Тимур Зульфикаров - Земные и небесные странствия поэта
Ай сколько тут белоснежных саванов кафанов уродилось плещется томится на кустах…
…Яблоко ушло в реке
Форель златокрапчатая притихла в рассыпчатом серебре ручья
…А за дувалом кротко ждет улыбчивая мать
Мальчики вы где?..
Хасан и Хусейн …
Я один тут…
Я Хусейн…
Глава XI
БРАТЬЯ
Безвинная кишлачная косая глиняная полузабытая полуразрушенная мечеть Ханакаи-Хазрат…
И одинокий лазоревый путник на вечереющей хиссарской дороге дороге дороге…
Кто ты дервиш?..
Кто ты путник в ласковой лазоревой кочующей пыли пыли пыли?..
Друг! давай зайдем в вечереющую мреющую в неоглядном слезном поле кишлачную богову убогую мечеть мечеть мечеть
И там помолимся бездонному Аллаху
И хоть на миг друг друга кровно пожалеем да полюбим примем словно братья братья братья
А потом выйдем разойдемся в поле сонном ворожащем под ледовыми нечеловечьими Плеядами
И вновь чужие дальние прощальные немые безоглядные…
…А в поле дальнем Чингисхана стрелы реяли
А в поле нынешнем лютуют веют пули
В бессмертном поле смертны скоры пули убивают смертных человеков…
И!..
Глава ХII
СТРЕЛА. ПУЛЯ
И!
Стрела летела и пела вольная в вешнем веселом небе небе
небе
Человек шел и пел в вешних травах младенческих
колыбельных лепетных
А потом они встретились
А теперь оба лежат недвижно в травах безвинно втуне
веющих веющих веющих
Господь зачем была эта встреча? стрелы и человека?
пули и человека?..
Господь кому теперь травы веют?..
Невеселые…
…А в поле дальнем добром птичьи стрелы реяли певуче А стрела чаще ранила чем убивала
А стрела добрее пули…
Глава XIII
СТРЕЛА ЧИНГИСХАНА
Дервиш сказал:
— В детстве я часто восходил на высокую гору Кондару с кишлачными друзьями своими — там росла на самой вершине тысячелетняя святая чинара под которой покоилось древлее кладбище мазар давнозабытых шейхов варзобских
Этих давнопочивших смиренных шейхов высокогорных высокобожественных живые люди уже забыли и они одиноко тлели в каменистой земле высокогорья…
И от дождей и оползней их святые кости иногда выходили из земли и я вновь предавал их земле вместе с ржавыми землистыми наконечниками ветхих истлевших стрел…
…О Аллах! откуда тут стрелы?..
Из каких веков?..
А тысячелетняя чинара — надгробный памятник зеленый мавзолей стояла над усопшими шейхами и веяла нежно и печально как матерь над свежей могилой сыновей своих убитых в гражданской родовой резне войне…
А тысячелетняя чинара росла на самой вершине горы Кон-дара над бездонной пропастью…
И мои друзья отроки страшились влезать на вершину ее но я влезал на самую высокую ломкую свежую ветку…
И оттуда со сладким замираньем содроганьем глядел на необъятные переливчатые хребты нагорья гиссарские рамитские и дальные иные грезились струились перед моими младыми орлиными глазами…
…Однажды в декабре выпал богатый горный снег но я хватаясь за кусты вечнозеленой арчи (ничего нет в мире свежей и прекрасней запаха высокогорной арчи в свежевыпавшем альпийском снегу!) поднялся на вершину горы Кондары и увидел родную свою тысячелетнюю чинару — мавзолей усопших горестно забытых шейхов варзобских…
Тогда я по мраморным ледяным ветвям снежной чинары скользя цепкими ногами и руками забрался на самую высокую ветвь чинары и тут замер от неизъяснимой дивности открывшейся моим тленным очам очам очам…
…Было раннее утро было раннее горное слепящее юное солнце был первый жемчужный алмазный альпийский горный снег на горах и бесконечные дальние хребты ущелья нагорья струились курились дымились от необъятных снегов снегов снегов
Словно кипень первоснежья лежала переливалась алмазной белизной необъятная страна гор гор гор…
Регарские гиссарские близкие нагорья нестерпимо сияли ослепляли снежной парчой переходили в дальные зеркальные вершины заилийского Ала-тоо и далее стояли алмазы неслыханные кристаллы нерукотворные пирамиды Памира и Тянь-Шаня — бриллиантовые неоглядные хранилища снежных алмазов…
Господь! неслыханны невиданны алмазные россыпи Твои!..
Ййиии…
Да!..
