Борис Штейн - Контрафакт

Борис Штейн

Контрафакт

Роман, ранее выходивший под названием «Книжный марафон»

Невыдуманные и выдуманные истории, из жизни книжного клуба «Олимпийский» в 90-х годах ХХ века

Обращение к прообразам героев

Господа!

Позвольте заверить вас в том, что герои произведения не во всем похожи на вас и наделены свободой поступать по своему усмотрению, а потому не следует гневаться на некоторые несоответствия их и ваших действий, мыслей и чувств.

Автор

В августе на книжной ярмарке случилось потрясение. У некоторых книготорговцев были изъяты крупные партии товара. В арестованных книгах не содержалось ровным счетом ничего предосудительного: ни разнузданной порнографии, ни призывов к свержению конституционного строя, ни разжигания национальной розни. Отнюдь, отнюдь. Под обложками всего лишь прятались теоремы и уравнения, исторические события и биографии писателей, а также множество других полезных вещей. Да-да, вовсе не содержание учебников (а теперь уже ясно, что это были учебники) вызвало набег на них правоохранительных органов, вовсе не формулы и даты. И мы тут провоцируем недоуменный вопрос уважаемого читателя:

– Тогда – что же?

И отвечаем сначала односложно:

– Деньги.

А потом поясняем: Деньги, выручаемые от продажи контрафакта. И еще сообщим начинающему читателю, что «Алгебра» «Алгебре», оказывается, рознь, хоть все иксы и игреки абсолютно совпадают. Все биномы остаются неизменными, а вот на титульной странице можно обнаружить разницу – там, где обозначает себя издательство, выпустившее учебник. Откроем одну книжку – прочтем: «Просвещение». Откроем другую такую же книжку – прочтем на том же месте совершенно другое название. Будет там стоять какая-нибудь «Альфа», «Гамма» или «Омега» или просто такое емкое и в данном случае пустое слово – «Москва». И если детям безразлично, что там написано, на титульном листе, то некоторым заинтересованным лицам это-то как раз и важно, важнее многого другого. Предпринимались даже попытки поднять общественное мнение против этого самого контрафакта, вызвать всенародный гнев или по крайней мере – возмущение. Так, например, когда громили книжный склад Леонида Петровича, московская молодежная газета поместила заметку под таким названием: «Детей собирались учить по фальшивой азбуке». Ужас какой, если не вдумываться! А по телевидению выступил известный и где-то прогрессивный адвокат – трудно удержаться от уточнения, кто именно, да и не станем удерживаться. Его фамилия – Кучерена. И господин Кучерена, юридически аккуратно обращаясь с терминами, объявил населению страны, что если у кого-нибудь ребенок в процессе обучения начнет болеть глазами или кашлять, то нужно посмотреть, не по «левому» ли учебнику он занимался, а если так, то причина заболевания может как раз таиться в контрафакте, ибо безвредность бумаги и шрифтов здесь никто не гарантирует. Потому что – какой может быть у контрафакта медицинский сертификат? Да никакого. И видный адвокат советовал родителям таких заболевших учеников обращаться в суд с исками к издателю, требовать его наказания и возмещения затрат на лекарства.

Ах, мэтр…

А в начале сентября по пятому этажу книжной ярмарки, которую все почему-то называли книжным клубом, среди немалого количества народа двигался, разумеется, в штатском, старший лейтенант милиции Суржиков Петр, имея от начальства задание, которое смело можно было назвать щекотливым.

Старший лейтенант не любил торговцев. Он называл их, независимо от ранга и масштаба, спекулянтами. И то сказать: покупают задешево, продают задорого – кто же они еще? Спекулянты и есть. Да и отец старшего лейтенанта Суржиков Роман, между прочим, отставной полковник, был того же мнения на этот счет.

– Если ты предприниматель, – говорил он, сделай что-нибудь материальное: гайку, болт или, там, выпеки буханку хлеба. А то ваучеры скупил, завод приватизировал, цеха сдал под водочные склады и – на Канары, омаров трескать. Так кто же ты есть? То-то!

Нелюбовь свою к спекулянтам, или, по-криминальному, к барыгам, Суржиков-младший реализовывал, служа в УБЭПе – отделе борьбы с экономическими преступлениями, и, участвуя в той или иной акции против нарушившего закон спекулянта, испытывал моральное удовлетворение. Тем досаднее было для него полученное щекотливое задание – найти покупателя на часть изъятых в августе книг. Потому что – как же получается: одной рукой изъяли, а другой… Но Суржиков Петр был офицером дисциплинированным и, получив задание, имел обыкновение не рассуждать, а стремиться выполнить его, как учили в армии: беспрекословно, точно и в срок.

