа, вас сюда и пригласили.
Фишер умеет разбираться в присяжных. Он подходит к скамье и смотрит в глаза каждому мужчине, каждой женщине, устанавливая личный контакт, не произнеся еще и слова. Раньше меня эта его привычка сводила с ума, когда мы сталкивались в зале суда. Он обладает какой-то невероятной способностью становиться наперсником каждому — от двадцатилетней матери-одиночки, живущей на пособие, до короля электронной коммерции, у которого на фондовой бирже лежит миллион.
— Все сказанное мистером Брауном — чистая правда. Тридцатого октября Нина Фрост купила пистолет. И приехала в суд. И встала и выпустила четыре пули в голову отца Шишинского. Только мистер Браун хочет, чтобы вы поверили, что в этом деле существуют исключительно эти голые факты… но мы живем не только в мире фактов. Мы живем в мире чувств. Что обвинение оставило без внимания в своей версии произошедшего, так это то, что происходило в голове у Нины, что творилось в ее сердце — что и привело к такой развязке.
Фишер становится у меня за спиной, как это делал Квентин, когда наглядно демонстрировал присяжным, как я подкралась к подсудимому и выстрелила в него. Фишер кладет руки мне на плечи — его уверенность успокаивает.
— Несколько недель Нина Фрост жила в аду, которого не пожелаешь никому из родителей. Она узнала, что ее пятилетнего сына изнасиловали. И хуже того, полиция назвала предполагаемым насильником священника — человека, которому она доверяла. Преданная, раздавленная, переживающая за сына, она начинает терять ориентиры добра и зла. Она едет в суд в то утро, чтобы присутствовать на предъявлении обвинения, и в ее голове бьется единственная мысль: она должна защитить своего сына! Нина Фрост как никто знает, как работает система правосудия и… оказывается бессильной в случаях с насилием детей. Она как никто другой понимает правила американской судебной системы, потому что в течение семи лет ежедневно с ними сталкивается. Но тридцатого октября, дамы и господа, она была не прокурором. Она была мамой Натаниэля. — Он становится рядом со мной. — Пожалуйста, выслушайте все. А когда будете принимать решение, принимайте его не только головой. Но и своим сердцем.
Мо Бедекер, владелец оружейного магазина, не знает, куда деть свою бейсболку. Приставы заставили ее снять, но у него спутанные и грязные волосы. Он кладет бейсболку на колени и причесывается пальцами. При этом он видит свои ногти — под кутикулами грязь и смазка, въевшаяся после воронения, — и поспешно прячет руки.
— Да, я ее узнаю, — говорит он, кивая на меня. — Как-то она заглядывала ко мне в магазин. Подошла прямо к прилавку и сказала, что хочет купить полуавтоматический пистолет.
— Вы раньше ее встречали?
— Нет.
— Она осматривалась, когда вошла? — уточняет Квентин.
— Нет. Она ждала на стоянке, пока я открою магазин, а потом подошла прямо к прилавку. — Он пожимает плечами. — Я тут же навел о ней справки, и, поскольку она оказалась чистой, я продал ей то, что она хотела.
— Она просила патроны?
— Двенадцать штук.
— Подсудимая просила показать, как обращаться с оружием?
Мо качает головой:
— Она заверила, что знает.
Его показания накрывают меня, как волной. Я вспоминаю запах того небольшого магазинчика, необработанное дерево на стенах, за прилавком изображения винтовок «Ругер» и оружия фирмы «Глок». Вспоминаю, какой старомодной была касса и как она издавала «дзинь». Сдачу он дал мне новенькими двадцатидолларовыми банкнотами, каждую просмотрел на свет, рассказывая, как отличить подделку.
К тому времени, как я вновь сосредоточиваюсь на происходящем, Фишер уже приступил к перекрестному допросу:
— Чем занималась моя подзащитная, пока вы наводили о ней справки?
— Она постоянно смотрела на часы. Расхаживала по магазину.
— В магазине еще были покупатели?
— Нет.
— Она сказала, зачем ей пистолет?
— Это не мое дело, — отвечает Мо.
На одной из двадцаток, что он дал мне на сдачу, было что-то написано — мужская подпись.
— Я как-то расписался на одной, — рассказал мне в то утро Мо, — и, клянусь Богом, через шесть лет ко мне вернулась эта же купюра. — Он протянул пистолет, который обжег мне руку. — То, что находится в обращении, всегда возвращается бумерангом, — произнес он, но в тот момент я была слишком поглощена своими мыслями, чтобы принять его слова за предостережение.
Оператор, снимающий процесс для ТВ-6, согласно схеме Квентина Брауна, которая изображала зал суда в Биддефорде, находился в углу. Когда видеокассета соскальзывает в видеомагнитофон, я не свожу глаз с присяжных. Я хочу наблюдать за тем, как они смотрят на меня.
Возможно, один раз я и видела этот фрагмент. Но это было много месяцев назад, когда я верила, что поступила правильно. Мое внимание привлекает знакомый голос судьи. Я не могу удержаться и вглядываюсь в маленький экран.