Джоди Пиколт - Роковое совпадение
— Привет, Натаниэль, — говорит он.
Натаниэль не знает, следует ли ему уже отвечать.
— Ты должен положить руку на Библию.
— Но я же на ней сижу!
Мужчина достает вторую Библию и кладет ее перед Натаниэлем, как столик.
— Подними правую руку, — велит он, и Натаниэль поднимает одну руку в воздух. — Другую руку, — поправляет его мужчина. — Ты клянешься говорить правду, только правду и ничего, кроме правды, да поможет тебе Бог?
Натаниэль энергично качает головой.
— Что не так? — Это уже спрашивает человек в черном.
— Мне нельзя лягаться, — шепчет он, не расслышав слово.
Мама улыбается, из ее горла вырывается смешок. Натаниэлю кажется, что он никогда не слышал ничего прекраснее.
— Натаниэль, меня зовут судья О’Нил. Мне необходимо, чтобы ты сегодня ответил на несколько вопросов. Как думаешь, справишься?
Он пожимает плечами.
— Ты знаешь, что такое обещание? — Когда Натаниэль кивает, судья указывает на женщину, которая печатает. — Ты должен отвечать вслух, потому что эта тетя записывает все, что мы говорим, и она должна слышать твои ответы. Как думаешь, ты сможет отвечать для нее четко и громко?
Натаниэль наклоняется вперед. И что есть силы орет:
— Да-а-а!
— Ты знаешь, что такое обещание?
— Да-а-а!
— Как думаешь, ты сможешь пообещать мне ответить сегодня на несколько вопросов?
— Да-а-а!
Судья отстраняется, немного поморщившись.
— Это мистер Браун, Натаниэль. Он первым будет с тобой говорить.
Натаниэль смотрит на поднимающегося с места улыбающегося здоровяка. У него белые, снежно-белые зубы. Как у волка. Он едва ли не упирается головой в потолок. Натаниэль смотрит, как он приближается, и думает о том, что этот человек наверняка обидит маму, а потом повернется и перекусит самого Натаниэля пополам.
Он делает глубокий вдох и заливается слезами.
Человек замирает на полпути, как будто потеряв равновесие.
— Уйди! — кричит Натаниэль. Он подтягивает колени к груди и утыкается в них лицом.
— Натаниэль… — Мистер Браун медленно приближается к мальчику, вытянув вперед руку. — Я просто хочу задать тебе пару вопросов. Можно?
Натаниэль кивает, но головы не поднимает. Может быть, у здоровяка вместо глаз лазеры, как у Циклопа из «Людей Икс». Может быть, от одного его взгляда можно замерзнуть, а от второго — загореться.
— Как зовут твою черепаху? — спрашивает здоровяк.
Натаниэль прячет Франклина под коленями, чтобы он тоже не видел этого человека. Потом закрывает лицо руками и поглядывает сквозь пальцы, а когда здоровяк подходит еще ближе, разворачивается на стуле, как будто может проскользнуть через перекладины на его спинке.
— Натаниэль… — в очередной раз пытается здоровяк.
— Нет, — всхлипывает Натаниэль, — не хочу!
Здоровяк отворачивается.
— Ваша честь, я могу подойти?
Натаниэль выглядывает поверх трибунки, за которой сидит, и видит маму. Она тоже плачет. А как же ей не плакать? Этот человек хочет ее обидеть. Она, наверное, его боится, как и сам Натаниэль.
Фишер запретил мне плакать, потому что меня выведут из зала. Но я не в силах себя сдержать — слезы льются так же естественно, как я заливаюсь румянцем или дышу. Натаниэль возится на деревянном стуле, но из-за свидетельской трибуны ничего не видно. Фишер с Брауном подходят к судье. Тот настолько зол, что мечет громы и молнии.
— Мистер Браун, — говорит он, — поверить не могу, что вы настаивали на том, чтобы это зашло так далеко. Вам отлично известно, что показания этого свидетеля вам не нужны, и я не позволю, чтобы в зале суда проводились психологические эксперименты. Даже не думайте о том, чтобы я пересмотрел свое решение.
— Вы правы, ваша честь, — отвечает этот мерзавец. — Я попросил разрешения подойти к вам, чтобы заявить: этот ребенок явно не может выступать в качестве свидетеля.
Судья стучит молотком.
— Суд признаёт Натаниэля Фроста неправомочным выступать в суде. Повестка в суд в качестве свидетеля аннулируется. — Он поворачивается к моему сыну. — Натаниэль, можешь вернуться к папе.
Натаниэль соскакивает со стула и бежит по ступенькам. Мне кажется, что он спешит к Калебу, в глубину зала, но он бросается ко мне. Он с такой силой наскакивает на меня, что стул подо мной отодвигается на несколько сантиметров. Натаниэль обхватывает меня, выдавливая из моей груди воздух, который я забыла выдохнуть.
