Алексей Рачунь - Перегной
Что еще за попадос, думаю. Ну, сажусь, а там, ты прикинь, шурин мой, ништяк, да? Все про него думали что он уже лет десять как в лагерях сгинул, ни весточки от него ни письма. А он, упырь этот, оказывается поднялся нехило, в авторитет вошел, в бизнес и теперь его значит, на родину потянуло, осваивать наши просторы. Он меня, слышь, с кичмана-то и сдернул.
И пошла у меня, это, слышь, братан, совсем другая житуха - там мы заправочку прибрали, здесь автосервис, тут ларечек, там ларечек, глядь и в универсам наш Штыринский уже в доляху к владельцу в пополам вломились. Цветмет-чермет, элеватор, молокозавод. Что не наше, оттуда заносят, что наше оттуда само затекает.
В общем зажил я, на всю катушку. Бабу свою бросил нахрен, надоела, старая стала, толстая.
- То есть как бросил?
- Да так, развелся. Пошла она нафиг, овца заштакетная. На новой женился. У меня щяс баба: титьки во, - он покачал на весу руками, талия во, жопа во, с лица можно мед пить, молодая! - Виктор жестикулировал перед мужиками, очерчивая в воздухе фигуру своей новой жены. Получалось нечто совсем уж фантастическое. Мужики одобрительно кивали.
- Да ты погоди, Витя, - перебил я его, - а шурин-то твой что?
- А что шурин?
- Ну не одобрил поди, развод-то?
- А, этот то? Дак как ему одобрить или нет, кто его спросит-то, сам посуди, он ведь теперь памятник.
- В каком смысле памятник.
- Убили его, братан, - Виктор хлопнул меня по плечу и легкомысленно заржал.
- В смысле как убили. Кто?
- Ну ты как маленький. Прикинь, нарисовался какой-то фофан, сел на поляну, которая уже поделена, всё переделил, всех подпёр - как его не убить? Многим людям дорогу перешел он своим появлением. Многим тесно дышать стало, а земля - шарик маленький, воздуха на всех не хватает. Вальнули его, сердешного, прямо в джипаке. Возле дома. Две пули - одна в сердце, вторая, контролечка, в голову.
Виктор глянул на звездное небо, перекрестился, пробормотал про себя несколько слов какой-то молитвы и добавил - а и поделом, я считаю. Ты это, кстати в уме держи.
- Что?
- Ну то, что земля маленькая, да к тому же квадратная, на каждом углу встречаемся. А кто несогласный, что земля квадратная, того как твоего Коперника и сжечь могут нахрен. Или убобонить с волыны как моего шурина. Нельзя в одного жить и ни с кем не делиться. И на борзометре на одном выезжать тоже нельзя, понял? Это еще Маркес, ты понял, сказал - нельзя жить в обществе и быть свободным от него.
- Маркс наверное, а не Маркес?
- Да какая нахрен разница, просто к слову пришлось, это мне тут рассказал один наблатыканный.
Виктор помолчал еще и предложил, - ну, давай что ли за шурина моего, за покойничка.
- Тоже, упырь, сука еще тот был. Все под себя греб, не делился - Витька, сгоняй сюда, Витька туда. Там разберись, здесь помирись, то-се. Я те чё, торпеда штоль?
- Погоди, а сейчас-то ты как?
- И сейчас при деле.
- При каком?
- Да все при том же. Не, ну не в таких объемах конечно, но цветмет - чермет весь на мне. Я за этой поляной смотрящий. Потому сюда и приехал, типа как в командировку.
- Что-то я не пойму, Виктор, так ты сейчас, получается, на тех работаешь, кто шурина твоего завалил?
- Э, братан, - глаза Виктора сузились и холодно сверкнули в отсветах костра, - во-первых, чё такого, во-вторых не лечи, не надо, лады?! Давай лучше еще выпьем.
Самогон был горьким как соль самых тяжких трудов. Небо было темным и неподъемным. Напротив крестился Щетина и бормотал - чудны дела твои, господи. Как люди живут, хоть романы пиши. Быват же этакое.
Небо уже серело и костер едва теплился. Мужики расползлись кто куда. Викторовы близнецы ушли спать в машину. Только нас ВиктОром не брал сон, да и хмель потрепал не особо.
Я сидел и шевелил палкой угли, а Виктор пересыпал в ладонях рябину.
- Кстати, это, на Прётской ликерке за сушеную рябину хороших денег могут дать, я договорюсь. Они из нее, слышь, коньячный напиток гонят. Вещь! Знал бы что у вас тут из напитков только самогон, захватил бы, привез на пробу. Только это, слышь, Татарин, две корзины им как слону дробина. Если сможешь организовать, ну мешков пять хотя бы, я бы забрал в следующий раз, закинул бы в Толямбу. Расчет потом, по сбыту. Как на это смотришь?
- Да не знаю я, Витя, надо поговорить с населением.
- А чего с ним говорить? Его морщить надо, ты понял, морщить!
- Так ты же сам говорил, что нельзя себя ставить выше общества.
