Эрл Гарднер - Спальни имеют окна

Эрл Стенли Гарднер

«Спальни имеют окна»

Глава 1

Не женщина, а динамит в изящной упаковке… Маленького роста — ну прямо-таки карманное издание Венеры, высокогрудая, гладкобедрая, с тонкой талией, огромными карими глазами и волосами цвета спелого ячменя. Весила она не более ста фунтов, была очень хороша и жужжала, как рассерженная оса.

Учтивый хозяин коктейль-бара пытался растолковать ей что-то. Но у нее, похоже, было свое мнение и свои планы.

Эту девушку, такую крошечную и восхитительную, вполне можно было принять за фотомодель, из тех, кого так обожают ухажеры средней руки. Могла она сойти и за стюардессу, один взгляд которой бросает пассажира в сладостную дрожь.

Ее большие темные глаза сверкали гневом:

— Вы что, принимаете меня за уличную девку?

— Ну что вы, — объяснял хозяин бара. — У нас такое правило, закон, — если хотите, политика, наконец: дамам без кавалеров входить не разрешается.

Хозяин бара, продолжая говорить, уважительно и, можно даже сказать, галантно поддерживая ее под руку, постепенно выводил ее за пределы коктейль-бара.

В конце концов они оказались в вестибюле гостиницы. Таким образом, хозяин бара сделал свое дело и не стал больше задерживаться. Он улыбнулся, поклонился, повернулся и быстро удалился.

Она осталась стоять в некоторой нерешительности.

Услышав голоса, я выглянул из-за краешка газеты, которой прикрывался. Она окидывала холл блуждающим взглядом. Я хотел было притвориться, что читаю газету, но не успел. Мы встретились глазами. Она довольно долго смотрела на меня, потом отвела взгляд и задумалась. Я сложил газету. Она подошла, села в кресло напротив и принялась меня изучать. Сообразив, что она намерена рассмотреть меня во всех подробностях, я начал внимательно читать свернутую газетную страницу. Наконец я почувствовал, что ее глаза увидели все, что им положено было увидеть, и отложил газету. Она быстро отвернулась.

Теперь я в свою очередь принялся оценивать ее достоинства, насколько позволяли обстоятельства, разумеется.

Неожиданно мы опять встретились глазами. Она вскинула голову и улыбнулась мне. У нее была красивая, белозубая улыбка.

— Привет, кавалер, — сказала она.

— Привет, — ответил я.

— Откровенно говоря, я обдумывала, как мне поступить: то ли платочек уронить, то ли кошелек на виду оставить, то ли просто подойти и спросить, располагаете ли вы временем. Все эти варианты я отвергла. Не люблю ходить вокруг да около.

— Итак, вы хотите попасть в бар? — спросил я.

— Да.

— Зачем?

— Ну, может, я выпить хочу.

— Возможно, — оказал я.

— Может, вы мне нравитесь.

— Очень мило.

Она открыла кошелек, вытащила двадцатидолларовую бумажку и сказала:

Экспедицию финансирую я, естественно.

— Вы думаете, она вам обойдется так дорого?

— Не знаю.

— Поговорим об этом потом.

Я встал и предложил ей руку.

— Трудно будет туда попасть? — спросила она.

— Не думаю.

Мы направились к бару. Хозяин бара стоял у входа.

Я сказал:

— Послушайте, в чем дело? Почему вы не впустили мою сестру?

— Сожалею, — сказал он, — у нас такой обычай, правило, закон, наконец. Дамам без кавалеров входить не разрешается.

— Извините, — сказал я, — но я не знал и велел своей сестре ждать меня в вашем баре.

Он холодно поклонился и проводил нас к свободному столику. Затем он отошел и что-то сказал бармену.

Пришел официант и взял у нас заказ.

— Сухой мартини, — сказала она.

— И мне тоже, — сказал я.

Официант поклонился и исчез.

Она взглянула на меня и сказала:

— А вы славный.

— А я охочусь на женщин, может быть. Ваше тело, разрезанное на куски, найдут завтра утром где-нибудь на пустыре, может быть. Нельзя заговаривать с незнакомыми мужчинами.

— Я знаю. Мама предупреждала меня. — Она помолчала несколько секунд, потом сказала: — Я однажды пыталась остановиться в автокемпинге, но и там не обслуживают дам без кавалеров.

Я ничего не ответил.

— Если кавалер сопровождает даму, то ее практически невозможно обвинить в аморальности, — заметила она.

— Но вам-то не доставляет особого труда найти себе кавалера.

— Нет, — сказала она и быстро добавила: — Но, поверьте, я не хотела делать этого так, как сделала. А вы славный. Как вас зовут?

— Лэм, — сказал я. — Дональд Лэм.

— А меня Люсиль Харт. И раз уж мы брат и сестра, то давай без церемоний.

