Елена Травкина - Завтра будет среда

Митька неловко погладил трясущееся плечико и вышел из комнаты.

Через час все затихло.

Мама и папа спали, отвернувшись друг от друга.

Матвей ссорился с одеялом и, замерзая, крючился бубликом.

Митька посапывал у стены напротив. Негромко. Даже во сне злить Матвея не стоило.

Юлька улыбалась в потолок.

А рядом с ней осторожно перебирала ногами и встряхивала длинной челкой караковая лошадь.

Ьвобюл

- Дашенька, девочка, ты, главное, помни, что Бонечка боится сквозняков. Никакой рыбы, слышишь? Это вредно для почек…

- Конечно, тетя Катя. Не волнуйтесь вы так.

Гостья нетерпеливо кивает на все наставления, осматривая старую прихожую. Ну-ну, нам тоже интересно, с кем предстоит прожить две недели.  

Короткая стрижка, зеленые глаза. Хорошенькая? Телефон упорно хранит молчание. Кот Бонифаций ходит кругами и мурлычет. Как ты доверчив, мой друг!

Мы видимся каждый день. Перед выходом из дома Даша рассматривает меня. Пристально. Изучающе. Иногда хмурится. Чаще улыбается. Ну, что ж, я не против.

Дашша. Это похоже на шшипение кота Бонифация, когда он на что-то злится. А еще на шшуршание Шубы.

Ей нравится петь для меня. «Раз не видишь по глазам, читай по губам». Неожиданно. Разве Максим - это женское имя?

Вечером к ней приходит какой-то парень. Он называет ее Зайкой. Звучит очень ласково - Заайка. Я не знаю, кто это, но кот Бонифаций утверждает, что это как Шуба - мягкое и пушистое.

Сегодня Даша специально вернулась, чтобы еще раз взглянуть на меня. Приятно.

Она выдумщица. Решила, что мне жарко, и брызгает из бутылочки, а потом вытирает полотенцем. Я не в обиде, у нее очень нежные руки.

Снова этот парень. Мне он не нравится: вечно в грязной обуви. Кот Бонифаций обнюхивает следы и морщится. Даша замывает пол и задевает меня тряпкой. Какая мерзость.

Парень приходит теперь каждый вечер и уходит часа через два. На меня ноль внимания, как будто не видит. Быстро одевшись, убегает, и Даша обиженно кричит вслед: «Андрей!». Он возвращается и тычет в нее носом. Зачем?

У Андрея появился соперник, которого зовут Комп. Даша проводит с ним много времени, забывая обо всем, и Андрея это раздражает. Неплохой парень этот Комп, надо бы с ним познакомиться.

Вчера в прихожей появилась Елка, чем-то похожая на кота Бонифация. Только ее нам не хватало… Зеленая злюка противно царапает иголками, а Даша не сводит с Андрея сияющих глаз. «Мой рыцарь!» Что в нем такого, чего нет у меня? И что такое «рыцарь»?

Почти каждый вечер они ссорятся. Это громко и неприятно. Как звонок Телефона, когда никто не снимает трубку. Кот Бонифаций того же мнения. Он прячется под диван.

Разгневанная Даша похожа на хозяйку. Такая же старая.

- Я тебе что, шалава? Что ты ходишь сюда, как на экскурсию?!

- Да пойми ты! Если я успею вернуться до двух, значит, я задержался. Если после – значит, не ночевал дома.

- Может, мне пожалеть ее еще? А на Новый год ты здесь до десяти побудешь? Значит, так… Уйдешь сейчас - можешь вообще не возвращаться.

Дверь хлопает так, что я вздрагиваю. Даша плачет, обняв Шубу. Мы больше его не увидим?

Она не появляется. Стрелки Часов говорят, что прошли уже сутки. Я волнуюсь: неужели хитрый Комп держит ее в плену? Голодный кот Бонифаций тычет в меня носом. Теперь я знаю, это называется «целоваться».

Приходят подружки. Шумные, красивые, как Телефон, только разноцветные. Очень стараются мне понравиться. Красятся, прихорашиваются.

Чмок-чмок перед уходом.

- Не грусти. Найдешь другого, - и томный взгляд в мою сторону. Намек?

Даша бежит к Телефону на каждый его зов, а потом долго сидит рядом. Завидую. Я не умею говорить …

Утром она красит меня своей губной помадой и странным веществом белого цвета. Кот Бонифаций недоволен: это невкусная зубная паста. Мне все равно. Паста так паста. Наверное, таким я ей больше нравлюсь. Настроение праздничное.

Всю ночь Даша со мной и с Телефоном. В новом красивом платье, в туфлях на каблуках, с вином в бокале. Она берет Бонифация на руки и чокается со мной. И еще раз. И еще.

- Почему? Почему мне так не везет? Я же красивая. Я же очень красивая. Что ж ты не звонишь, гад?

Она много еще чего говорит. Плачет. Смеется. А потом… Потом Даша бьет меня. Кулаком. Сказав одно только слово: «Ненавижу».

