Елена Травкина - Завтра будет среда

- Ну?

- Чего ну? И приняли!

- Хватит на меня орать. Такого лося куда угодно примут. Кирпич-то здесь при чем?

Теперь замолчал Митька, вспоминая. …Новогоднее свечение ярко-рыжего паркета. Гулкий, точно в трубе, голос тренера: «Равняйсь!». И быстрый шепоток Влада: «Повезло. Троих до тебя выставили. Даже смотреть не стали».

- Проверить-то надо. Вдруг правда? Просто, если у меня всего три желания было, как в золотой рыбке, то осталось последнее. А у тебя после проверки будет еще два…

Юлька не стала слушать дальше: скучно поднялась и направилась к двери.

- Ты куда?..

- Отвяжись. То он мне кулаки показывает, то…

- Я тебя, как человека, прошу. А ты…

Юлька остановилась, накрутила длинную прядь на нос и решительно развернулась к брату.

- Ладно. Я тебе помогу проверить. А ты за это… скажешь Лерке Прокошиной, что она дура. При всех.

О Юлькины прищуренные, как у снайпера, глаза можно было порезаться. Но Митька кивнул согласно – не заметил. Он смотрел на кирпич. Смотрел как на живое, на спящее. Словно знал о кирпиче много больше. Так что Юлька неожиданно для себя перешла на шепот:

- Что хочешь, можно загадывать?

Митька сдул потную челку:

- Что хочешь. Давай.

Замерли девочки-кошки на постерах. Замерли часы. Положив на кирпич руку, Юлька помолчала немного и выдохнула:

- Пусть у меня будет лошадь.

Одним ударом Митька выбил кирпич из-под ее ладони. Юлька взвизгнула, кирпич глухо ударился о ковер и притворился мертвым. А Митька облизал кровь с разбитых костяшек и невнятно выругался:

- Дура. Мозгами пошевели, куда ты ее денешь, если появится? Маме чего скажешь? «Я тут подобрала на улице. Пусть с нами поживет»?

Юлька растерянно смотрела то на него, то на кирпич:

- Но ведь ты сам сказал: что хочешь.

- Денег попроси, айпад, фигню какую-нибудь,- кровь не останавливалась, и Митьку трясло от злости: - Умница ты наша.

Юлька тут же вскинула подбородок:

- Не нужен мне твой айпад. И деньги. Или ты тоже будешь говорить: «На улице подобрал. Пусть с нами поживут»?

- Я же не про лимоны. Ты хоть десятку попроси, чтобы выяснить, работает он или нет.

- Милостыню я еще не просила. У кирпичей.

Митька хотел уже снова ругнуться: что ж за сестра ему досталась – дубинноголовая. Но Юлька, подняв кирпич и перехватив его поудобнее, направилась к выходу.

- Куда?!

- К папе. Между прочим, у наших родителей тоже есть желания.

- Кирпич оставь, идиотка. А то подумают, что прибить кого собираешься. Или прибила уже.

Садиться на диван, поближе к скучавшему кирпичу, Митька не стал. Стоял посреди комнаты, как днем, делал вид, что смотрит на постеры, и разгадывал, что происходит по ту сторону: вскрики, смех, обиженный Юлькин голос и телефонный звонок.

Через минуту мрачная Юлька вернулась в комнату и плюхнулась на прежнее место:

- Ты не знаешь, кто маме все время звонит?

- Не знаю. Коллеги, наверное. Это как-то связано с желанием?

- Нет.

- Тогда чего спрашиваешь?

Сестра не ответила, сцепила руки на кирпиче и застыла. Часы вновь обрели голос, а Юлька читала и читала про себя бесконечную молитву. Митька уже стиснул было зубы: снова какая-нибудь лошадь? – как Юлька расслабила пальцы и открыла глаза.

- Вот. Все.

- Что все?

- Я загадала, чтобы наша сборная по футболу выиграла на чемпионате мира.

Митька кашлянул. Потом взялся за голову. Потом прошелся по комнате. К шкафу. К окну. К шкафу. К окну.

Юлька занервничала:

- Это было папино желание. Представляешь, как он обрадуется. Если, конечно, у тебя с эти кирпичом крыша не поехала.

- Ю-ля, - Митька навис над сестрой, как радивый родитель над дитятей в коляске. – Ю-ля. Чемпионат будет только в 2014 году. Чего-нибудь пораньше ты загадать не могла?

Юлька вспыхнула и, вскочив, толкнула брата острыми кулачками. Потом еще и еще:

- Хватит! Сам напридумывал всякой чуши и из меня пытаешься идиотку сделать!

Под градом мелких ударов Митька отступил к окну. Не в первый и не в последний раз он называл сестру дурой, и, чтоб вот так, будто её единственной надежды лишили…

- Ты чего?

Извиняться Митьке не хотелось, но не к Матвею же с кирпичом идти. Перехватил один кулачок, другой:

- Юль. Ну, Ююль… Чего ты завелась? Никакая ты не идиотка. Может, у мамы тогда спросишь? Ей футбол по барабану.

