Томас Вулф - Паутина и скала
Потому что черная, бурная ночь, неизбежная, загадочная, таин shy;ственная, с тоскливым неистовством бури, безумными криками и бесприютностью надвигалась на них, словно враг. И на одинокой иершине свистел ветер в сухой, жесткой траве, а внизу неслось от shy;даленное завывание ветра, ведущего непрестанную, суровую войну с гибкими ветвями безлиственных, сиротливых деревьев.
И мальчик сразу же увидел внизу город, теперь курящийся множеством очажных дымков, являющий дружелюбно мерцаю shy;щими огоньками свое великолепное, уютное расположение, свои трогательные, страстные залоги крова, тепла, уюта, еды, любви. Город говорил мальчику о чем-то бессмертном и неодоли shy;мом в людских душах, напоминающем крохотный огонек в бес shy;крайней тьме, который никогда не погаснет. И надежда, порыв, страстное стремление, радость, неодолимое желание спуститься и город заполнили его сердце. Потому что в надвигающейся не shy;истовой, бурной ночи не было двери, и мысль остаться в темно shy;те на горной вершине была невыносима.
Потом они с дядей спускались по горному склону, избрав са shy;мый короткий, самый крутой путь, стремились обратно к знако shy;мым пределам города, улиц, домов, огней с чувством неистовой поспешности, пребывания на волосок от смерти, словно громад shy;ный зверь тьмы крался за ними по пятам. Когда вновь оказались и городе, он встретил их туманной, дымной, неизменной и странно волнующей атмосферой декабрьского вечера, запахами ужина из множества домов. Ароматы еды были сильными, аппетитными, сообразными зимнему времени, жгучему, вызвающему голод резкому, ядреному воздуху. Ощущались запахи жареного мяса, рыбы, приятное, жирное благоухание свиных отбивных. Запахи тушеной печенки, жареных цыплят и самый острый, смачныи запах рубленого бифштекса с жареным луком.
В этом замечательном домашнем запахе были не только глубокое довольство и покой насыщения, он почему-то вызывал у мальчика мысль и о нежной, миловидной, опрятной, желанной молодой жене, о восхитительных ночных удовольствиях, о страстных любовных играх, когда свет погашен, весь дом погружен в темноту, и сильные, сумасшедшие ветры с холмов обдают его резкими порывами. Этот образ наполнял его сердце неудержимой радостью, пробуждал вновь прекрасную надежду на простое, бесценное, интимное счастье су shy;пружеской любви, доступное любому – мяснику, пекарю, фермеру, инженеру, продавцу, точно так же, как и поэту, ученому, философу.
То был образ супружеской любви, вечно пылкой, сильной, верной, чистой и нежной, ни в коем случае не вероломной, гряз shy;ной, охладелой, угасшей, неизменно горячей и страстной в тем shy;ные часы ночи, когда сильные ветры бьются о дом. Она являлась бесценным сокровищем, единственным в своем роде владением одного человека, и вместе с тем, подобно бифштексу с жареным луком, простой радостью, высшим блаженством, на которое, как думал мальчик, может надеяться любой человек.
Так этот сильный домашний аромат плотной еды, сообразной зимнему времени, вызывал множество образов теплоты, надеж shy;ных домашних стен, ревущего огня и весело освещенных им за shy;потевших окон. Двери были затворены, окна закрыты, все дома жили своей тайной, замечательной, уединенной жизнью, поче shy;му-то пронзающей душу прохожего какой-то неистовой и груст shy;ной радостью, какой-то сильной приязнью к человеческой жиз shy;ни, столь беззащитной перед затопляющим ужасом ночи, бури, вечного мрака, и, однако же, обладающей бессмертной решимо shy;стью возвести стены, разжечь огонь, закрыть дверь.
Вид этих великолепных закрытых домов с их теплотой жизни пробуждал в мальчике горькое, мучительное, причудливо двой shy;ственное чувство изгнания и возвращения, одиночества и уюта, вечной отдаленности от непроницаемого, манящего покрова жизни душа в душу и такой близости к нему, что он мог коснуть shy;ся его рукой, войти в него через некую дверь, овладеть им с по shy;мощью какого-то слова – слова, которого почему-то ему никог shy;да не сказать, дверь, которой, почему-то, никогда не открыть.
Книга третья. Паутина и мир
Когда отец Джорджа Уэббера скончался в 1916 году, мальчик был безутешен. Правда, Джордж в течение восьми лет был разлу shy;чен с отцом, но, как сам говорил, постоянно ощущал его рядом. Те shy;перь сильнее, чем прежде, он почувствовал себя крепко застрявшим в той паутине ушедших, но вечно сущих времен и жизней, которой опутала его джойнеровская родня, и как-то вырваться из нее ста shy;ло для него главной необходимостью.
