Борис Седов - Пуля для певца

Б. К. Седов

ПУЛЯ ДЛЯ ПЕВЦА

ПРОЛОГ

Роман стоял, прислонившись к захлопнувшейся за его спиной двери, и с ужасом смотрел на четверых здоровенных мужиков, которые, плотоядно ухмыляясь, оценивающе разглядывали его. Все четверо — голые по пояс, и их мощные торсы и руки богато украшены татуировкой.

В душном воздухе камеры повисла томительная пауза.

Наконец один из страшных обитателей пресс-хаты кашлянул и сказал:

— Ну, здорово, певец! Споешь нам?

Другой усмехнулся и добавил:

— Он и споет и спляшет, бля буду.

А третий осмотрел Романа и нежным голосом произнес нараспев:

— А ласковые песни у тебя есть?

Четвертый молчал, но зато в руке у него была раскрытая опасная бритва, лезвием которой он небрежно постукивал по ладони.

— Он даже не хочет с нами поздороваться, — обиженно сказал первый, на груди которого, к великому удивлению Романа, был выколот портрет Элиса Купера[1] , оскалившего длинные вампирские клыки.

— Нехорошо, — согласился второй, с разъяренной коброй на правом предплечье. — Невежливо это…

— Слушай, певец, — низким хриплым голосом произнес обладатель бритвы, — обычно мы не разговариваем с теми, кто сюда попадает, но для тебя сделаем исключение. Ты не подумай, что мы плохие ребята, просто работа у нас такая.

— Ага! — засмеялся Элис Купер. — Ничего личного, это только бизнес!

В этот момент бандит, на руке которого была изображена змея в боевой стойке, резко поднялся с койки и, в два прыжка подскочив к Роману, оперся могучими руками о дверь по обе стороны от головы Романа.

Роману захотелось закрыть глаза, но усилием воли он заставил себя не мигая смотреть в маленькие зрачки бандита, уставившегося на него.

— Мы тебя не убьем, — тихо сказал бандит, — такого заказа не было.

— А какой был? — спросил Роман, не отводя взгляда.

Он почувствовал, как от диафрагмы поднимается адреналиновая волна, и дикий страх, который охватил его в первую минуту, превращается в злость. То, что его не убьют, было ясно и так, но…

А вдруг покалечат?

Руки…

А если ударят по горлу, и Роман не сможет больше петь?

Лысый сказал, что его не будут опускать. А зачем тогда здесь этот накачанный педик, который смотрит на Романа с таким вожделением?

Тут адреналин дошел до ушей, и Роману стало все равно.

— Я не слышал ответа, — сказал Роман и приготовился ко всему.

Кобра удивился и оглянулся на остальных.

— Кто-то что-то сказал или мне послышалось? — риторически спросил он.

Роман уже знал, что последует дальше.

Обычный прием — отвернуться и затем неожиданно ударить.

И когда каменный кулак Кобры рванулся к его животу, Роман движением тореадора убрал торс в сторону.

Хруст кости и лязг железной двери прозвучали одновременно.

— Ай, блядь! — заорал Кобра, тряся рукой в воздухе. — Сука! Убью гада!

— Не убьешь, — сказал Роман, внимательно следя за согнувшимся от боли Коброй, — заказа такого не было.

— Урою пидараса! — вопил Кобра. — Покалечу, порву!

Остальные трое сидели на койках не двигаясь.

— А певец-то наш ловкий оказался, — сказал Элис Купер почти одобрительно, — это даже интересно, но только сначала. А потом, когда он будет валяться на полу, весь в кровище, и говно из жопы полезет… Знаешь, певец, от чего это бывает? Мышцы расслабляются и не держат ничего. Вот так… И обосрешься, и обоссышься, и проблюешься. Понял?

— Понял, — кивнул Роман. — Ну так за чем же дело стало? Давай начинай, не тяни Муму!

— А это уж мне решать, — усмехнулся Элис Купер. — Когда будет нужно, тогда и начнем. Нам тут, понимаешь, поговорить не с кем. А какой из тебя собеседник будет потом? Слышь, Валуй, сядь на место.

Кобра, оказавшийся Валуем, хмуро посмотрел на Элиса Купера и, сделав угрожающее движение в сторону Романа, прошел к своей койке. Опустившись на нее, он с болезненной гримасой распрямил окровавленные пальцы и, посмотрев на них, сказал:

— Твое счастье, что не поломал кости. Ну да ничего, потом поломаю. Только не себе, а тебе. Верно, Сухой?