На этаже, как уже отмечалось, было людно, но Петр Суржиков имел ориентировку, что, где, кто и как, и быстро освоился. Вот стоит за прилавком толстый человек со слегка выдающимся вперед подбородком. Это – Блинов Владимир, бывший, между прочим, сотрудник милиции. К нему подходить строго-настрого запрещено. Кинули взгляд, проплыли мимо. А где же Егоров Леонид Петрович? Ага, вот он, у лестничных перил – бодрячок с коротко постриженной седой бородкой. Общение с ним – тоже под запретом. А вот, кажется, и тот, кто нам нужен. Длинный, худой, присел на корточки, записывает, что ему диктует оптовый покупатель. Один диктует, а пятеро в очереди стоят. Нельзя светиться, обращать на себя внимание. Придется стать в очередь – шестым. Терпение, терпение – основа любой оперативной работы. Наконец-то…

– Я хочу не купить, а предложить…

Длинный посмотрел с любопытством. Глаза карие, взгляд веселый и наглый.

– Что предложить?

– То же, что у вас, но за полцены.

– За половину моей продажной цены?

– За половину вашей закупочной.

Воцарилась набольшая пауза, и Суржикову показалось, что молниеносные строки замелькали в карих глазах, словно загружался компьютер. Наконец прозвучал тихий вопрос:

– Арестованный левак?

И – пытливый, проникающий взгляд.

Старший лейтенант Суржиков взгляд выдержал, он это умел. И ответил спокойно и тоже тихо:

– Вы не задавали этого вопроса, я его не слышал.

– Хорошо. Но видите, мне сейчас некогда…

– Вот номер моего сотового, звоните в любое время суток.

Длинный встал на ноги и с готовностью закивал, спекулянт. Прямо плюнуть хотелось. Суржиков и сплюнул, выйдя из помещения на свежий воздух.

Итак, старший лейтенант завершил щекотливую миссию, а мы же завершили пролог, который действительно можно было бы поставить на место эпилога, потому что длинная цепь событий предшествовала описанной сценке, длинная и разветвленная.

Начнем, однако, по порядку.

По одной из расхлябанных улиц частного сектора небольшого южного городка упрямо продвигался молодой человек, одетый в коричневую кожаную куртку, линялые джинсы и короткие резиновые сапожки. Сапожки были очень даже кстати, потому что человеку приходилось то и дело выбирать между откровенной лужей и коварной снежной кашей, под которой чаще всего скрывалась не твердь, а хлябь. Что же касается куртки, то она была молодому человеку тесновата, так как принадлежала его старшему брату Лешке, а Лешка в плечах был поуже нашего путника, которого, кстати сказать, звали Вадиком. Итак, куртка была тесновата, и Вадик ерзал под ней плечами, словно бы у него был озноб или чесалась спина. Но спина у него как раз не чесалась, и озноба никакого не было, напротив, под вязаным «петушком» выступила даже испарина – так нелегко было перешагивать и перепрыгивать, балансируя свободной правой рукой. Да-да, одной только правой, потому что левая, придерживала бутылку классного португальского портвейна «Порто», с трудом засунутую в неглубокий внешний карман куртки. Бутылку Вадику вручил тот же старший брат Лешка, когда отправлял его на свидание к женщине Аделаиде, не очень молодой по их с братом меркам, но вполне еще ищущей. Излишне и говорить, что женщину для свидания определил тот же Лешка, даже не только определил, но и договорился за брата. Не впрямую, конечно, договорился, а под видом электропробок, которые нужно починить, – дал даже Вадику проволоки для жучков. Проволока лежала в правом кармане куртки. Вадик сунул туда руку – не потерялась. И он стал представлять, как накручивает проволочку на фарфоровую пробку, засовывает кончик под жестяную резьбу, а женщина Аделаида чиркает спичками – светит ему в темном коридоре. А представив спичку, представил и сигарету, и от этого у него засосало под ложечкой – так захотелось закурить. Вот змей, – подумал Вадик о старшем брате, – портвейн дал, а сигареты – забыл, не додумал. Ну, я ему припомню! Смеркалось. На улице было безлюдно. Народ сидел по хатам, смотрел по телевизору перестройку. Разгуливать по распутице добровольцев не было. Разве что Вадик, идущий на свидание к женщине Аделаиде. Аделаида встретила его приветливо, ввела в хату, предложила раздеться-разуться, подала тапочки, большие и нестоптанные. Свет в хате между тем горел: Аделаида загодя сменила пробки. «Ну я тогда старые починю», – заявил Вадик, спасая формальный повод своего визита. Но до жучков-пробок дело не дошло. А дошло дело до портвейна «Порто», до щекотливых разговоров и смелых анекдотов, которых у Вадика был изрядный запас. А на столе-то, на столе-то кроме закуски лежали сигареты «Марлборо» украинского производства – вот что радовало. Вадик курил, Аделаида тоже курила – прямо в хате, ни в какие сени не выходили из тепла.