Розамунда Пилчер - Сентябрь
И так далее обо всех соседях Балмерино, а соседом считался каждый, кто живет в радиусе двадцати миль от Кроя: семья Бьюкенен-Райт, Фергюсон-Кромби, новоселы из Ардномойя… Ну, и конечно, было рассказано, у кого дочь вышла замуж, чей непутевый сын заделался брокером в Сити и теперь гребет миллионы.
Не пропускалась ни одна мелочь. Единственно, чего разговор ни разу не коснулся, точно по тайному уговору, была сама Пандора и ее жизнь за все те двадцать с лишним лет, что она прожила не здесь.
Она не возражала. Она вернулась домой, в любимый Крой, и только это для нее сейчас и важно. Годы, прожитые столь легкомысленно, вдруг стали казаться блудной дочери сном. Неужели все это случилось с ней? Нет, быть не может, то была какая-то другая женщина, а она, Пандора, здесь, окруженная своей семьей, она счастлива, прошлое забыто.
Пандора сидела за кухонным столом, пила кофе и глядела на Изабел, которая отскребала в раковине сковороду; на ней были красные резиновые перчатки, синий с белым фартук, милое скромное платье. И Пандора вдруг подумала, что ведь Изабел удивительная, необыкновенная женщина, трудится не покладая рук, полна доброжелательности и ничуть не сердится, что остальные члены семьи разбежались и предоставили ей убирать со стола и мыть грязную посуду.
Действительно, после ужина Арчи ушел к себе в мастерскую, испросив позволения у дам. Хэмиш согласился — правда, небескорыстно — скосить крокетное поле, благо, на дворе еще совсем светло. Он побежал туда чуть ли не с радостью, и его готовность произвела на Пандору сильное впечатление. Но она и не подозревала, какое сильное впечатление она сама произвела на Хэмиша. Узнав, что к ним в гости едет его тетка, мальчик сразу заскучал. Ему представилась пожилая особа, похожая на Ви, седая, в туфлях со шнурками, и когда он увидел Пандору, то онемел от изумления — красавица, молодая, одета потрясающе, настоящая кинозвезда. За ужином он ломал голову, как бы показать ее ребятам в Темплхолле. Может быть, папа привезет ее туда на какой-нибудь матч. Вот зауважают его мальчишки! Интересно, любит она регби?
— Изабел, какой прелестный мальчик Хэмиш.
— Я сама его люблю больше, чем надо. Только бы он не вымахал ростом с каланчу.
— Он будет красив как бог, — Пандора отпила кофе. — Тебе нравится Джефф?
Джефф, за две недели пресытившийся, как и следовало ожидать, обществом дам и непривычной ему красивой жизнью, увез Люсиллу в «Герб Страткроя» выпить банку светлого «Фостера» в обществе мужчин и восстановить привычное состояние духа.
— По-моему, он очень славный.
— И ужасно добрый. За все время нашего долгого путешествия ни разу не вышел из себя. Правда, молчун. Наверное, все австралийцы очень сильные и все молчуны. Впрочем, не знаю, я никогда раньше не знала ни одного австралийца.
— Как, по-твоему, Люсилла влюблена в него?
— Нет, не влюблена. Они просто… э-э… добрые друзья, у них это так называется. Дурацкое выражение. И потом, она еще совсем девочка. Кто в девятнадцать лет мечтает о прочных, постоянных отношениях?
— То есть о браке?
— Нет, милая Изабел, я вовсе не о браке говорю.
Изабел ничего не ответила. Пандора поняла, что сказала не то, надо оставить эту деликатную тему и поскорее найти какой-нибудь безобидный забавный предмет для разговора.
— Изабел, а ведь ты кое о чем забыла: не рассказала о Дермоте Ханикомбе и Теренсе. Они по-прежнему держат антикварный магазинчик?
— Ах, Боже мой. — Изабел повернулась к ней от раковины. — Неужели Арчи тебе не писал? Очень печальная история. Теренс умер лет пять назад.
— Не может быть. И что же бедняжка Дермот? Нашел себе другого симпатичного молодого человека?
— Нет, что ты. Он ужасно горевал и остался верен его памяти. Мы все думали, он уедет из Страткроя, но он остался. По-прежнему держит антикварный магазинчик, по-прежнему живет в своем маленьком коттедже, один-одинешенек. Иногда приглашает нас с Арчи ужинать и подает крошечные порции безумно изысканных блюд с очень странными соусами. Арчи приезжает домой голодный как волк и, прежде чем лечь спать, съедает тарелку супа или хлопьев с молоком.
— Бедный Дермот. Надо будет заглянуть к нему.
— Он очень обрадуется. Всегда спрашивает о тебе.
— Можно будет купить у него какую-нибудь безделицу и подарить Кэти Стейнтон на день рождения. Мы ведь еще ничего не обсудили. Это я о бале.