И я ясно увидел как в дальнем потаенном ущелье дымчато чёрная горная волчица облизывала новорожденных сизых слизистых волчат а волк гнал по тянь-шаньскому леднику стадо винторогих скалистых козлов-нахчиров…
Да!..
Была лилась сияла утренняя хрустальная чистота и тут я явственно, словно на соседней горе, объятой алмазными снегами, увидел за необъятно бездонно дальными плывущими горами молодую изумрудную монгольскую синьцзянскую что ли такла-маканскую что ли гобийскую что ли степь молодых только что явившихся трав…
И в травах немо недвижно мучительно стояли монгольские тюмени необозримые низкие конницы…
А у кочевого шатра ханского на снежной алмазной словно обсыпанной этими свежими снегами чуткоухой кобылице ахалтекинской узколикой дивноглазой сидит недвижно Хакан в алом халате-дэле с рубиновыми травяными пуговицами…
И рысьи роящиеся его волчьи янтарные очи очи лисьи близкие! близкие! — я даже слышу дыханье их и вижу два узких костра в зрачках их! — глядят на меня через все снега всех нагорий свежеалмазных горящих от раннего родного утомчивого солнца…
Глядят на меня очи Хакана Чингисхана!..
Они молят меня:
— Мальчик! позови кликни меня с тысячелетней чинары!..
И я сразу тронусь содвинусь к тебе вместе с нетерпеливыми роящимися тюменями моими и два святых костра от зрачков моих перекинутся на грешные селенья града на земли твои и станут тысячами костров!
Айххххх! Урря! Орря! Урррангх!..
Иль не видишь как заждались заблудились застоялись кровяные гонные конницы мои?..
Дай мне знак! зрак! и сотронутся как водопады! как камнепады! как сели ползучие! святые конницы освободительницы хмельные мои…
Мальчик позови меня!..Рукой только с чинары мне махни!..
А иначе я пущу ореховую тугую безумную молниеносную огненную стрелу мою..
И она впадет влетит в тебя спалит тебя и ты с горящей чинары в пропасть бездонную полетишь а ты не орел беркут холзан а ты человек а ты падешь в пропасть а не в облака воспаришь…
…И Хакан не отрывая от меня рысьих глаз берет в руки лук и налагает на тетиву ярую бешеную кишащую нетерпеливую стрелу…
И вот уже стрела дрожа глядит на меня и вот уже стрела мне в горло юное арбузное глядит алчет молит ее спустить!..
Аййййййи-ииииих! йййи!..
Нет ничего в мире нетерпеливее неспущенной стрелы!..
Айдыххх!..
И зебба насмерть схваченного девьими коленями перстами у самой девьей пелены ограды плевы!..
Ойдыхх!..
Мальчик ты слышишь тысячное ржанье кумысных текучих кобылиц?..
Если им не гнать не бежать не кусать — то разорвутся бирюзовые гонные сосцы их!
То кипящие кишащие семена разорвут лона их! гнезда! чрева их! сосуды их!..
Если моим чагатаям нукерам не дать убивать чужих мужей — то они станут кривыми ножами и прямыми мечами отворять косо рубить слепо туго крушить своих родных!..
Айх! как страшны перезрелые перестоялые мечи ножи мужи! (ой вот где истоки всякой войны — и гражданской тоже!)
Айх мальчик родной сын мой никому тюменей раскосых разгонных гортанных смертных победных не унять не остановить!
Айх сынок! дай развернуться распахнуться раскидаться веселым блаженным знаменам хвостатым родимой войны!..
Мальчик! Только рукой махни позови помани тюмени кро-вомутные кроволиющие мои!..
Иль стрелу последнюю кровопийцу мстительную прими! впусти! возьми!..
Но я не поднимаю руки но я бешено срываюсь по скользким снежным ветвям стволам тесячелетней чинары скольжу схожу бегу теку на землю слетаю задыхаюсь маюсь упасаюсь падаю в снег девственный алмазный хрустящий забыв о дивных курящихся бездонных необъятных нагорьях плоскогорьях зазвезд-ных памирских тянь-шаньских неистовых ликующих кристаллах…
…Через пятьдесят лет я уже снежным старцем пришел в родной мой кишлак и поднялся на вершину горы Кондары и там стояла тысячелетняя чинара под собой таящая кладбище древлезабытых шейхов варзобских…
Только молния срезала небесную верхушку чинары…
И я дрожащими руками и ногами забрался на чинару но уже не увидел необъятных нагорий курящихся от первого снега алмазного потому что чинара потеряла высоту свою — молния срезала высокие ветви — и я увидел лишь близкие нагорья…
