Д. Томас - Белый отель
Стараясь не шуметь, она сняла пальто, расстегнулась, налила из ведра в лохань немного воды, тщательно следя за тем, чтобы израсходовать ее как можно меньше. Вода здесь на вес золота: каждый день одному из них приходится набирать ее в Днепре. Спустив платье, она торопливо помылась. Теперь сверху доносился приглушенный топот. Хорошо, что они отправятся вместе с Любой. Она положила на сковородку остатки картофельных очисток. Горячие оладьи прибавят Коле сил перед долгой дорогой. Картошка зашипела, она с наслаждением ощутила аромат еды.
Пора будить сына. Совсем недавно она ласково шептала ему на ухо, что надо вставать, щекотала. Но теперь он стал стесняться, и, чтобы дать ему почувствовать себя хоть немного самостоятельным, она натянула посередине комнаты старую занавеску. Так что она просто подошла к его постели и громко окликнула сына. Он недовольно замычал; завтрак почти готов, сказала она. «Сегодня у нас оладьи!» — подкупала она его. Коля снова застонал и повернулся на другой бок, но она знала, что скоро мальчик спрыгнет с кровати. Он с таким нетерпением ждал, когда настанет время отправиться в путь.
Пока она занималась завтраком, он натянул штаны и фуфайку, подошел, соблазненный восхитительным ароматом еды, принюхался, сел за стол. Она объявила, что сначала надо сполоснуться, но до этого сходить в туалет, потому что воды осталось мало, так что помыться второй раз не получится. Прожив три последних года в таких ужасных условиях, они не заболели только потому, что тщательно соблюдали элементарные правила гигиены. Мальчик проворчал, что еще не хочет, но натянул пальто, ногой распахнул дверь, вышел.
За завтраком он снова расспрашивал о стране, в которую их отправят. Лиза с трудом припомнила, чему ее учили в детстве: благоухающие апельсиновые рощи, ливанские кедры… Иисус ходит по воде, «роза Шарона»… В ее памяти закон божий и география образовали причудливую смесь, последнюю она никогда не любила, и теперь чувствовала себя полной невежой. За окном начало светать, она бросила взгляд на ужасный двор, заваленный отбросами, на горы мусора вдалеке. «По сравнению со здешней жизнью, там рай. Нам будет хорошо. Вот увидишь».
Но Коля выглядел не очень радостно. Он сильно расстроен тем, что его лучшие друзья, Шурка и Бобик, не могут поехать, ведь они не евреи. Она знала и другую причину беспокойства: мальчик боялся, что потом их не сможет разыскать отец.
«Не волнуйся, он нас найдет. Они составят списки всех, кто уехал. Когда папа вернется в Киев, он получит точный адрес и сразу приедет к нам.» Лиза старалась, чтобы выражение лица и голос не выдали ее, и притронулась к шее, где висел крестик. Каждый раз она говорила себе, что еще не пришло время сказать мальчику правду: его отец не вернется. Когда они окажутся в безопасности, подальше отсюда, там, где можно начать новую жизнь, она все ему откроет.
После завтрака она использовала последние запасы воды, чтобы сполоснуть тарелки, вытерла их и положила вместе с другими вещами. Чтобы хоть как-то выжить, почти все пришлось заложить или продать, но то, что осталось, едва уместилось в стареньком чемодане. Пока на него не сел Коля, Лиза никак не могла защелкнуть замки. Для верности она обвязала его веревкой. К счастью, он был очень прочным, и в свое время обошелся ей недешево. Она потратила на него часть денег, подаренных отцом, когда ей исполнилось семнадцать. Лиза вспомнила, как уезжала из Одессы. Сегодня ее преследовало то же самое странное и неприятное ощущение, что и тридцать с лишним лет назад. Грудь казалась совершенно полой, и в то же время такой тяжелой, словно ее накачали свинцом.
Кроме чемодана, они возьмут с собой бумажный пакет. В нем бутылка воды, луковицы и пара картофелин. Коля украл их несколько дней назад, когда по всему городу грабили склады и магазины. Она едва не умерла от страха за сына, и все-таки решила оставить еду. Трудно уличить в краже горстки овощей, а возвращать их владельцу почти так же опасно, как стащить. Она доверила пакет Коле, наказав крепко держать его и не ронять.
Они оделись, постояли, неуверенно глядя друг на друга. Нельзя показывать мальчику, как ей страшно, подумала она, и весело произнесла: «Попрощайся с тараканами навсегда!». Но Коля чуть не плакал. Ведь он совсем еще ребенок, несмотря на «взрослые» повадки! Она прижала его к себе. Все будет хорошо, сказала она, я так рада, что у меня есть ты, мой помощник.
