Станислав Говорухин - Вертикаль. Место встречи изменить нельзя
Отвлекусь немного. Это был первый негосударственный фестиваль. Не хвастаясь, скажу, что это был самый остроумный, самый веселый кинопраздник за всю историю отечественного кинематографа.
Но вернемся к нашим баранам, вернее, к собакам. Антип умирал, уже не двигался, не ел, не пил и только смотрел на хозяев печальным взглядом, словно спрашивая: ну, что же вы? сделайте что-нибудь? Галя продолжала вызывать врачей, профессоров, которые только разводили руками, президент фестиваля мрачнел день ото дня, общий психоз распространился на гостей и участников фестиваля, утро начиналось у всех с вопроса: как здоровье Антипа?
А я уже мысленно попрощался с ним. Но жена моя не собиралась сдаваться, за эту неделю она проштудировала десятки медицинских книг и сама уже, по сути, стала собачьим доктором. Она мучительно искала причину. И нашла ее — стала делать Антипу масляные клизмы. Все гениальное просто. Причина болезни обжоры оказалась до смешного проста. После третьей клизмы Антип благополучно разрешился этой самой «причиной». Ею оказалась пробка от шампанского. Она закупорила кишку, оказалась точно по размеру, не оставив даже щелочки, даже для воздуха.
И вот тут начался настоящий ужас. Из него лилось, а он жрал. Был вечер, и как раз были гости. Антип буйствовал, хватал куски со стола, заглатывал в себя пищу, а из него лилась какая-то вонючая грязь. Боже, какой это был стыд. К счастью, гости оказались настоящими людьми — все любили животных.
Спустя два года мы играли с моим товарищем Вахтангом Микеладзе в шахматы, и упала пешка с доски. Антип тут же ее проглотил. Но уже паники не было, Галя знала, что делать. Через пару дней — мы снова играли в шахматы — до меня донесся с кухни Галин вскрик, а потом стук деревяшки о кафель…
Пешку мы отмыли — с нее только чуть-чуть слезла краска — и продолжаем ею играть по сей день.
Однажды Антип спас своего собрата.
Рано утром мы выехали из Киева в Одессу. Часа через два остановились — позавтракать. Въехали по грунтовой дороге в лес и заглушили мотор. Антип выскочил из машины и, не успев поднять ногу, бросился куда-то. Я побежал за ним. Вскоре его низкий басовый лай разбудил весь лес.
Он стоял на краю большой, похожей на воронку от фугаса, ямы. На дне ее была желтая дождевая вода, а в ней — мешок. Мешок шевелился. Я спустился на дно, достал из кармана нож, перерезал веревку… И оттуда выскочил рыжий, похожий на лисенка, щенок… Ему было месяца два от роду…
Я посмотрел на жену, она была в полуобморочном состоянии. Такого мы оба никогда не видели, только читали у Тургенева…
Какая же сволочь сделала это? Нет. Это был не человек — нелюдь! Он бросил живое — мыслящее существо! — в яму, полную воды. И уехал. Но вода была дождевая, она быстро впитывалась в почву, а щенок боролся за жизнь. Боролся из последних сил до тех пор, пока лапы его не коснулись земли и он смог дышать сквозь поры мешковины.
Мы с трудом усадили нашего «лисенка» в машину и покинули это страшное место. Он скулил, повизгивал, бился головой о стекло, наверное, думал: его опять везут убивать.
Мы увезли его километров за сто от ближайшей к месту убийства деревни; открыли дверцу, и он пулей умчался куда-то.
И все равно я по сей день ругаю себя. А вдруг он нашел свою деревню, вернулся к своей матери, к своему убийце…
Я очень часто вспоминаю Антипкиного найденыша. Надо было взять его с собой. Каким бы он нам стал надежным и преданным другом…
Не помню, кто… кто-то из великих сказал: «Жить было бы совершенно невозможно, если бы не преданная морда собаки, в глаза которой можно смотреть с безграничным доверием».
Антип жил тринадцать лет — довольно много для собак этой породы. Умирал он тяжело, но до последнего вздоха рядом с ним был Человек. Он умер на руках у своей хозяйки.
А что с Кузей? Кузя утонул. Как и было написано у него на роду — погиб на дне колодца. Провалился в песчаный колодец на Каролино-Бугаз. Опять была осень, народу мало, никто не слышал, как он звал на помощь.
Часть шестая
Киноповести
Вторжение
В конце февраля 1941 года в Берлине состоялся митинг, посвященный 21-й годовщине национал-социалистической партии. С речью выступил рейхсканцлер Адольф Гитлер.
Наклонив вперед корпус, прижав голову к плечу, он быстрым шагом взошел на трибуну и, как истый актер, начал тихо с какой-то незначащей фразы, слова которой потонули в восторженном реве коричневой толпы. Сразу за этим установилась мертвая тишина, и в этой тишине рейхсканцлер начал свою речь.
