Елена Сазанович - Гайдебуровский старик
– И успокоили, и не успокоили, дорогой, – Сенечка вздохнул еще громче. И кивнул на елку, увешанную конфетами. – И игрушки она, значит, того?
– Бог с ними, игрушками, Сенечка. Ты лучше скажи, что ты знаешь о Дине?
– Что знаю? – Сенечка почесал затылок. – Если разобраться – и ничего. Появилась она здесь внезапно, и я почему-то первым делом подумал – цыганка. Такая чернявенькая и бусы на шее. Даже решил за ней присматривать. А потом вижу – ан, нет. Гражданочка, как гражданочка. Цветами торгует. Ну и ладно себе. Бдительность я и потерял. А оказалась-таки цыганка. Наверняка со своими братьями цыганами все и умыкнула у вас. Они это запросто умеют.
– Какое легкое всему объяснение – цыгане, – невесело усмехнулся я. – Вроде дашь такое объяснение – и уже легче. Какой с цыган спрос? А если не цыганка? Тогда грустно и обидно, так, получается?
– Вроде так. Но все равно она цыганка. Когда ж она у нас на улице появилась? – Сенечка сморщил свой курносый нос. – Да летом, поди! Помните, Аристарх Модестович? Ну, тогда еще она в цветастой юбке до пят была. Жарко было. Цыгане как-то только в жару видны. Зимой их не видно. Зимой их цыганская внешность как бы пропадает. Ну, словно окрас они зимой меняют. Помню, вам еще тогда глобус завезли, большой такой, ну, навроде мяча волейбольного. Там весь мир наш был нарисован. Он еще на витрине стоял, помните? Помню, она остановилась напротив вашей лавки, юбку приподняла, чтобы по асфальту не тягалась, уж длинная больно была. И разинула рот, глядя на глобус. Мне кажется, уж больно он ей приглянулся. Одно слово – цыгане! Им же по миру в самую сласть шастать. А тут такая вещица! Весь мир перед тобой! Ткни пальцем в любую точку мира и давай, иди туда смело! Да видно ей не повезло. Глобус то вы раньше сбыли.
Я замер на месте. Не знаю, сколько я так стоял, в оцепенении. Пепел от сигареты падал прямо на пол. И только когда она обожгла палец, я вздрогнул. Да, так про что это Сенечка? Что меня так испугало и обожгло? Цыгане, шастающие по миру всласть. Нет, не то. Цыганка, укравшая ценные вещи. Опять не то! Весь мир перед тобой! Мир, это уже ближе. Мир. Разные континенты, страны, города, горы, реки. Целый мир, на который так мечтают смотреть цыгане, чтобы ткнуть в него пальцем. И поехать, куда глаза глядят. Мир. Нарисованный. На карте. Нет, на глобусе. В виде волейбольного мяча! Вот оно! Волейбольного мяча Моргана. Мяча, которым я совершил убийство. Который тщательно вымыл, даже продезинфицировал. И который все равно может оказаться важнейшей уликой. Потому что сегодня наука зашла слишком далеко. Сегодня науку не продезинфицируешь. Она выше стерилизации. Черт побери! Этот бестолковый разукрашенный мир в виде мяча сейчас преспокойно покоится у этой расфуфыренной дамочки, которой я его продал. Или нет, он не лежит, им, возможно, играет в футбол ее муж. Вместо того, чтобы напиться до чертиков из венецианского стекла. Хотя как им можно играть, он же всего лишь фикция, копия, подделка мяча. Подделка мира. Дамочка что-то перепутала. Он слишком тяжел для игры. Если им можно убить. Запросто убить.
Я взъерошил свои густые седые волосы. Господи, почему я так подумал: свои. Это не мои волосы. Это всего лишь парик. Свой цвет волос я уже стал забывать. Их густоту, их длину. Все подделка. И эта антикварная лавка, в которой за один миг ничего не осталось – тоже подделка. И кафе у Косулек, где вместо оленины подают свинью. И Дина, которая была не цветочницей, а воровкой. Может быть, Сенечка не подделка, этот лопоухий, веснушчатый регулировщик. Впрочем, он уж слишком хорош для этого нехорошего нарисованного мира на глобусе. Мир таких не принимает. И в свои ряды не берет.
– Аристарх Модестович, – голос Сени я услышал словно издалека, хотя сам он вплотную приблизился ко мне и даже положил руку на плечо. – Что с вами, Аристарх Модестович?
Действительно что. Почему я так переполошился, вспомнив глобус. Нет, я вспомнил орудие убийства. На котором были отпечатки пальцев. А еще. Ну конечно! Журнал, который я самолично отдал Роману. Журнал, в котором черным по белому указан адрес дамочки, которой я продал орудие убийства. Зачем я его продал. Лучше бы я продал весь мир. Только кому он нужен, этот мир. И кто бы у меня его купил. Если он ничего сегодня не стоит. Возможно, завтра он станет раритетом, превратится в антиквариат, в застывшую форму в виде глобуса. С мертвыми городами, странами, континентами. Морями, реками и горами. Возможно, в таком виде им заинтересуются другие планеты. Застывшим, мертвым миром. Без людей. С людьми он ничего не стоит. Человечество снизило его цену до нуля. И превратило в дешевку.
