Семен Чухлебов - Я сын батрака. Книга 1
«ОХОТА И ОХОТНИКИ»
Я эту главу специально взял в кавычки, потому что, какие были охотники, такая была и охота. Сидим с Павлом Кошевым на призьбе у их хаты, подходит к нам Лёнька Беленко, поздоровался и говорит: «Что будем делать?» А я им говорю: «А давайте пойдём на лиманы и поохотимся на уток, говорят, там уток видимо-невидимо». Я хоть и был на год младше Павла и Алексея, но инициатива в таких случаях почти всегда исходила от меня. Ребята, начали думать. Я снова беру инициативу в свои руки: «Ну что вы думаете, все равно делать нечего, а до вечера ещё далеко, и оружие у нас есть, у Павла, у меня луки со стрелами, так что пойдемте. Настреляем уток, разведём костер и их пожарим».
От того, чтобы поесть жареных уток, никто не откажется. И мы пошли. Пока шли по хутору, к нам присоединилось ещё человек семь, а может и больше. Идёт по хутору босая ватага ребят, возраста от семи до десяти лет. Бабки нас спрашивают: «Куда это вы собрались?» — «На охоту» — гордо отвечаем мы.
До первого лимана дошли без приключений, это недалеко, с километр от хутора. Малыши шли, от нас не отставали и не хныкали. Но на первом лимане уток не было, решили идти до второго, а это уже километра три от хутора. Для нас девяти-и десятилетних это не расстояние, а вот для семилетних мальчишек? Выдержат ли они? Хотели их домой отправить, но они не хотят возвращаться, пойдём с вами, и всё тут. «Да пусть идут», — говорит Лёнька Беленко.
Пошли, не пройдя и полпути, как у нас начались проблемы. Малыши устали и разревелись, хоть возвращайся назад. А нам возвращаться не хочется, уж очень хочется жареной утятины. Старшие провели собрание, и решили что, с малышами вернётся Иван Поповка, а мы, трое, пойдём дальше. Так и сделали. Пришли к лиману, он большой весь зарос камышом и всякой зелёной травой. Утки на воде сидят, но далеко, из моего самодельного лука их не достать.
День покатился к вечеру, и нам хотелось и пить, и есть. Решили насобирать грибов и пожарить. Павел остался разводить костер, а мы с Лёнькой пошли за грибами. Принесли немного грибов и начали печь на костре. Я съел один гриб, он мне показался невкусным, ребята ещё жарили и ели, а я от грибов отказался и, пошёл обследовать окрестности лимана. Отошёл от ребят метров на пятьдесят, вижу сквозь заросли камыша голову селезня, у него такая красивая голова с цветным оперением. Я сразу упал на живот, приготовил лук, стрелу. Хотя стрела, это громко сказано, вместо стрелы у меня была палочка, с краю заострённая и лук был не лучше. Ну, вот такое оружие, другого оружия у нас не было. Ползу по-пластунски, в сторону уток, подобрался к ним так близко, наверное, метров на десять, отлично вижу жениха уток, селезня. Он поднял голову, что-то крякает своим невестам, то есть уткам, а они, не обращая на него внимания, спокойно щиплют траву. Я, не вставая, прицелился в голову селезня, натянул тетиву своего лука и пустил стрелу в цель.
Моя, так называемая стрела, долетела до селезня и шлёпнулась у его ног. Глава утиной стаи на шаг отступил от неё, наклонив голову, смотрит на стрелу и думает, что это за палочка такая обструганная и от того белая, и откуда она взялась? А утки даже внимания не обратили на мой «смертоносный» снаряд. Что делать? Стрел у меня больше не было, лежать здесь нет смысла, и я поднялся. Утки, увидев меня, вспорхнули и улетели. Утку я не добыл, но не будем терять надежды, что-нибудь для еды, все равно добуду. Тут я увидел, что недалеко пасётся лошадь. Чья же это лошадь, подумал я, надо проверить. Подхожу к ней, а она от меня не убегает, а напротив, легким ласковым ржанием подзывает меня к себе. В чём дело, думаю, что это она так дружелюбно ко мне настроена, ладно, посмотрим. Подхожу, смотрю, а это кобыла, и видать с жеребёнком, только где её жеребёнок, непонятно, вблизи его нет. Вымя у кобылы так молоком распёрло, что соски торчат в стороны. Да, милая, тебя давно надо подоить. А доить её обязательно надо, иначе животное погибнет, ей сейчас больно, вот она и зовёт меня, чтобы я ей помог. И для кобылы, и для меня это было кстати. Я уже давно хотел и пить, и есть, так будет молоко для меня, а кобыле станет легче, только вот во что подоить, надо поискать посуду у лимана, там охотники её иногда оставляют. Иду к лиману, а лошадь идёт за мной, никак не хочет меня отпускать, так я ей нужен.
Поиски мои увенчались успехом, в руках у меня пол-литровая стеклянная банка, правда, грязная, но это не беда, рядом воды полно. Пока я мыл банку, кобыла стояла рядом со мной и тихонько ржала, призывая меня поторопиться. Я, с помощью пучка травы и воды, вымыл банку, зачерпнул в неё воды, и пошёл к кобыле, что бы вымыть её вымя, мама так делала когда доила корову. Надоил молока в банку, половину банки выпил с удовольствием, уж очень хотелось. А молоко парное, теплое, да такое жирное, как сливки, ну те, что из горшка я пальцем собирал. Чувствую, что животик мой наполнился, сколько мне надо, я же был девятилетним мальчишкой.
