Станислав Говорухин - Вертикаль. Место встречи изменить нельзя
Пароход приближался, просматривались уже палубы, заполненные пассажирами, лопасти колес поблескивали в лучах низкого солнца.
— Нет, не могу, — военный оторвал взгляд. — Далеко еще.
— А я могу, я могу! — затанцевал малец. — «Клим Ворошилов».
— Да ну? — искренне удивился военный. Казалось, он был задет за живое, приостановился, еще раз всмотрелся в даль — не может быть, неужто разглядел?
— Врет он все, Петька… — Старший строго посмотрел на приятеля. — Бесстыжий! Мы тут, товарищ командир, все пароходы наизусть знаем, по гудку можем определить. Этот вот «Клим» — видите, какая у него труба? А там, у дебаркадера, — «Память Маркина». Он снизу идет, из Астрахани.
К пристани действительно прилепился маленький пароходик, сверху он поначалу и не был заметен.
«Клим Ворошилов» между тем пропел басовым гудком и стал разворачиваться против течения.
— Ой, надо спешить, — испугалась Лиза. — У меня еще и билета нет.
— Вы далеко? — спросил военный.
— До Ульяновска.
— Замечательно. И я туда. Там на поезд — и к себе на заставу!
— Дядь, а вы на какой границе служите?
— Сейчас проверим, как вы знаете географию. Река Буг где?
— Знаем! — хором запели пацаны. — Польская…
Пограничник помрачнел:
— То-то и беда, что теперь германская…
…У маленького базарчика, где бабы торговали вяленой рыбой, топленым молоком, ягодой и прочей разностью, стояла деревянная будочка — касса. В окошечке надпись: «Билетов нету». Очередь, однако, была. На что-то надеялись.
Лиза хотела стать в очередь, но военный не пустил.
— Время только терять, — сказал он. — Пошли, что-нибудь придумаем.
Шла посадка на пароход. Пассажиры на «Клим» проходили через «Память Маркина» — два парохода стояли лагом друг к другу. У трапа матрос с усами проверял билеты.
— Вы идите, — сказала Лиза.
— А вы?
— Я как-нибудь… У вас служба.
— Нет, пограничники так не поступают. Вот что, берите мой билет. И оба чемодана. Донесете?
— Да, но вы?..
Вместо ответа он поднял чемоданы, протянул ей.
— Нет, — заупрямилась она. — Я так не могу. Вдруг вас не пустят…
— Смешная, ей-богу. Раз я говорю, значит, знаю.
— А вдруг… — хитро прищурилась она. — Такой солидный человек, с орденом… И без билета. Конфуз! Я дак себе век не прощу…
— А-а! — досадливо взмахнул он рукой. — Смотрите, как это делается!
Он быстро стянул ремень с портупеей, скатал, положил в карман. Расстегнул ворот гимнастерки, снял фуражку, взбил пятерней волосы, взлохматил брови — сразу приобрел домашний затрапезный вид, стал похож на заспавшегося после бурного веселья служивого.
— Прямиком на гауптвахту! — пошутил он над собой. — Сейчас и пропуск добуду…
Он сбежал по сходням на берег к базарчику. Тут транзитные пассажиры бранились с торговками, покупали разную снедь; кто нес обратно на пароход дымящуюся картошку, кто огурчики — славные здесь были огурчики, маленькие, в темных пупырышках, один к одному. Военный наскоро выбрал у крайней в ряду торговки связку прозрачного серебряного чехня и побежал обратно.
— Здравия желаем, товарищ командир, — приветствовал его усатый матрос у трапа. — Эх, к этой рыбке пивца бы! Жаль, нету. Придется Жигулей ждать…
Военный сунул ему в руку самую большую рыбину.
— Благодарствую, — сказал матрос и рассмотрел чехня на свет. — Ах, ядреный корень, вот произведение!.. Чудо природы! — восхитился он. — Солнце не застит — до чего хорош! — Откашлялся начальственно на напиравших пассажиров:
— Билеты готовьте, граждане, билеты!
Лиза, наблюдавшая сцену, улыбнулась, подняла чемоданы и пошла к трапу.
Пароход отошел, и посыпались с его кормы мальчишки, которые в последнюю минуту все-таки проникли на судно, чтобы прокатиться пару сот метров да заодно нырнуть с верхотуры.
Лиза и пограничник стояли на верхней палубе. В гладкой воде отражался крутой берег, город поверх обрыва весь в вишневых и яблоневых садах, «знаменитая» лестница, самая высокая на всем правобережье. Вдоль берега по колено в воде стояли рыбаки, ловили баклешку внахлест.
Двое мальчишек, размахивая удилищами, приветствовали пароход.
— Никак наши мальцы? — сказал военный.
Они помахали ребятам в ответ. И тут же отозвался на приветствие гудок парохода — густо пропел он над водной ширью, и долго еще висела в воздухе его последняя нота.
— Мне кажется, пора познакомиться, — улыбнулся военный.
