Роберт Динсдейл - Хижина в лесу
Мальчик обошел вокруг снеговика. Достаточно налюбовавшись, он воткнул факел в снег и, пройдя садом, остановился под черным квадратом окна Лениной спальни.
Нагнувшись, он набрал достаточно снега, скатал снежок, хорошенько размахнулся и запустил им в окно. Первая попытка оказалась неудачной: не долетев, снежок ударился в стену под окном. Каждый следующий снежок ударялся все ближе. Наконец мальчику повезло и очередной снежок угодил прямиком в стекло. Быть может, Лена и услышала что-то, но свет не зажгла. Мальчику не оставалось ничего другого, как продолжать свое занятие до тех пор, пока она не щелкнула выключателем, осветив глаза дома. Теперь в окне спальни явственно выделялся силуэт лошадки-каталки.
Шторы отдернулись, и в треугольнике света возникло заспанное Ленино лицо. Мальчик почувствовал нешуточное облегчение. Значит, она благополучно добралась до дома. А потом он вспомнил, зачем сюда пришел, и сразу же посуровел.
— Где ты? Покажись!
Мальчик отступил назад, почти до кособокого снеговика.
— Я знаю, что это ты, мальчик-волчонок! Думаешь, я не догадывалась, что ты придешь?
Мальчик не понимал хода мыслей девочки, но по какой-то причине Лена выглядела ужасно собой довольной.
Сложив ладони рупором, мальчик хриплым шепотом позвал:
— Лена!
— Ты там? Внизу?
Мальчик потянулся за факелом и поднял его над головой.
— Я здесь!
— Что это у тебя?
— Огневая палка… чтобы видно было…
Лена исчезла. Теперь на мальчика смотрела только лошадка-качалка. С последнего раза, когда он гладил ее гриву, прошла целая вечность. Облупленный глаз игрушки умоляюще взирал на мальчика, приоткрытый рот словно разговаривал с ним. Раньше ему казалось, что лошадка-качалка просит спасти ее от непослушной девочки, мечтает вернуться к нему и его маме. На самом деле он пытался себя обмануть. Лошадка-качалка говорила: «Все в порядке. Девочка обо мне заботится. Она хорошая. Не слушай, что наговаривает на нее твой дед».
Лена снова появилась в окне, чем-то перед собой размахивая. Вдруг от вещи, зажатой в ее руке, отделился яркий луч света и заскользил по саду.
— Видишь, мне не нужна дурацкая огневая палка. У меня есть фонарик.
— Выключи, — шепотом попросил мальчик. — Я ничего не вижу…
Девочка многозначительно вздохнула и выключила фонарик.
— Зачем ты пришел сюда среди ночи?
— Я хочу извиниться за деда.
— Почему ты мне сразу не сказал, что он твой дед?
— Он… не плохой.
— Плохой. Я слепила его из снега и собираюсь обезглавить.
— Я боялся, что ты заблудишься.
— Я что, похожа на маленькую?
Слова давались с трудом, но мальчик все же их произнес:
— Давай поиграем. Хочешь?
Девочка высунулась из приоткрытого окна и поежилась.
— Сейчас?
Мальчик пожал плечами.
— У меня есть тайное местечко. Ты можешь туда приходить.
— Я уже видела твое тайное местечко.
— Другое тайное местечко. Дед о нем — ни слухом ни духом. Оно возле Хвощового озера.
— Что за озеро такое?
— Ну… там, где растет хвощ.
— Сама знаю. А ты дурачок…
— Придешь?
Лена не отвечала довольно долго. Тишину заполнял лишь свист ветра в обледеневших кронах деревьев. Потом девочка закрыла окно и исчезла.
Долго ждать мальчику не пришлось. Вскоре задняя дверь дома приоткрылась и выглянула девочка.
Она была в халате, волосы собраны сзади, но по бокам свободно спадали прядками. На ногах теплые носки ярко-красного цвета. На каждом нарисована улыбающаяся мордочка лисы, а вместо глаз у нее пуговки.
— Зачем ты пришел?
Мальчик бросился к ней.
— Я хочу извиниться за деда, — повторил он. — Я совсем на него не похож. Честное слово.
— Ты поэтому не хотел мне о нем рассказывать?
— Я боялся, что мой дед тебя напугает.
— Напугает… Да чего мне его бояться?
— Он не совсем здоров, — сказал мальчик.
«Здоров» — не вполне подходящее слово, но лучшего он подобрать не смог.
— Мы ушли в лагерь в лесу и… — продолжил мальчик.
— Ты не можешь просто так прийти ко мне домой и надеяться, что я все брошу и пойду с тобой играть!
— Почему не могу? Ты первая ко мне пришла…
— Ты же говорил, что шалаш — не твой дом, или я что-то не так поняла?
Мальчик пожал плечами, чувствуя, что снова угодил в ловушку.