Думаю надо надоить и ребятам отнести, а то они там сидят голодные меня с уткой ждут. Начал снова доить кобылу, она покорно стоит и никуда не уходит. Молока в банку я надоил довольно быстро, хотел уже уходить, но кобыла меня не отпускает, она призывно ржёт, кивает головой и стоит на месте. Да думаю, значит, я не всё молоко выдоил, стал сдаивать молоко прямо на землю. Сначала у меня получалось хорошо, потом мои детские пальчики устали, и я не мог выдоить молоко из соска. Тогда я начал доить всей кистью, пошло лучше, но, недолго, кисти тоже устали, а доить надо, так как молока в вымени ещё много, и оставлять никак нельзя, вы уже знаете почему. От такой работы я вспотел, руки предательски начали дрожать, нет, думаю, надо отдохнуть, иначе у меня ничего не получится. Сижу, отдыхаю, а лошадь не уходит, смотрит на меня и почему-то головой качает, как бы осуждает меня. Мол, что же ты такой слабый, спортом заниматься надо. Я кобыле мысленно говорю: «В общем-то я не слабый, но справиться с такой кобылой, как ты, ты меня извини».
На этом наш диалог закончился, я отдохнул и вновь принялся за работу. С трудом справился с непосильной для меня работой, шлёпнул ладошкой, кобылу по крупу, и она побежала легкой рысцой, от удовольствия задрав высоко хвост. Я несу ребятам молоко, иду осторожно, чтобы не расплескать, постоянно смотрю под ноги. И вдруг, что я вижу, утку, которая лежит и не шевелится. Я подумал, что же это она меня не испугалась. И вообще думаю, откуда она здесь взялась, может её я подстрелил и не заметил, потом подумал, да нет, я никого не подстрелил, да этой палочкой разве кого убьёшь. Осторожно ставлю молоко на землю, беру находку, рассмотрел её и понял, что она тут лежит минимум недели две, но всё-таки взял её и потащил к ребятам.
Подхожу к ним и говорю: «Вот смотрите, я утку подстрелил». Они обрадовались, соскочили и ко мне. Павел Кошевой берёт утку, рассматривает её и говорит: «Та не Сеня, она дохлая». Сказал и небрежно бросил её в кусты. А вот молоку мальчишки обрадовались, они с удовольствием выпили молоко, через некоторое время почувствовали прилив сил, и мы отправились домой.
Домой я пришёл, когда уже стало темно, устал до невозможности, на такие расстояния я ещё не ходил. Мама увидела меня и спросила: «Сеня, ты вичерять будешь?» — «Ни, мама, я спать хочу», — сказал я и, не помыв пыльные ноги, упал на постель, и сразу уснул.
Мне так и хочется этот рассказ закончить словами: «СЛАВНАЯ БЫЛА ОХОТА». Откуда эти слова, я думаю, вы знаете. А вот ещё об более серьёзной охоте.
Весной, когда птицы свивали гнёзда и снесли яйца, вот тогда у нас, хуторских мальчишек начинается охота за птичьими яйцами. Во время войны, да и сразу после войны, птиц было много, даже очень много. В это время их никто не убивал, химикатами не травил, живи птичье поголовье в своё удовольствие, да размножайся. А на юге лето тёплое и длинное, поэтому птицы делали по два, а то и три выводка, так что птичья армия была супер многочисленной. И вот, когда эта бесчисленная армия начнёт нестись, вот тогда вся хуторская ребятня идет на яичную охоту. Собирается толпа человек пятнадцать-двадцать, и в поход. По хутору идёт разношерстная ватага мальчишек, в основном босиком, старая степная колючая трава нас не путает, есть цель, и мы идём. Где гнездятся птицы, мы знаем, воробьи, в основном, в старых скирдах соломы и в крышах кошары, они тоже из соломы сделаны. Так как старых соломенных скирд, вблизи не осталось, то мы сразу направляемся к кошаре. Первая кошара недалеко, километра полтора от хутора, вторая дальше, километра три. Расстояние нас не пугало, главное набрать больше яиц, самим наесться и домой принести. Подходим к кошаре, я смотрю на крышу, а она усеяна дырками, их так много что глаза разбегаются, вот это и есть воробьиные гнёзда. Крыши не высокие, мы мальчишки идём понизу и обшариваем всё углубления. Если наберём недостаточно яиц, то тогда забираемся выше. Первую партию яиц съедаем тут же. Разбиваем, содержимое выливаем в рот, а дальше как положено. Но бывают и накладки. Яйца маленькие, скорлупа тонкая, поэтому делаешь в яйце только дырочку. А как её сделать, если рядом нет твёрдых предметов, бьёшь яйцо об яйцо, иногда получается, а иногда нет. Если не получается то в руках остаются по разбитому яйцу, они текут, по этому их быстренько вместе со скорлупой отправляешь в рот. Что поделаешь, издержки производства. Наедаемся до отвала, ведь всю зиму были впроголодь, хоть теперь поесть. После того как все насытились, начинаем собирать яйца для дома. Снимаем рубашки, расстилаем их на траве, затем берём из гнёзд яйца и складываем в приготовленную «тару». Как можем аккуратно, приносим содержимое рубашки домой, и начинается пир на весь мир. На второй день идём ко второй кошаре, и проделываем ту же операцию, только после этого на недельку успокаиваемся, ждём, когда начнут нести яйца степные птицы. Но на степных птиц я не ходил, по той причине, что среди них у меня было много знакомых и даже друзей, с которыми я играл в догонялки. С ними я познакомился тогда, когда у отца был сенокос, ещё в прошлом году. Я отцу приносил обед, пока он обедал, я играл с птицами в догонялки. Забавная была игра. А было это так.
