Борис Штейн - Контрафакт
За стол оперативника Леонид Петрович садиться постеснялся. Он пристроился подле стола, направил свет настольной лампы на ставшую родной книжку и углубился в чтение.
А утром, когда Иван Евграфович отвез задержанного на своей машине в прокуратуру, Леонид Петрович спросил его:
– Иван Евграфович, вы же походили по книжному рынку, видели там всякое. Скажите: почему именно я?
– Иу что вам сказать, – ответил скрытный Иван Евграфович. – Так фишка легла…
Герой Бориса Акунина покидал Россию с грустным чувством: он вернул императорской короне уникальные драгоценности, но не смог спасти царевича: Доктор Линд убил мальчика. Уникальный сыщик распутал тайну доктора Линда, и сам лично застрелил злодея. Вернее – злодейку. Потому что доктором Линдом оказалась гувернантка маленького принца. Злодейку уничтожил, а принца не спас…
Да еще прекрасная княжна Ксения, пробудившая в суровом сердце нежное чувство, которому нельзя было дать волю.
У Леонида Петровича тоже было грустное чувство, хоть события, выпавшие на его долю, были не так трагичны, и покидал он не родину, а всего лишь кабинет следователя Мельника, дав предварительно подписку о невыезде.
Следователь прокуратуры Василий Александрович Мельник показал Леониду Петровичу постановление о возбуждении уголовного дела по поводу появления на книжном рынке незаконно изданных учебников, права на которые принадлежат издательству «Просвещение». Леонид же Петрович привлекался к делу в качестве свидетеля.
Прокурорский допрос отличался от оперативного только тем, что каждый вопрос и каждый ответ следователь не без труда набирал на клавиатуре компьютера и, казалось, больше всего был озабочен грамматической правильностью формулировок.
Суть же дела его будто бы и вообще не интересовала. По крайней мере, возникало такое впечатление. Взяв у Леонида Петровича подписку о невыезде, майор юстиции Мельник предупредил, что по ходу дела будет приглашать его в прокуратуру по телефону и просит являться в срок, чтобы не задерживать ход следствия.
Ничего хорошего это не сулило.
Леонид Петрович покинул прокуратуру с грустью и тревогой, что жена Марина встретит его дома в полном расстройстве чувств. И ведь так и случилось. В полном! И наливая мужу приготовленный тем не менее борщ, она с трудом сдерживала слезы, а порой и не могла сдержать и плакала беззвучно.
Что же послужило причиной женских слез, может спросить дотошный и где-то беспощадный читатель: тревога за попавшего в переделку мужа или отчаяние по поводу рухнувших планов?
Тут мы ответим честно, и то и другое. Однако первая причина расстройства быстро растаяла и сошла на нет, потому что Леонид-то Петрович совершенно не выглядел убитым. Голодным-то – да, а убитым – нет. Он был, напротив, сверх меры возбужден и, казалось, как-то вдруг помолодел в этой неприятной ситуации. Он рассказывал о своем задержании излишне, пожалуй, эмоционально, с какими-то ненужными подробностями, которые для него имели какое-то значение, но ничего не прибавляли по сути дела.
И как-то так образовалось, что с Леонидом-то Петровичем все в порядке, а книги утрачены навсегда.
Марина плакала, и смотреть на это было больно.
– Все этот Лешка, все он, – запальчиво говорила она, – и Вова Блинов! Воротилы! Если бы не воротилы, никому бы и в голову не пришло! Они, они во всем виноваты, и Мышкин этот уголовный!
Ну обидно было женщине, и Леонид Петрович понимал это, к словам не цеплялся, давая выплакать и выкричать обиду. Потом сказал:
– Надо предупредить людей. И рассказать о моей позиции.
Умная Марина, несмотря на все свои обиды, согласилась:
– Надо. Позвони. Только не из дома. Может быть, нас уже прослушивают.
– А сотовый?
– А что, сотовый нельзя прослушать? Пойдем в метро, позвоним из автомата.
Поход в метро мог хоть немного разрядить обстановку, и Леонид Петрович сразу согласился и предложил:
– Пойдем вместе.
Марина кивнула.
Не успели они выйти из дома, как на Леонида Петровича набросились Кирилл и Глеб – дети асфальта. Они прыгали, хватали его за руки, обхватывали маленькими цепкими руками. Мальчики были сильно возбуждены.
– Дя Леня, – кричали они, перебивая друг друга, – дя Леня, а мы вас по телевизору видели! – Они буквально лопались от восторга. – А к нам мама приехала! Пойдем к нашей маме!