– Что, что вы сказали, дорогой? – Сенечка встряхнул меня за плечо. И я, наконец, очнулся. Не хватало, чтобы я еще разговаривал вслух.
– Ничего, Сеня, тебе просто послышалась. Я просто… Ну, вспомнил этот глобус. Жаль мне его. Действительно была хорошая вещь. Как-то на сердце она мне легла. И от самого сердца-то и оторвали.
– Ну, да, – согласился Сенечка. – К своему сердцу и приложили. Мне эта дамочка сразу не понравилась. Из этих, новеньких, у которых только что деньги появились. И они словно торопятся взять реванш за свою прошлую неудачную жизнь. А что реванш! Реваншисты изначально пораженцы, я правильно говорю? Помню, как она важно шла с этим глобусом, словно с короной, прижав к груди. Но вы не волнуйтесь, Аристарх Модестович, я ей сполна отомстил. Я уже научился тоже брать реванш. Справедливый реванш. И научился им мстить. Справедливо.
Я вопросительно поднял брови. О чем говорит этот славный справедливый парень?
– Припарковалась-то она с ошибочкой. Парковка-то в том месте не разрешена! Нарушение! Я еще помню, подумал, у такого уважаемого человека, как вы, покупает такие уважаемые вещи. Которые можно сказать из самой истории. А в то же время так невежественно парковаться. Как недоучка! Вот я ей счет по полной и выписал. Ох, и визжала она. Но нет, не помогло. Я людей сразу распознаю. Вернее, не людей, а автомобилистов. И уже поверьте мне, я ошибок не допускаю. Мой глаз наметан. Сразу вижу, кого по полной можно наказывать, без зазрения совести, можно сказать на благо обществу. А кого можно простить. И отпустить с чистой совестью. Вот так, дорогой.
Легкая дрожь, словно морская волна, пробежала по моему телу. Мой голос от волнения охрип. И я выдавил охрипшим голосом:
– И что, Сеня, и бумагу ты составил, как полагается? И адрес она правильный указала? Не слукавила. Знаешь, от таких можно всего ожидать.
– Нет, любезный. Меня голыми руками не возьмешь. Все отрапортовала. Живет она ведь здесь, недалече. Из наших она. К чему ей нарываться на скандал с властями? Поди, каждый раз мимо меня на своей «Тойоте» мотает. То сюда, в свою квартиру, то бишь на нашу улицу, где и прописана, как полагается. То в особняк, то бишь за город. Сегодня еще здесь, в квартире сидит. Видел, как недавно вышла «Из Косулек». Чего ей там делать? Но видно от родословной никуда не деться. Тянет их в «Косульки» и все тут, даже если они из торговок вмиг королевами стали. И даже если такую духовную вещь, как ваш глобус, могут себе позволить. Эх, зря вы, любезный, в такие руки такую вещь!
Я нервно прошелся взад-вперед по пустой комнате. Мне во что бы то ни стало, нужно было у Сени раздобыть адрес этой дамочки. Но как это сделать аккуратно, чтобы он ничего не заподозрил, я придумать не мог. Сеня это сделал за меня. Он даже стукнул себя по лбу, словно его озарила гениальная мысль.
– Ох, как я вас и понимаю, любезный! Хоть и не философ, и от вашей философии далеко стою. На дороге всего лишь. Но понимаю! Вы же один остались! Ну, абсолютно один! Хоть вы и говорите, что абсолютных категорий не существует… Но, похоже, здесь тот случай. Ни родных, ни друзей. Хоть вам они и не нужны были. Элеонора Викентьевна и та померла, – Сенечка всхлипнул и перекрестился. – Но главное – пустая лавка! Вот для вас трагедия, дорогой! Можно сказать горе! Можно сказать живая могила! Ведь эти ценные вещицы из истории вам заменяли все! И жизнью для вас была история! Так начните ее заново! Ну, словно сотворение мира! Хоть с чего начните! Ну вот, хотя бы с этого глобуса. Как никак, а на нем нарисован плохой или не очень, но целый мир! Верните его!
– Как? – я слишком поспешно перебил Сенечку.
Сенечка еще раз хлопнул себя по лбу. Еще сильнее. Словно убеждал, что мысль действительно гениальная.
– А вы выкупите его! Скажите, мол, извиняюсь, кланяюсь, приношу соболезнования. Но глобус и ста рублей не стоит. Ошибочка, мол, вышла. Не исторический он вовсе. А просто старый. Деньжата-то у вас имеются, чтобы выкупить?
Я утвердительно кивнул. Деньги у меня были. Во всяком случае, чтобы выкупить глобус – хватит. Я до сих пор недоумевал, почему Дина не притронулась к этим деньгам. Может, она все-таки не цыганка? Тогда кто? Впрочем, мне было уже не до Дины. Мне нужно было любыми путями получить улику. И, похоже, появился шанс. Я внутренне ликовал. Я не ожидал, что Сенечка был способен на гениальные мысли. Как же я часто ошибался в людях! Но я вовремя взял себя в руки. И проявил сдержанность. Сенечка не должен заметить моего перевозбуждения.