«Нам предстоит новый год борьбы, — голосом оракула возвестил он. — Мы знаем, что он принесет великие решения, и с уверенностью смотрим в будущее…»
На экране появилось название фильма:
«ВТОРЖЕНИЕ»
…Вниз к пристани спускалась по волжскому обрыву ветхая деревянная лестница в тысячу ступеней, которые всхлипывали под ногами, стонали, пели на разные голоса. Лиза устала, ногу па ступеньку ставила нетвердо, мешали туфли на высоких каблуках. Она сняла бы их, да руки заняты — в одной был ридикюль и авоська с продуктами, другую оттягивал крашеный фанерный чемодан, который бил углом по ступеням, и оттого приходилось держать его в согнутой руке.
Заплывшим слезой глазом Лиза увидела, как слева из-за излучины реки выплыла белая, окутанная дымом точка — пароход. Надо спешить. Мертвыми пальцами она поддернула чемодан — что-то хрустнуло, ручка осталась в руке, а сам чемодан полетел вниз, стукаясь о ступени, упал на дощатую площадку и рассыпался. Слезы, дрожавшие в глазах, только этого и ждали — тут же пролились по щекам двумя солеными ручейками. Да плакать было некогда — белая точка крупнела на глазах, пароход приближался; она нагнулась и давай собирать свое нехитрое имущество.
— Ай-яй-яй! — услышала она вдруг голос. — Вот плакать-то совсем ни к чему…
Лиза подняла голову, увидела хромовые, подернутые пылью сапоги, широкие галифе, ремень с портупеей, орден-звездочку в красной глазури, кубики в петлицах и, наконец, строгое лицо с веселыми карими глазами. Слезы тут же пересохли, расширенными вымытыми глазами уставилась она на стройное великолепие, которое как-то уж очень не вязалось с этой скрипучей извилистой лестницей, скособоченными домишками, лепившимися по обрыву, с маленькой пристанькой-дебаркадером внизу.
А военный уже нагнулся над ее пожитками, поднял один сверток, другой, протягивал вещи, краем глаза рассматривая ее. Лиза была хороша, чего там: каштановые, коротко подстриженные по моде волосы под белым беретом, яркие полные губы, вздернутый, но не курносый, а прямой, хорошенький носик… Словом, впечатление она произвела — военный даже разволновался, папиросу вынул, закурил.
Лиза закрыла крышку, стала возиться с замком.
— Сломался, — сказала она и виновато улыбнулась.
— Позвольте, я?.. — Военный присел, пощелкал замком. — Починить можно. Но потом… Вы к пароходу?
Она кивнула.
— Выходит, попутчики? — Наконец он открыто взглянул ей в глаза. — А сейчас бы веревочку?.. Эй, ребятки!
Двое мальцов с удочками бегом спускались по тропе рядом с лестницей. Увидев военного, да еще командира, они и так остановились, робко перешептываясь друг с другом.
— Ну! — повторил военный. — Ко мне!
Ребята пролезли под перилами, восхищенно уставились на него.
— Дяденька, вы танкист?
Военный снисходительно усмехнулся:
— Пограничник.
— Ух ты! — восторженно ахнули ребята. — А наган у вас есть?
— Вот вам задача, ребята, — строго оборвал их военный. — Надо добыть веревочку, чемодан перевязать…
— Кукан, дядь, годится? — Один из мальцов вынул из кармана бечевку, смотанную узелком, другой протянул такую же.
Военный подергал кусок бечевки.
— Куда же рыбу денете?
— А-а… — отмахнулся старший из ребят. — Была бы рыба…
Пока военный перевязывал чемодан, ребята закидывали его вопросами:
— Дядь, вы лейтенант?
— Старший.
— У-y! А у танка и пушка и пулемет?
Военный поднял оба чемодана, все четверо пошли вниз.
— А у фашистов танки есть?
— К сожалению, — военный посмотрел на Лизу и улыбнулся.
— Тетя, давайте мы вашу сетку понесем? — Маленькие подлизы вцепились в сетку; она отдала, нагнулась, сняла туфли.
— Дядь, а что сильнее: пушка или гаубица?
— Дядь, а правда, у Гитлера одна нога хромая?
Военный засмеялся:
— Не знаю. С Гитлером лично не знаком. Но, по-моему, это у Геббельса…
— Дядь, — младший хитро посмотрел на военного, — а вы можете название парохода прочитать? У пограничника глаз должен быть зоркий, да? Чтобы диверсанта углядеть…
Пароход приближался, просматривались уже палубы, заполненные пассажирами, лопасти колес поблескивали в лучах низкого солнца.