Оставив свои вещи на крохотном пятачке перед дверью, они поднялись на второй этаж посмотреть, как обстоят дела у Щаденко. Но Люба и ее дети метались по комнате, у них еще царил полный беспорядок. Три ребенка и престарелая свекровь, за которой нужен постоянный присмотр, — Люба уже сейчас, в начале утомительного дня, выглядела уставшей. Она натягивала платье на самую младшую, Надю; на полу валялась одежда. Как всегда, Павел и Ольга совсем ей не помогали, а в углу ныла старуха. К ее причитаниям прибавились вопли Нади, — она только сейчас поняла, что любимую кошку Баську с собой не возьмут. Мать утешала ее: Бася не пропадет, на заднем дворе полно объедков. Но девочка была безутешна. «Я могу помочь?» — спросила Лиза. Люба покачала головой. Вы идите, постарайтесь занять хорошие места, сказала она; они подойдут позже. Люба понятия не имела, как доставить свекровь к вокзалу, но они, как всегда, что-нибудь придумают.
Рядом с деревянным ящиком лежали сапожные инструменты. Лиза недоумевающе взглянула на подругу; та покраснела и опустила голову. Никакие слова не помогут: Люба понимает, что если мужа все-таки освободят, только чудо поможет ему разыскать семью, но обязательно возьмет с собой его вещи. К тому же, Лиза чувствовала себя виноватой: почти все, что принадлежало Виктору, пришлось продать, чтобы как-то прокормиться. Но ведь ее посылки и письма возвращались, значит, Виктора почти наверняка нет в живых, а муж Любы, насколько она знает, пока содержится в одном из лагерей. Его арестовали за то, что он однажды пожаловался клиенту на отвратительное качество кожи, с которой приходилось работать.
Судя по звукам, долетавшим из других квартир, там тоже начали собираться. «Ты лучше иди», — сказала Люба. — «Так рано народа должно собраться немного». Коля нетерпеливо пятился к двери, но Лиза не спешила уходить, охваченная сомнениями. Но, кажется, лучше ничего придумать нельзя, — прийти пораньше, занять лучшие места… Две седоволосые женщины обнялись, Люба всплакнула. Она всегда отличалась большой чувствительностью. Пока она вытирала глаза, Коля вытащил из кармана замасленную колоду карт и показал Паше: он не забыл! Потом они спустились, — мальчик впереди, мать следом за ним, — подняли чемодан и зашагали по узкому проулку, ведущему к улице. Наступил рассвет, но было еще довольно темно.
Дойдя до конца проулка, они ошеломленно остановились. Исход охватил весь Подол! Вместо того, чтобы быстро добраться до назначенного властями места, пришлось нырнуть в гигантский людской поток во всю ширину улицы, медленно текущий вперед. Однажды Лиза оказалась среди болельщиков, спешащих на футбольный матч, но к стадиону шли в основном мужчины, к тому же не обремененные багажом. Сегодня люди, сбившиеся в ползущую по улице человеческую массу, как улитки, тащили на себе свой дом: старые фанерные футляры, плетеные корзины, ящики со столярными инструментами… Все здоровые мужчины ушли вместе с армией, и толпу составляли увечные, инвалиды, женщины и их плачущие дети. Старики, прикованные к постели больные отправились в путь вместе с остальными. У некоторых пожилых женщин на шее, словно гигантские ожерелья, висели связки луковиц. Впереди Лизы шагал мускулистый паренек: он нес на себе древнюю бабушку. Очевидно, многие семьи скинулись и наняли телеги, чтобы перевезти своих стариков и вещи. В Подоле обитали лишь беднейшие из бедных, но у каждого оказалось больше утвари, чем они могли нести с собой. Впереди скопилось настоящее море людей, и Лиза осознала: только если очень повезет, они смогут найти сидячие места, а занять их для Любы и ее семейства попросту невозможно.
Чемодан оказался очень тяжелым, слишком тяжелым для Коли, — он растрогал Лизу своей вежливостью, предложив временно обменяться поклажей, — и сначала она даже была довольна, что людской поток впереди то и дело замирал, так что приходилось ждать. Она с облегчением ставила чемодан на землю, переводила дух. Добротное изделие настолько выделялось среди жалкого скарба остальных, что она даже испытывала неловкость. И вот, во время одной их таких вынужденных остановок, случилось нечто чудовищное. Из дворика дома выскочила старуха в грязном платке, схватила их чемодан и убежала обратно. Лиза и Коля с криками протолкались сквозь толпу, добрались до калитки. Но от стены отделились двое мускулистых мужчин и преградили путь. За ними виднелась целая гора награбленных вещей. Лиза умоляла, плакала; мужчины стояли как вкопанные. Люди медленно двигалась вперед, проходящие мимо отводили глаза. Ни полиции, ни солдат, помощи просить не у кого. Лиза с мокрым от слез лицом отошла от забора. Коля тихонько взял ее за руку, и толпа унесла их с собой. Она перестала плакать и вытерла глаза, ее переполняло чувство полной безнадежности и отчаяние при мысли о навсегда потерянных сокровищах — письмах, альбоме с фотографиями, картине Пастернака, одежде, так тщательно упакованных прошлым вечером.