- Не, братан, не так. Выше кодлы, выше шалмана что всем рулит, ставит себя нельзя. А население - на него не угодишь. Вот тебя возьмем - ты же взял, бортанул Толямбу нашего, отгрыз у него кусок, сел выше него и насрал ему на голову. И ничего - тебе кайфы, ты жируешь.
- Да где уж жирую...
- Да ладно, не прибедняйся. Ты ему кстати здорово хрен к носу прикрутил. Я сначала думаю, кто там такой борзый завелся, что за зверь нору выкопал. Толямба лечит - пришлый мол, беглец, а я и не ума, что это ты все бегаешь. Ну поехали, думаю, разберемся кто тут такой грозный. Волыну даже взяли с собой, прикинь.
Ох и заманались мы сюда тащиться. Это ж просто кабздец какие ебеня глухие. Я в таких еще не бывал. Как вы тут живете-то? Мы в двух местах тачку на лебедке вытягивали, а так бы не проехали ни в жизнь.
- Да нормально мы тут живем. Не хуже многих, а то и лучше даже.
- Да ты то уж точно лучше...
- Да брось.
- А че брось-то? Слушай, я тут вот чего подумал - как ты есть мой кореш и по жизни четкий пацан, то давай сделаем так - ну его нахрен, этого Толяна?!
- Да я не знаю, слушай. Все так неожиданно.
- Чего сомневаться. Толяна - в сторону. Мы так дело повернем, что он еще и должен будет. Не, ну наглухо-то его конечно отворотить - это тоже не по-людски. В общем будет он, как и прежде, раз в месяц приезжать. Только под контролем. И рыпаться он не будет, лады?
Я, хоть и был почти трезвым, соображал слабо. Больно ошеломительным был приезд Виктора. Мне хотелось посидеть, повспоминать...
Но Виктор и не думал ностальгировать. Он продолжал.
- Потом, по рябине тоже подумай. Организуй население. Кто рыпнется - сразу в торец, понял, ты теперь с поддержкой. Не бзди никого.
- Да я и так не особо...
- Ну еще бы, - заржал, разливая, Виктор, - такого бугая как Толямба заломал.
- Теперь еще вот чего. Толян с нас получает за каждую ходку двадцать процентов от стоимости. Но у него, смотри, бензин - раз, расходы на запчасти - два, время - три. То есть справедливо будет если доляха твоя уменьшится до десяточки.
- Погоди Вить...
- Нет, ты погоди, послушай. Что там он возил - масло там, всякую шнягу от Христосиков и что им продавал - это не нашего ума дело, в общем тебе - десятка. Лады?
- Нет Витя, не лады.
- Ну, ёпа, вот ведь ты жучара! Ну ладно, уважаю. Допустим, Толян где-то еще что-то притыривал и сбывал в левую. Хотя вряд ли, у меня муха не пролетит, но все же. Давай так - мы с тобой тоже часть притыривать будем и тут уж все по чеснаку. От притыренного - тридцаточка тебе, тридцаточка водиле, ну и сороковничек мне - я все же прикрытие по приемке обеспечиваю.
- Да погоди ты, - прервал я наконец Виктора, - оставь свой бизнес- план. Я все равно в этом ничего не понимаю. Сколько ты там себе притыришь, мне это вообще неинтересно. Мне не надо ни десять процентов, ни пять, ни даже три. Мне вообще ничего не надо.
- Опа! Обоснуй. А чего надо? Сдернуть отсюда хочешь - не вопрос. Завтра с нами уедешь.
- Да не, никуда я не поеду, а вот, кстати, Софью до Штырина не подкинете?
И я посвятил Виктора в подробности своего нынешнего бытования и в подробности семейного счастья.
- Че-то я тебя не понял, а нахрена тогда весь этот сыр-бор? - Изумленно развел руками Виктор.- Нахрена тогда Толяна сковырнул? Без бутылки тут не разберешься, давай - наливай и колись-ка, кореш мой драгоценный, чего удумал.
Как мне не хотелось сейчас шевелить мозгами, но пришлось. Радость встречи давно уже прошла. Она сменилась сначала оторопью от произошедшей с Виктором перемены, потом неизбежностью ведения переговоров.
Я изложил как я вижу дальнейший товарооборот. Все тоже самое, что я и раньше говорил Толяну. Дизель, продукты, вещи, инструмент и немного денег. И, желательно, без Толяна. С кем угодно, только не с ним.
- А ты значит, Робин Гуд, да? - задумчиво спросил Виктор. - У богатых отнимаешь, бедным отдаешь. Не верю, слышишь. Мутишь чё то, Витька.
- Да почему не веришь то?
- Больно ты в Толямбу нашего уперся. Больно ты жаждешь убрать его из схемы.
- Ну и что?
- А то, что если ты такой бескорыстный, то тебе по идее пофигу - он возит или не он, ты ж не для себя, для общества радеешь.
- Ну да, но тут, понимаешь, какая штука, Толян, он к моей жене приставал раньше...
- А, типа соперника убрать хочешь? Обратно не верю. Давай, колись, чё задумал. Твои условия невыполнимы - слишком много затрат на всю эту ебаторию. Да и нафиг она нужна, возиться с вами, списки ваши эти, тетрадки какие-то, вещи детские - езди все, закупай. Мы чё тебе, МЧС? Колись - сколько тебе нужно.