К обеду она возвращается. Прощения не просит. Стоит и смотрит молча. Опухшее лицо, зареванные красные глаза, искусанные в кровь губы. Самый дорогой, самый любимый человечек.

Вечер. Коту Бонифацию скучно. Он хочет играть и трогает меня лапой. Даша тенью проскальзывает мимо.

Снова вечер.

Снова…

Оглушительно хлопает дверь, и Дашин голос рвет тишину в клочья:

- Боня, мы помирились! Боня, я перезжаю, слышишь? Как только тетя Катя вернется!

Даша кружится с котом Бонифацием, не глядя в мою сторону. Затем подходит, загадочно улыбаясь, и прижимает пальцы к губам. Длинные острые когти и нестерпимое сияние какой-то стекляшки.

- Я скоро выйду замуж.

Даша проснулась среди ночи от грохота. Вылезать из-под одеяла не хотелось. Полежала, прислушалась: может, салют?

- Бонька, Бонь… Это ты? Вот зараза.

Накинула одеяло на плечи, запахнулась поплотнее и пошлепала в прихожую, натыкаясь на углы и бормоча проклятия. Щелкнул выключатель, и плафон осветил на полу разбитое зеркало. Преломленный свет озорно играл на гранях. Как предсмертное видение, в осколках застыло много-много телефонов и кошачьих лап.

- Итишь твою… С теей Кааей разбираться теперь… Или уж новое купить?

Смела мусор, не обращая внимания на жалобое мяуканье Бонифация. И снова отправилась спать.

Обыкновенная история

- Как же я не хочу работать! – сказала Поля отражению в темном дверном стекле.

- Как же я не хочу… - пожаловалась кивающей вахтерше, забирая ключ от кабинета.

- Не хочу я… - затянула ту же песню вместо «здравствуйте» при входе в учительскую. И не допела. Никому не интересно было слышать это каждое утро.

В маленькой комнате с обшарпанными креслами и круглым столом посередине было тесно от дам постбальзаковского возраста. Потревоженный улей гудел на разные голоса. Разговор, как обычно, вертелся вокруг последних новостей.

- Вы слышали, Фурсенко…

- …новые стандарты…

- …будет вам бесплатное образование…

- ….церковно-приходская школа…

Вежливо улыбаясь, Полина протиснулась к окну, стараясь не глядеть на стенды с объявлениями и приказами: меньше знаешь – лучше спишь. Про что-то важное ученики и сами расскажут. Непостижимым образом они всегда все узнают первыми.

- … увеличить количество детей в классах…

- … за такую-то зарплату…

- …посадить бы его в 8а!...

- … сплошная безнаказанность…

Поля достала журнал из шкафчика и попыталась улизнуть, пока никто не вспомнил, что она и есть классная этого 8а. Тридцать четыре человека. Два второгодника. Парт и стульев хватает на всех, только если кто-нибудь болеет.

Два шага в сторону двери - и на пути выросла химичка Надежда Александровна. Из-под очков фанатично блеснули возмущенные глаза.

- Полина Павловна! Я хотела вам сказать… С этим надо что-то делать… Они оплевали мне доску… А еще…

Полина кивала и думала, что не случайно она так не любила в школе химию. Вот и детям ее тоже передалось.

- … что Аня Жукова совсем распоясалась. Вчера на уроке на мою просьбу доказать, что в состав сахара входят три разных атома, она ответила … мне даже неудобно повторять… «Бля буду».

- Какой ужас, - только и смогла ответить Полина и на всякий случай закатила глаза.

- А Петряков… Вы знаете, он просто неадекватен… Он садится за последнюю парту и падает со стула. Понимаете? Постоянно падает…

- Вы совершенно правы, Надежда Александровна, - возникшая невесть откуда верная подруга Женька под локоток оттащила химичку в сторону. - Дисциплина в 8а страдает, а дисциплина – это что? Это главное. Поэтому не сотрясаем воздух, а пишем докладную на имя классного руководителя. Затем идем к завучу, требуем собрать совет по профилактике…

Когда Женька увлекалась, она начинала тарахтеть без пауз между предложениями и словами. Ученики, любя, называли ее Джек-пулеметчик.

Химичка, как завороженная, смотрела Женьке в рот, а та, продолжая наставлять, обернулась и скорчила Полине рожу.

Дважды повторять не пришлось.

В кабинете, стоя перед видавшим виды зеркалом, Поля попыталась придать себе солидности. Поморщилась, расчесывая спутанные пряди: школа стояла почти в степи, и ветер безнаказанно расправлялся с любой, даже тщательно налаченной, прической. Подумала, что поход в парикмахерскую больше нельзя откладывать: корни уже темные. Поправила поднадоевший костюм, в который раз позавидовав Женьке: ей-то можно и в брюках - руководитель театра, богема, - а тут ходи весь год как Мэри Поппинс! Напоследок окинула себя придирчивым взглядом и сделала строгое учительское лицо: ну, что ж, начнем, пожалуй.