Элис Купер кивнул.

А Роман отметил на всякий случай: Валуй и Сухой. Мало ли, пригодится…

— Так, значит, сначала вы меня пугать будете? — спросил Роман. — Так это пустое. Ничего не получится.

— Это почему же не получится? — прищурился Сухой.

Судя по всему, именно он был бригадиром пресс-команды.

— Ты хочешь сказать, что тебе не страшно? — поинтересовался тот, у которого в руке была бритва.

Он встал и, подойдя к Роману, поднял бритву к самым его глазам.

— Смотри, какая острая, — сказал он, — она ведь в мясо, как в масло, входит.

Он приложил бритву к левой скуле Романа и медленно повел лезвием вниз.

Роман ощутил острую боль и непроизвольно дернул головой.

Боль вспыхнула сильнее, и Роман почувствовал, как по щеке потекла кровь.

— Хочешь посмотреть? — спросил бандит и, схватив Романа за волосы, подвел его к мутному зеркальцу, закрепленному на стене.

Силой повернув голову Романа, он сказал:

— Смотри!

Роман был вынужден взглянуть в зеркало, и то, что он увидел, ужаснуло его.

Аккуратная вертикальная щель на его скуле быстро наполнялась кровью. Она была сантиметра четыре в длину и показалась Роману очень глубокой.

— Смотри, — повторил бандит и, схватив Романа за лицо, сильно дернул большим пальцем за край раны.

В глубине разрезанной скулы мелькнуло что-то светлое, и бандит с удовлетворением произнес:

— Видишь беленькое? Это кость. Я ведь могу все лицо с тебя снять. А ты живой останешься. Вот пришьют тебе на морду мясо с жопы — представляешь, как ты будешь выглядеть, артист?

— Ладно, Мясник, не спеши, — послышался голос Сухого, — а то как же он с нами без лица разговаривать будет?

— Видишь, — Мясник неохотно отпустил Романа, — жалеет тебя Сухой. Но это пока. Ты, может быть, думаешь, что он добрый, так я тебе скажу, что когда он твои косточки по одной из суставов вынимать будет, тогда ты сам меня попросишь, чтобы я тебе вены порезал. Сухой — он ведь у нас костоправ, все про кости знает.

Мясник толкнул Романа к двери и сел на свою койку.

«Валуй, Сухой и Мясник, — подумал Роман. — А кто четвертый?»

И тут, словно услышав его мысли, огромный гомосексуалист с кошачьей грацией поднялся с места.

— Пора бы и со мной познакомиться, — сказал он и походкой манекенщицы приблизился к стоявшему у двери Роману.

Внимательно осмотрев его, педик приблизил лицо к голове Романа и потянул носом.

— У тебя хороший парфюм, — низким голосом ласково произнес он, — и кожа хорошая… Ты ведь артист, тебе нужно следить за собой, правда?

Роман промолчал, а педик, придирчиво осмотрев его, капризно сказал:

— Фу, нехороший Мясник испортил тебе личико! Но я тебя полечу.

— Лолита тебя полечит! — засмеялся Валуй.

«И еще Лолита…» — пронеслось в голове Романа.

Лолита высунул неестественно длинный красный язык и медленно провел им по кровоточащей ране. Роман почувствовал мокрое горячее прикосновение, и его передернуло.

— Не нравится? — обидчиво удивился Лолита. — Ну ничего, это только сначала. А потом, знаешь, какие ласковые становятся мужчинки? Говорят: «Еще хочу»! А я, знаешь ли, капризный… Им еще хочется, а мне уже нет. Тогда я с ними по-другому обхожусь.

— Ага, по-другому, — снова засмеялся Валуй, — это значит — в другую дырку. А если дырок мало, то он их сам сделает, сколько нужно.

— Правильно, — мягко кивнул Лолита, — сам сделаю.

Он достал из-за спины узкий и длинный обоюдоострый нож и, повертев им в воздухе, сказал:

— Видишь, какой? От него дырочка узенькая получается, тесненькая такая… А в ней так горячо и мокро… А у меня такой большой, и когда я его туда…

Неожиданно он отстранился от Романа и рывком расстегнул штаны.