Лиза протянула руку «лодочкой»:
— Лиза.
— Павел Глазков.
— А по отчеству?
— Это лишнее. А вообще — Павел Иванович. Возвращаюсь из очередного отпуска. Я из Троицкого, не слыхали? Все село Глазковы…
— Нет, я не местная. У меня тут в Тетюшах тетя живет.
— В гостях были? Хорошо на Волге! Что же не загорели?
— Да так… — Лиза замялась, перевела разговор: — Ловко у вас получилось.
— Что? Ах, это… Не впервой. Вся юность на Волге прошла. Ездить-то приходилось много, а денег на билет не всегда… Знаете что… — Павел Иванович искоса посмотрел на спутницу, предложил не очень уверенно: — Давайте пойдем в ресторан? Так сказать, отметим знакомство.
— Зачем? — возразила Лиза. — У меня полная сетка продуктов. Мне тетка подорожников напекла — и пироги с морковкой, и шанежки…
— А в ресторане веселее, — тянул свое Павел Иванович. — Там музыка играет…
— Ой, как это неожиданно. — Она наклонила голову и осмотрела себя: — Я в дорогу оделась…
— Вы очень подходяще одеты, — успокоил ее Павел Иванович. — И даже красиво.
— Правда? — вспыхнула Лиза.
— Конечно. Вам эта кофточка к лицу. И берет удачно подобран.
Они еще немного поспорили — идти или нет, — и Лиза сдалась.
Подошел весь в белом официант и молча встал у столика, а Павел Иванович с Лизой все не могли решить, что выбрать.
Он предлагал выпить по рюмочке портвейна за знакомство, но она наотрез отказалась пить крепкие вина и с испугом оглядывала просторное ресторанное помещение, дерево и медь отделки, накрахмаленные скатерти, белоснежных, похожих на эстрадных артистов, официантов. В конце концов сошлись на ликере, напитке более дамском и подходящем случаю. Его принесли в пузатом графинчике — тягучую изумрудного цвета жидкость.
— За знакомство! — Павел Иванович поднял свою рюмку. — Я очень рад, поверьте…
— Ой, какая крепкая! — удивилась Лиза. — Но вкусно…
— Вы замужем? — спросил он.
— Нет, — ответила она быстро. — А вы?
— Я тоже не женат. Когда? Семилетка, армия, потом училище… И снова служба…
— Насквозь военный, — засмеялась она.
— В общем, да. Из двадцати семи девять лет отдал армии…
— Я думала, вам гораздо больше, — простодушно удивилась она. — Лет тридцать…
— Неужели выгляжу таким старым?
— Извините, — смутилась Лиза. — Я вовсе не это хотела сказать. Просто вы такой… Ну, как бы это выразиться — много повидавший…
— А сколько вам, если не секрет?
— Девятнадцать… Почти двадцать… Собственно, двадцать уже. Через неделю день рождения.
— Какая у нас огромная разница в годах, — сказал он полувопросительно. Она промолчала.
Он вдруг засмеялся.
— Чему это вы? — насторожилась она.
— Так… Вспомнил одно предсказание.
— Оно сбылось?
— Не знаю. Нет… Может быть, потом я вам расскажу. Вам нравится здесь?
— Очень. Я никогда не ездила в первом классе. Даже на верхнюю палубу ни разу не поднималась…
— Извиняйте, — седой благообразного вида старичок в белом чесучовом костюме с газетой в руках тронул рукой свободный стул напротив молодой пары. — Не прогоните? — спросил он, сильно ударяя на «о». Кстати, Павел Иванович тоже «окал», как вся Средняя Волга от Горького до Самары.
— Присаживайтесь, милости просим, — живо откликнулась Лиза.
— Минутку, — сказал старичок и засеменил между столиками к выходу. Через минуту он вернулся, держа под руку такую же чистенькую, просто одетую, чем-то очень похожую на него жену. — Вот, Зоя Ксенофонтовна, молодые люди не возражают принять нас в компанию.
Старушка поклонилась, села, Лиза протянула ей меню. Павел Иванович наклонился к старичку:
— Не выпьете с нами?
— Благодарю. Не станем мешать. — Старичок раскрыл газету и отгородился ею от соседей по столику. Газету отставлял далеко от глаз — очки взяла жена; держа, как монокль, изучала через них меню.
— Макароны по-флотски, — прочитала она. — Что это за блюдо такое, Афанасий? Ты не знаешь?
— Думаю, что-то острое, — ответил супруг, не отрываясь от газеты. — Моряки — народ крепкий, возьми какое-нибудь знакомое…
Завели патефон в углу, и несколько пар пошли танцевать модное танго. Лиза поспешно отвернулась от танцующих, боясь, что Павлу Ивановичу взбредет на ум тоже отправиться в круг. Танец был медленный, бесстыже стонали скрипки, пары тесно прижимались друг к другу и, закрыв глаза, перебирали ногами, почти не сходя с места.