— Ты бы на себя со стороны посмотрел… Ладно, давай быстрее. Если папа проснется, он задаст мне перцу.
— Чего?
— Ну, рассердится очень… Он сердится всякий раз, когда я открываю окно, оставляю свет в комнате не выключенным или в классе вспыхивает пожар. Ему все равно, виновата я или нет… Ладно, не будем стоять на морозе. Тебе, возможно, нравится холод, а я его не люблю.
— Я не хочу заходить в дом, — отказался мальчик. — Давай лучше здесь поговорим.
— Что не так? Ты боишься домов? — Лена внимательно оглядела его, словно пыталась найти ответ на неразрешимую загадку. — Ты ведь не в лесу живешь? — уже мягче спросила она.
— Я зайду, — тихо сказал мальчик, в душе содрогаясь от мысли, что скажет дед, если об этом узнает.
— Тогда поживее! Меня и так сегодня оставили без ужина.
Внутри на мальчика нахлынуло давно забытое тепло. Сделав несколько шагов, он почувствовал слабость и, остановившись, оперся рукой о длинный кухонный стол.
Все здесь поменялось, оставшись в то же время на удивление знакомым. В углу стояла металлическая кухонная плита с полированной поверхностью и четырьмя конфорками. Вокруг жестяной раковины располагались кухонные шкафчики для посуды, отделанные полированным дубовым шпоном. На стенах — навесные шкафчики со стеклянные дверцами и статуэтками веселых дровосеков и добрых волков внутри.
Мальчик помнил, как дед нашел свой топор под кухонной раковиной. Но раковина была уже не та, что прежде. Если он откроет дверцу под ней, то — мальчик был абсолютно уверен в этом — никаких топоров там не найдет, только резиновые кухонные перчатки и моющие средства.
Мальчик чувствовал, как затуманивается его сознание, но громкий голос девочки вернул его в реальность:
— Ты только посмотри на себя! Кожа да кости! Надо тебя накормить.
Лена вытащила из-под стола табурет и влезла на него. Выпрямившись и балансируя, словно акробат, девочка открыла дверцу одного из навесных шкафчиков и вынула оттуда глиняный горшочек с печеньем. Слезая, она пошатнулась, но не упала. Засунув руку внутрь, Лена выудила из горшочка пригоршню песочного, имбирного и медового печенья. А еще там были «ангельские крылышки».
— Вот, угощайся, — предложила она.
Беря печенье, мальчик заметил, что кожа у девочки белая, словно снег. По сравнению с ней его кожа казалась не светлее коры дерева.
— Не стесняйся. Мы тебя накормим. У нас ты станешь упитанным, как поросеночек. Если дед о тебе не заботится, я позабочусь.
— Он охотится и кормит меня.
— А мне не надо охотиться. Печенье всегда под рукой.
Важничая, девочка прошла в следующую дверь. Прежде здесь никакой двери не было, только арочный проход, многие камни которого держались на честном слове. Мальчик остановился у деревянного проема, не смея идти дальше. Медленно посасывая печенье, он впервые за многие месяцы вновь почувствовал себя ребенком, чьим-то маленьким сыночком. Он вспомнил, как когда-то давно вот так же стоял у двери маминой спальни, не решаясь войти, и слушал ее кашель и тяжелое дыхание.
— Ты же уже зашел в дом, так чего теперь испугался? — спросила Лена.
— Ничего я не испугался.
— А мне кажется, испугался. Ты живешь в лесу, спишь рядом с этим… стариком, но при этом боишься стульев и столов. Не понимаю.
Лена, ступая по толстому ковру, вернулась назад и протянула мальчику руку.
— Иди за мной, маленький волчонок, — сказала она ласково, почти по-матерински.
Со времени, когда он в последний раз вот так брался за чью-то руку, прошло много времени. Мальчик успел уже позабыть, как это правильно делается. Следует ли переплетать пальцы рук или надо прижимать одну ладонь к другой? Грязные пальцы мальчика почти коснулись руки Лены, когда она внезапно отступила. Взгляд ее упал на ноги мальчика.
— Посмотри, какие после тебя следы остаются!
Мальчик послушно оглянулся. Так и есть! Через всю кухню по полу тянулась цепочка следов из талого снега вперемешку с грязью. Он удосужился оставить отпечаток носка своего мокасина на краешке ковра кремового цвета, можно было даже различить очертания пяти пальцев его ступни.
— Я принесу тапочки. Подожди.
Девочка исчезла. Звук ее шагов заглушал пушистый ковер. Мальчик нерешительно топтался на месте. Теперь комната казалась больше, чем тогда, когда он здесь жил. Окна на дальней стороне уж точно были больше, а по обеим бокам выступа в кладке для дымохода появились глубокие ниши, в которых теперь разместили высокие, до самого потолка, книжные стеллажи. В висевшем на стене большом зеркале отражались кофейный столик с журналами и обеденный стол, на котором было приготовлено кое-что к предстоящему завтраку.