Я жду, пока Натаниэль поднимет на меня испуганные глаза — столько незнакомых людей в этом мире: секретарь, судья, стенографистка, прокурор…
— Натаниэль, — страстно шепчу я, привлекая его внимание. — Ты был самым лучшим свидетелем, которого я видела.
Поверх головы сына я перехватываю взгляд Квентина Брауна и улыбаюсь.
Когда Патрик познакомился с Натаниэлем Фростом, последнему было всего полгода. Первой мыслью Патрика было: как мальчик похож на Нину! Второй мыслью: сейчас на руках он держит причину, по которой они никогда не будут вместе.
Патрик особенно старался сблизиться с Натаниэлем, несмотря на то что иногда после визита он несколько дней был сам не свой. Он приносил Кузнечику маленьких дельфинов, с которыми можно плавать в ванной, «глупую замазку», бенгальские огни. Многие годы Патрик хотел залезть Нине под кожу — Натаниэль, который вырос у нее под сердцем, явно мог чему-то Патрика научить. Поэтому он таскался на прогулки, подменяя Калеба, когда тот уставал нести Натаниэля. Он разрешал Натаниэлю крутиться на кресле в своем рабочем кабинете. Он даже нянчил его целых два дня, когда Калеб с Ниной уехали на свадьбу к кому-то из родственников.
И в какой-то момент Патрик, который всегда любил Нину, настолько же сильно полюбил и ее сына.
Стрелки часов уже два часа как стоят на месте — Патрик мог бы в этом поклясться. Сейчас идет слушание о правомочности Натаниэля — Патрик не смог бы вынести эту процедуру, даже если бы и хотел. Но он и не хочет. Потому что там будет Нина, а они с Рождества не виделись и не разговаривали.
И дело не в том, что он этого не хочет. Господи, да он ни о ком, кроме Нины, и думать не может: о ее прикосновениях, о вкусе ее губ, о том, как она расслаблено прижималась к нему во сне всем телом! Но прямо сейчас эти воспоминания ничем не замутнены. Любые слова, которые они скажут друг другу, — повторные подземные толчки после основного землетрясения — только лишат их этой чистоты. И Патрик боится не того, что Нина ему скажет, а того, о чем промолчит. Что он не услышит, что она его любит, что он ей нужен, что для нее случившееся между ними так же важно, как и для самого Патрика.
Он опускает голову на руки. Где-то в глубине души он знает, что совершил грубейшую ошибку. Патрику хочется вырвать это сомнение из груди, поделиться с кем-нибудь своими страхами — с человеком, который бы точно его понял. Но его лучший, задушевный друг и есть Нина. Если она больше не друг… и она не сможет быть его… что им остается?
Собравшись с духом, он хватает со стола телефон и набирает междугородный номер. Он хочет проявить решительность, преподнести Нине подарок прежде, чем будет давать против нее свидетельские показания. Фарнсворт Макги, начальник полиции Бель-Шасс, штат Луизиана, снимает трубку после третьего звонка.
— Алло-о-у! — произносит он нараспев.
— Это лейтенант Дюшарм из Биддефорда, штат Мэн, — представляется Патрик. — Есть какие-нибудь новости о Гвинне?
Патрик легко представляет себе сейчас начальника полиции, с которым он познакомился перед отъездом из Бель-Шасс: лишних килограммов двадцать и копна черных, как у Элвиса, волос. В углу кабинета, за столом, — удочка; на доске информации — лозунг на бампер автомобиля: «ЧЕРТ, ДА, Я ДЕРЕВНЯ!»
— Ты должен понимать, что мы в нашей епархии двигаемся осторожно. Не хочу поспешить и людей насмешить, если ты понимаешь, о чем я.
Патрик стискивает зубы:
— Вы арестовали его или нет?
— Ваши власти все еще ведут переговоры с нашим начальством, детектив. Поверь мне, ты будешь первым, кому мы сообщим новости.
Он со злостью швыряет телефон — злится на идиота начальника полиции, на Гвинна, а больше всего на себя самого, что не взял дело в свои руки, когда находился в Луизиане. Но он не может заставить себя забыть о том, что он офицер полиции, что обязан подчиняться определенным правилам. Что Нина сказала «нет», даже если на самом деле хочет обратного.
Патрик таращится на телефонную трубку. С другой стороны, всегда можно заново себя открыть. Например, примерить на себя роль героя.
В конце концов, он видел, как это сделала Нина.
Через секунду Патрик хватает куртку и выходит из полицейского участка с намерением самому изменить ситуацию, а не ждать, пока она раздавит его, как каток.