Из комнаты вышли вместе: Юлька наотрез отказалась расспрашивать мать в одиночку.

В зале все были заняты делом. Матвей ругался в чате и ругался в реале, забывая, что он в наушниках. Папа, скучая без чемпионата мира, лениво щелкал в кресле пультом от телевизора.

- Мам?..

Мама сидела в прихожей у зеркала и смеялась по телефону. Очень художественно смеялась: прямоугольник дверного проема смотрелся багетом, обрамляющим портрет двух мам сразу.

Снова помрачневшая, Юлька присела на боковушку кресла и набычилась. Митька примостился с другой стороны.

- Пап, а мама о чем мечтает? Ты знаешь?

- У вас такое домашнее задание, что ли? Счастья для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженным - так, кажется? – папа продолжал щелкать, но уже по инерции. - Как тебе сказать… Еще когда умные люди заметили, что сделать всех счастливыми невозможно.

- Но я про всех и не говорю. Вот мама о чем мечтает?

Ответить папа не успел. Мама сказала трубке: «Всего хорошего» и, поправив прическу, вышла в зал:

- Ну, Кузьменки, чего задумали? Что за семейный совет?

Папа с удовольствием посмотрел на маму - молодую, красивую, в ромашковом фартучке.

- Молодежь интересуют твои заветные желания. Не таи, поделись с тимуровцами.

Мама фыркнула:

- У меня только одно заветное желание – поскорей ремонт на кухне сделать.

- Поняли? Мужа ей другого хочется, рукастого, - хохотнул папа и снова уставился в телевизор.

Мама улыбнулась. Митька улыбнулся. А Юлька побледнела:

- Не надо.

- Что не надо? - все еще улыбаясь, мама сняла фартук.

- Другого. Не надо. Даже если это … коллега.

В зависшей тишине продолжал говорить один телевизор. «И о погоде. Завтра в городе Петрозаводске облачно. Температура воздуха днем…» А спустя мгновенье гонгом зазвенел высокий голос мамы:

- Юля, что ты несешь? Я – хороший специалист. Меня уважают. Много звонят, консультируются.

- Я видела…

- Что ты видела?!

- Вас. Я…

- Как ты смеешь?! Соплячка! – фартучный жгут взметнулся и упал, а Юлька схватилась за красную щеку. - Мать, свою мать подозреваешь!

Напевая: «Варить кофе, ждать любоовь», Матвей развернулся в кресле и застыл: прямо перед его носом отец пытался удержать маму за руки, а та вырывалась и тряпкой, не разбирая, хлестала Митьку, заслонившего сестру.

Все открывали рты, как рыбы в аквариуме - только Юлька молча смотрела перед собой.

Матвей стянул наушники, забыв, что собирался куда-то идти, и вздрогнул от резкого крика:

- Не смей подходить ко мне больше, слышишь?!

Вечер оборвался.

Митька с Матвеем ретировались к себе и уже оттуда слушали, как мама сквозь всхлипы сетует на неблагодарных детей, а папа невозмутимо считает капли валерьянки. Наказанная Юлька по-прежнему молчала. На диване. Отчаянно прижимая к груди второе и третье желания.

Уличный фонарь в утешение рисовал на ковре «классики». Часы привычно гремели никому не нужные одиннадцать.

Дверь в комнату приоткрылась, и в проеме застыл черный силуэт.

- Юль… Не спишь?..

Та шевельнулась и кивнула, запоздало поняв, что ее не видно:

- Иди сюда.

Митька проскользнул мимо постеров, потоптался в желтом квадрате, а потом поправил на плечах одеяло и присел на край дивана.

- Как ты?

Юлька помолчала. Митька тоже.

- Ты, правда, что-то видела?

Подождал ответа. Послушал тишину.

- Тогда расскажи про лошадей.

- Зачем?

- Надо.

- Ну, лошади... Они … большие. На них почти летаешь.

Юлька смотрела мимо брата, в потолок - в другую вселенную, где с визгом мчались среди звезд изукрашенные индейцы и пацаны купали в озере Красного коня. Там солнечные лошади целовали яблоки теплыми губами. Там святочные тройки взметали к небу снежные смерчи. И Юлькины глаза светились, как у Матвея за компьютером, неземно и безумно красиво.

Теперь помолчал Митька.

- Я придумал. Не надо загадывать лошадь насовсем. Понимаешь? Надо загадать, чтобы она появлялась тогда, когда ты захочешь. В парке. Или на даче.

Юлька вернулась на Землю и перевела взгляд с потолка на брата.

- Мить… Это же последнее твое желание.

- Ну, - согласно кивнул тот. – Последнее. И у тебя будет своя лошадь.

Юлька хотела сказать спасибо, но в горле только что-то булькнуло. А потом ей почему-то стало стыдно: вот еще, брата она не благодарила. И она булькнула горлом снова, а потом отвернулась к стене.