Розамунда Пилчер - Сентябрь

— Маниакально-депрессивный синдром.

— Так уж и синдром?

— Никуда от этого не деться.

Он нахмурился, помолчал и наконец-то задал вопрос, который подспудно мучил его весь вечер:

— Как ты думаешь, она не принимает наркотики?

— Да ты что, папа!

Он сразу пожалел, что высказал свои опасения вслух.

— Ты ведь лучше меня разбираешься в таких делах, я только поэтому и спросил.

— Не волнуйся, она не наркоманка, Боже упаси. Может быть, иногда принимает что-то слабое и легкое, так, для настроения. Многие сейчас балуются.

— Но ведь не постоянно?

— Папочка, я не знаю. Ты тревожишься за Пандору, но ведь повлиять на нее невозможно. Ее надо принимать такой, какая она есть, вернее, какой стала. Радоваться вместе с ней, смеяться.

— Как ты думаешь, она счастлива там, на Майорке?

— Судя по всему, да. Чего ей еще желать? Роскошная вилла, великолепный сад, бассейн, деньги без счета…

— А друзья у нее есть?

— Есть Серафина и Марко, они ей служат…

— Я не об этом.

— Понимаю. Нет, друзей ее мы не видели, так что я просто не знаю, есть они или нет. Мы вообще никого не видели, если не считать одного мужчину. Он был у нее в тот день, когда мы приехали, но больше ни разу не появился.

— Думаю, у нее наверняка есть любовник.

— Наверное, он и есть ее любовник, а не появлялся он на вилле из-за нас.

Арчи ничего не сказал на это, и Люсилла улыбнулась.

— Папочка, она живет совсем в другом мире.

— Знаю-знаю. Конечно, в другом.

Люсилла обняла отца, прижалась к нему и поцеловала.

— Ты не тревожься о ней.

— Постараюсь.

— Спокойной ночи, папочка.

— Спокойной ночи, родная. Благослови тебя Бог.

5

Воскресное утро выдалось хмурое, безветренное, воздух, казалось, застыл, и уставшие за неделю люди тоже не спешили просыпаться. Ночью шел дождь, на обочинах стояли лужи, с мокрых деревьев капало. Коттеджи в Страткрое дремали, никто еще не раздвигал штор. Много прошло времени, пока, наконец, открылась первая дверь, потом вторая, третья, люди стали растапливать камины, пить чай, из труб заклубился дым. Кто-то выводил собак погулять, кто-то стриг живую изгородь, мыл машину. Мистер Ишхак открыл свой магазин и продавал свежие булочки, молоко, сигареты, воскресные газеты, словом, все, что нужно семье, чтобы заполнить свободный день. На колокольне пресвитерианской церкви зазвонил колокол.

В усадьбе Крой первыми спустились вниз Джефф и Хэмиш и сами приготовили себе завтрак: яичницу с салом, сосиски, салат из помидоров, множество тостов — раза три-четыре загружали тостер, — джем, мед, несколько чашек крепчайшего чая. Когда Изабел немного погодя появилась в кухне, то увидела в раковине грязные тарелки, а на столе записку от Хэмиша:

«Мамочка, мы с Джеффом взяли собак и пошли к озеру. Ему хочется посмотреть озеро. Вернемся к половине первого, как раз мясо будет готово».

Изабел заварила себе кофе, села и стала пить, думая, что нужно почистить картофель и сделать пудинг. Довольно ли у них взбитых сливок для фруктового пюре? Пришла Люсилла, за ней Арчи в своем лучшем твидовом костюме, потому что сегодня была его очередь читать в церкви Библию. Ни жена, ни дочь не вызвались пойти с ним, у них дел выше головы, ведь приготовить парадный обед на десятерых — не шутка.

Пандора проспала все утро и вышла из комнаты лишь в начале первого, когда все главные дела были уже переделаны. Но при первом же взгляде на нее стало ясно, что она тоже не бездельничала, а трудилась над усовершенствованием собственной внешности: вымыла волосы, покрасила ногти, сделала макияж, облилась «Пуазоном». На ней было платье в ярких разноцветных ромбах из тонкого дорогого джерси и такое элегантное, что было ясно — оно куплено в Италии. Обнаружив Люсиллу в библиотеке, Пандора объявила ей, что великолепно выспалась. Но тут же с удовольствием устроилась в глубоком кресле и благосклонно согласилась выпить стаканчик хереса.

Рано утром в коттедже Пенниберн Ви пила чай в постели и раздумывала, с чего начать день. Наверное, надо пойти в церковь, ей есть о чем помолиться. Она углубилась в свои мысли… Нет, не пойдет она в церковь, она предастся сибаритству. Полежит еще в постели, сегодня ей понадобится много сил; дочитает роман, потом встанет, позавтракает и займется просроченными счетами, проверит, сколько ей необходимо перечислить в пенсионный фонд, подсчитает сумму возмутительно наглых поборов, которые наложила на нее налоговая инспекция. На обед она приглашена к Изабел и Арчи. Эдмунд с Вирджинией и Генри заедут за ней и отвезут в Крой.