Изабел наконец-то разделалась с посудой, сняла резиновые перчатки и повесила их сушиться, а сама села рядом с золовкой.
— Дом будет забит до отказа? — спросила Пандора.
— Нет, он вовсе не будет забит. Хэмиша мы отвезем в школу, у него начинаются занятия. Останемся только мы да какой-то грустный американец, Кэти познакомилась с ним в Лондоне, пожалела и пригласила сюда. У Верены нет места, поэтому он поселится у нас.
— Вот как? Очень мило. Кавалер для меня. А почему он грустит?
— У него недавно жена умерла.
— Печально, но, надеюсь, он не вгонит нас в тоску. Куда ты его поместишь?
— В твою бывшую комнату.
Итак, на этом поставлена точка.
— А где мы будем обедать в день праздника?
— Наверное, здесь. Можем пригласить Эрдов и Ви. Они у нас завтра обедают, вот и обсудим вместе с Вирджинией.
— Эрды у нас завтра обедают? Я не знала.
— Видно, я просто не успела тебе сказать. Потому-то Хэмиш и косит поле.
— Так приятно подвигаться после обеда на открытом воздухе. А что ты наденешь на бал? У тебя есть новое платье?
— Нет, я все деньги израсходовала. Пришлось купить Хэмишу пять пар новых башмаков, школа требует…
— Как же так, ты должна быть в новом платье. Мы поедем и купим. Куда лучше поехать? Наверное, в Релкирк. Освободим себе день…
— Ах, Пандора, я же тебе сказала… Сейчас это невозможно.
— Милая моя, хорошая Изабел, неужели ты не примешь от меня в подарок такую малость?
Открылась дверь со двора, и появился Хэмиш. Он успел скосить траву, хотя было еще довольно светло, и опять, как всегда, зверски хотел есть.
— Ладно, потом обсудим.
Хэмиш взял несколько батончиков из спресованных хлопьев, горсть шоколадных печений, налил стакан молока. Пандора допила кофе, поставила на стол чашку, зевнула.
— Пойду-ка я, пожалуй, спать. Ужасно устала, — и она поднялась. — Спокойной ночи, Хэмиш.
Она и не подумала поцеловать племянника — к его великому облегчению и разочарованию.
— Арчи все еще в мастерской? Я загляну к нему на минутку, поболтаю, — Пандора наклонилась и поцеловала Изабел. — Спокойной ночи, родная. Я так счастлива, что дома. Спасибо тебе за чудный ужин. До свидания, до завтра.
Арчи сосредоточенно трудился в своей мастерской при свете сильной лампы под широким абажуром, которая бросала яркий свет на его верстак. Он раскрашивал деревянную фигурку — Кэти и ее собака. До чего же тонкая и кропотливая работа. Юбка в неяркую клетку, вязаный свитер, летящие волосы, и нужно передать не только фактуру, но и игру света. Это требует большой ловкости и мастерства.
Он положил колонковую кисть, взял другую и тут услыхал шаги Пандоры. Их нельзя было не узнать. Вот она спустилась по каменной лестнице, которая вела из кухни, вот ее высокие острые каблучки застучали по каменным плитам полутемного коридора… Он замер с кистью в руке и ждал. Дверь открылась, Пандора заглянула в мастерскую.
— Не помешаю?
— Конечно, нет.
— Ну и темень, я не нашла выключателя, настоящее подземелье. Зато здесь у тебя так светло и уютно, — она взяла стул и села рядом с братом. — Что ты делаешь?
— Раскрашиваю.
— Вижу. Какая прелестная фигурка. Где ты ее взял?
— Сам вырезал, — признался он не без гордости.
— Ты?! Арчи, у тебя талант. Золотые руки, я и не знала.
— Подарок для Кэти в день рождения. Это она со своей собакой.
— Ты замечательно придумал. Но ведь раньше ты ничего не мастерил. Все наши игрушки чинил папа, и он же склеивал разбитый фарфор. Ты что же, специально учился?
— В общем-то, да. Когда меня ранили… Когда мне ампутировали ногу, — поправил себя он, — и выписали из госпиталя, то отправили в Хедли Корт, это реабилитационный центр для солдат-инвалидов, которые получили физическое увечье. Там делают протезы рук, ног, ступней, тебе заменяют все, чего ты лишился, если только этот орган можно заменить. И потом ты живешь несколько месяцев в адских муках, привыкая пользоваться этим протезом.
— Лихо тебе пришлось.
— Ничего, выдержал. Многие пострадали гораздо сильнее, чем я.
— Какое счастье, что ты остался жив, что тебя не убили.
— Да уж.
— Очень трудно жить с протезом?
— Без протеза было бы еще труднее, а третьего не дано.
— Ты не рассказывал мне, как все случилось.
— Лучше тебе не знать.