Вернулся официант с двумя бокалами коктейля. Он поставил их на стол и рядом положил счет.

Люсиль попыталась сунуть мне под столом двадцатидолларовую бумажку. Но я не обратил на нее никакого внимания, вытащил из кармана пиджака свой бумажник, вынул из него две однодолларовые бумажки и положил на стол. Официант дал мне сдачи — две двадцатипятицентовые монеты. Я взял одну, официант — другую.

Люсиль подняла свой бокал и сказала:

— Выпьем за преступление.

Я тоже поднял свой бокал, на дне которого лежала одинокая оливка, и сделал маленький глоток. В коктейле, определенно, было процентов шестьдесят воды, несколько капель сухого вермута и, возможно, чайная ложечка джина.

Люсиль поставила свой бокал, сделала гримаску, подмигнула мне и сказала:

— Мне кажется, мы им не понравились.

— По-видимому, нет, — подтвердил я.

— Во всяком случае, они не хотят, чтобы мы напились.

— Верно.

Я уселся поудобнее и, потягивая коктейль, время от времени оглядывал бар, пытаясь определить, что же здесь было такого, из-за чего ей так не терпелось проникнуть сюда. Надо сказать, что я не очень-то старался.

Была суббота. Я пришел в эту гостиницу на хвосте у человека, за которым давно и тайно следил. Теперь же я ждал прихода ночной смены, надеясь собрать о нем побольше информации. Но это могло подождать. У меня вся ночь была впереди.

Я еще раз оглядел зал. Здесь каждый вел свою игру.

Здоровенный грузный детина лет шестидесяти предлагал себя крашеной блондинке лет двадцати. Видно было, что он переживает лучшую пору своей жизни. Она же никак не могла решить, как ей быть. Она улыбалась его остротам, но в то же время глаза ее холодно и трезво оценивали его. Да, она была твердый орешек.

Компания из четырех человек с трудом преодолевала первый этап очередной попойки.

Длинноволосый юноша с выразительными глазами взволнованно излагал хорошенькой девчушке свои политические взгляды. Она наверняка слышала все эти разглагольствования и раньше, однако слушала внимательно, явно им восхищаясь.

Мужчина и женщина средних лет пытались скрасить однообразие семейной жизни выходом «в свет». Они честно старались изобразить взаимный интерес, то и дело переходивший в обычную скуку, которая неожиданно сменялась всплесками поддельного оживления.

И наконец, я увидел пару, которая интересовала Люсиль.

Мужчине было лет тридцать — тридцать три. У него был вид очень серьезного и ответственного человека.

Решительно сжатый рот говорил о том, что он привык принимать самостоятельные решения. В его поведении была та самая вежливая настойчивость, которая отличает коммивояжеров. Однако он был явно чем-то встревожен и походил больше на подстрекателя, чем на соблазнителя.

Женщина была моложе лет на пять-шесть. Она была не такая уж красавица, рыжеволосая, сероглазая. Однако в лице ее читался характер, а в манере держаться было что-то от человека, решившегося на опасную операцию. Она смотрела на мужчину преданными глазами. Но это была преданность, смешанная с уважением. В ней не было страсти.

Я сделал еще пару глотков и отодвинул бокал. Коктейль был таким слабым, что в нем даже привкуса джина не чувствовалось. Я решил, что именно эта рыжеволосая задумчивая женщина интересует Люсиль.

— Я не могу пить это отвратительное пойло, — сказала она.

Официант порхал вокруг нас и многозначительно покашливал.

— Еще два мартини, — сказал я официанту. — Мы увлеклись разговором, и, пока мы беседовали, коктейль согрелся. А я, видите ли, теплых коктейлей терпеть не могу.

— Да, сэр, — сказал он, убирая бокалы. — Понял, сэр.

— Зачем ты это делаешь, Дональд? — спросила она.

— Что?

— Даешь им еще один шанс посыпать соль на наши раны.

— Не знаю. Так уж я устроен.

— Скажи, а ты пытался бы меня подцепить, если бы я не сделала это первой? — неожиданно спросила она.

— Не знаю. Наверное, нет.

— Тебе хочется знать, что мне здесь нужно, верно?

— Нет.

— Что?! — изумилась она. — Конечно же да.

Я сказал:

— Ты рвалась сюда из-за вон той рыжей с серыми глазами, так ведь?

Глаза ее округлились от удивления.

— Послушай, кто ты такой? — спросила она, бросив на меня подозрительный и хмурый взгляд.

— Забудь, — сказал я, — зря я это сказал.

— Что ты мне шьешь? — Она была настроена весьма решительно.

— Забудь, — сказал я.

Официант принес еще два мартини и счет. Я дал ему два доллара. Он дал мне сдачи — две монеты по двадцать пять центов. Я взял их и положил на стол десятицентовик и еще два цента.