Мысли о предстоящем обеде вызывали у нее тревогу, предвкушения удовольствия и в помине не было. Да и погода выдалась под стать настроению: всю ночь лил дождь, сейчас сыро, безветренно, землю развезло. В такой день особенно важно всеми силами поддерживать бодрость духа. И Вайолет решила, что для душевного и телесного комфорта наденет серое шерстяное платье, а новый шарф от «Эрмес» придаст ей уверенности.

Вирджиния ходила по дому и искала Генри.

— Генри, где ты? Пора одеваться.

Он был в детской, строил на полу из конструктора «Лего» космический корабль и недовольно посмотрел на мать — кому хочется отрываться от игры.

— Одеваться? Зачем?

— Потому что мы сейчас едем в гости, нельзя же появиться в таком виде.

— Почему нельзя?

— Потому что у тебя джинсы грязные и рубашка грязная, и башмаки грязные, и сам ты как поросенок.

— Это что же, я должен вырядиться как на парад?

— Нет, просто надень чистую рубашку, чистые джинсы и чистые кроссовки.

— А носки?

— И чистые носки.

Генри обреченно вздохнул.

— А корабль разобрать — и сложить в коробку?

— Ну конечно, нет. Оставь все как есть, но поторопись, а то папа станет нервничать.

Она взяла сына за руку и повела в спальню, села на его кровать и принялась стаскивать с него майку.

— А еще какие-нибудь дети там будут?

— Хэмиш.

— Дождешься от Хэмиша, чтобы он со мной играл.

— Не понимаю, Генри, почему ты так пасуешь перед Хэмишем. Если ты перестанешь пасовать, он с удовольствием будет с тобой играть. Снимай джинсы и кроссовки.

— Кто еще там будет?

— Мы и Ви, Арчи и Изабел Балмерино, Люсилла — она приехала из Франции, ее приятель, которого зовут Джефф, и Пандора.

— Кто такая Пандора?

— Сестра Арчи.

— Я ее знаю?

— Нет.

— А ты знаешь?

— Тоже нет.

— А папа знает?

— Папа знает. Он знал ее, когда она еще была маленькой девочкой. И Ви ее знает.

— А почему ты не знаешь?

— Потому что она много лет жила за границей. Даже в Америке. И сейчас в первый раз после такого долгого отсутствия вернулась в Крой.

— А Алекса ее знает?

— Нет. Когда Пандора уехала в Америку, Алекса была совсем кроха.

— А Пандора знает, что твои бабушка и дедушка живут в Лиспорте?

— Не знает. Они живут на Лонг-Айленде, а Пандора жила в Калифорнии, это на другом краю Америки.

— А Эди ее знает?

— Эди знает. Эди ее с рождения знает.

— Какая она?

— Господи, Генри, да я ее в жизни не видела, откуда мне знать. Ты ведь помнишь портрет, который висит в столовой в усадьбе Крой? На нем изображена очень хорошенькая девушка. Так вот, это Пандора в юности.

— Надеюсь, она все такая же красивая.

— Тебе нравятся красивые девушки?

— Уродливые не нравятся, это уж точно. — Он скроил жуткую гримасу. — Такие, как Лотти Карстерс.

Вирджиния против воли засмеялась.

— Перестань, Генри, ты меня уморишь. Дай расческу и иди умываться.

Эдмунд позвал снизу:

— Вирджиния!

— Сейчас идем!

Он ждал их. На нем был подобающий случаю серый фланелевый костюм спортивного покроя, клетчатая рубашка, галстук цветов клуба, синий кашемировый пуловер и коричневые итальянские мокасины от Гуччи.

— Пора ехать! Опаздываем же.

Вирджиния подошла к нему и поцеловала.

— Вы очень красивый мужчина, мистер Эрд, вам это известно?

— От вас тоже довольно трудно оторвать взгляд, миссис Эрд. Идем, Генри, идем.

Уселись в «БМВ» и наконец-то поехали. На минуту остановились в деревне у магазина мистера Ишхака, где Эдмунд купил толстенную пачку воскресных газет, и дальше, в Пенниберн.

Ви услышала шум их мотора и стала запирать парадную дверь, она уже была готова. Эдмунд распахнул навстречу ей дверцу машины, и она села рядом с ним. Генри восхитился, какая она нарядная, и тут же сообщил ей об этом.

— Спасибо, голубчик. Этот прелестный шарф подарила мне твоя мама, привезла из Лондона.

— Помню. А мне она привезла крокетную биту и мяч.

— Ты мне показывал.