К счастью, Джон Уэббер оставил сыну небольшое наследство – достаточное, чтобы окончить колледж и при тщательной береж shy;ливости помочь ему впоследствии ступить на свою стезю. Поэто shy;му той осенью, с грустью и ликованием, он простился со всей джойнеровской родней и отправился в свое великое приключение.
А после занятий он мечтал о славе в новых землях, о замечатель shy;ном будущем в ярко сияющем городе.
10. ОЛИМП В КЭТОУБЕ
В один из сентябрьских дней 1916 года тощий юнец с дешевым чемоданом, одетый в куцый пиджачок и облегающие брюки, едва доходящие до лодыжек, шел по одной из аккуратных доро shy;жек, пересекающих живописную территорию старого колледжа на среднем Юге, то и дело несколько растерянно, недоуменно оглядывался по сторонам и с сомнением поглядывал на листок бу shy;маги в руке, где явно были написаны какие-то указания. Едва он вновь поставил чемодан и сверился с листком в шестой или седь shy;мой раз, из старого общежития с краю городка кто-то вышел, вбежал по ступеням и широко зашагал по дорожке, на которой стоял юнец. Тот поднял взгляд и слегка поперхнулся, увидя, что красивое, словно пантера, создание с грациозностью, быстротой, ловкостью большой кошки приближается к нему.
Ошеломленный юнец совершенно лишился дара речи. Даже ради спасения собственной жизни он не смог бы членораздельно заговорить; а если б и смог, то не посмел бы обратиться к столь великолепному созданию, словно бы созданному по иным мер shy;кам для иной вселенной, более олимпийской, чем могло при shy;сниться любому юнцу. Но, к счастью, великолепный незнакомец взял дело в свои руки. Подойдя своей изящной поступью, ле shy;гонько ударяя руками по воздуху с безупречной прирожденной грацией, он бросил на юнца быстрый, острый взгляд проница shy;тельных блестящих серых глаз, улыбнулся с весьма приветли shy;вым, ободряющим дружелюбием – в улыбке сквозили нежность и юмор, потом очень мягким, южным голосом, чуть хриплова shy;тым, в котором, несмотря на всю его приятную, ласковую тепло shy;ту, слышалась громадная жизненная сила, сказал:
– Ищешь что-нибудь? Я, пожалуй, смогу помочь.
– Д-да, сэр, – выдавил не сразу юнец и, обнаружив, что язык не повинуется ему, протянул дрожащей рукой мятый листок бу shy;маги.
Великолепный незнакомец взял его, быстро глянул блестя shy;щими серыми глазами и улыбнулся.
– А, ищешь Мак-Ивер. Новичок, значит?
– Д-да, сэр, – прошептал юнец.
Великолепный молодой человек еще несколько секунд, чуть склонив голову набок, оценивающе смотрел на собеседника, в его серых глазах и приятной улыбке сквозили нарастающие юмор и удивление. Наконец он откровенно рассмеялся, но так обезоруживающе, дружелюбно, что это не могло задеть даже оро shy;бевшего юнца.
– Провалиться мне на месте, ты сущее пугало! – сказал вели shy;колепный молодой человек и еще несколько секунд проница shy;тельно, но с юмором разглядывал собеседника, легко поставив сильные руки на бедра с бессознательной грациозностью, прису shy; щей всем его движениям.
– Ладно, – негромко произнес он. – Наставлю тебя на путь, новичок.
С этими словами он положил сильные руки на плечи юнца, развернул его и мягко спросил:
– Видишь эту дорожку?
– Д-да, сэр.
– А здание в ее конце – с белыми колоннами по фасаду?
– Да, сэр.
– Так вот, – спокойно, неторопливо сказал молодой олимпи shy;ец, – это и есть Мак-Ивер. То самое здание, которое ты ищешь. А теперь, – очень мягко продолжал он, – тебе нужно только взять свой чемодан, идти прямо по дорожке, подняться по вон тем ступеням и войти в первую дверь справа. Все остальное сде shy;лают другие. Там регистрация. – И, подождав немного, чтобы эти сведения усвоились, легонько встряхнул юнца за плечи и лю shy;безно спросил:
– Ну как, все понял? Сможешь сделать то, что я сказал?
– Д-да, сэр.
– Отлично! – С поразительными быстротой и грациознос shy;тью, присущими всем его движениям, олимпиец выпустил юнца, запрокинул красивую голову и заливисто, мягко, совершенно обезоруживающе засмеялся. – Отлично, новичок. Ступай. И смотри, не поддавайся на розыгрыши тех второкурсников.
Юнец, заикаясь, робко и вместе с тем признательно побла shy;годарил, торопливо поднял чемодан и отправился выполнять указания высокого олимпийца. Идя по дорожке, он вновь ус shy;лышал негромкий, заливистый, обезоруживающий смех и по shy;нял, что олимпиец смотрит ему вслед проницательными серы shy;ми глазами, с прирожденной, бессознательной грацией поста-вя руки на бедра.