Не к месту это было все и не ко времени. Марина стояла рядом, с досадой покусывала губы. Леонид Петрович еще подумал, что если бы она была курящей, то нервно полезла бы и сумочку за сигаретами и зажигалкой, которая бы не сразу отыскалась, и прикуривание и затяжки носили бы судорожный характер. Но Марина не была курящей, а Леонид Петрович не был до конца практиком жизни и порой пускал в ход воображение в самые неподходящие моменты. Это иногда мешало, а иногда, напротив, выручало, спасало от отчаяния.
Вот и сейчас, виновато оглянувшись на Марину, он позволил детям увлечь себя к новенькой белоснежной цельнометаллической «Газели». За рулем «Газели сидел маленький озадаченный человек с рыжей бородой. Леонид Петрович подумал, что он носит бороду специально для того, чтобы его не принимали за ребенка. На пассажирском месте восседала молодая леди, прекрасная в своем рыночно-джинсовом великолепии. Все на ней было новенькое: и «джинса», и белоснежные кроссовки. Короткая стрижка придавала облику энергичность, лицо было… В общем лицо можно было назвать красивым. Она улыбнулась Леониду Петровичу – улыбка на мгновение украсила суровый окружающий мир.
– Мне ребята о вас все уши прожужжали, – произнесла она звонким «пионерским» голосом. Спасибо, что уделяли им внимание…
«Не Цицерон, конечно, – подумал ироничный Леонид Петрович, – но вполне сносно для такой куколки: без запинки и ни разу не сказала “как бы”». И вдруг словно со стороны увидел эту картинку: немолодой, но приятный мужчина, облепленный детьми, и прекрасная незнакомка, прикатившая из туманной тайны в Орехово-Борисово на белоснежной «Газели» хоть и с низкорослым, но личным шофером. «Неплохое начало для романтической повести», – подумал легкомысленный Леонид Петрович, находившийся по сути дела под следствием.
Ох.
Марина некоторое время переминалась с ноги на ногу, не зная, куда девать себя, переполненную отчаянием, решительностью, надеждами, но больше всего – отчаянием. Постояла, постояла, да и пошла потихоньку к станции метро.
Леонид Петрович скоренько ее догнал.
Вовы Блинова дома не оказалось, Манька из-за двусмысленности своего положения к телефону не подходила, так что сообщить Вове ничего не удалось. Зато Князь Мышкин сразу схватил трубку, будто дежурил на телефоне. Он был зол и, казалось, напуган.
– Ты откуда говоришь? – закричал он, едва узнав голос Леонида Петровича, и Леонид Петрович понял: Князь боится любой информации, которую могут подслушать. Он поматерился с полминуты, отводя бурную душу, и назначил на завтра встречу в булочной на улице Литвинова, недалеко от своего склада. И повесил трубку.
На другой день первым, кто встретил у клуба Леонида Петровича, был застенчивый тверской контрафактник Рома. Он подошел к нему вплотную, нащупал, не глядя ладонь Леонида Петровича и сунул в нее полиэтиленовый пакет с деньгами.
– Вы теперь на примете, – прошелестел он с высоты своего роста, – я возвращаю вам взнос за физику Перышкина. Я подумал, что вы теперь не станете участвовать.
– Да-да, конечно.
Хоть что-то было спасено. Ай да Рома!
Торговый день прошел как-то нервно. Левак с витрины Леонид Петрович убрал, Вадик «зарыл» его на складе. Прилавок заметно обеднел.
Оптовики и клубники отреагировали на неприятности Леонида Петровича по-разному. Передачу по криминальному каналу видели многие, большинство ничего не поняли – это оптовики. Клубники-то сразу смекнули, что к чему. Кто сам не видел задержанного Леонида Петровича на экране, тому рассказали.
Леонид Петрович (психолог, психолог, да, да!) сказал себе:
– Посмотрим, кто, как будет себя вести.
Что касается оптовиков, то обнаружилось деление их на два основных класса: осторожных и любопытных. Осторожные обходили Леонида Петровича стороной, в ущерб даже своей коммерции. Любопытные же толкались у его точки, даже не имея надобности. Леонид Петрович отвечал на вопросы кратко, двумя словами:
– Левак забрали.
А Вадик? Как, интересно, Вадик отреагировал на неприятности своего шефа и старшего, выражаясь высокопарно, товарища? А вот как. Он сказал:
– Леонид Петрович, я скопил. тут двести долларов. Если вам нужно, они ваши. И достал из кармана деньги, завернутые в бумажку.
– Спасибо, Вадик, – сказал растроганный Леонид Петрович. – Спасибо. Мне денег не нужно. Но за предложение спасибо. Знаешь, мне в жизни в трудные минуты всего два раза от чистого сердца предлагали деньги. Я никогда не брал, но запомнил эти случаи навсегда. Вот и тебя навсегда…
