Томас Вулф - Паутина и скала
В тот год было не так. Они очень волновались – так, что чув shy;ствовали привкус волнения во рту, слышали его биение в пульсе. Так, что голодали, копя деньги на эту поездку, урезали до преде shy;ла расходы на покупку новой одежды на смену изношенной. Большей частью эти ребята были бедными. В среднем они трати shy;ли не более пятисот долларов в год, две трети их работали ради большей части этой суммы. Большая часть их приехала из сель shy;ской местности, из городков в горах, в Пидмонте, в сосновых ле shy;сах вдоль побережья. Многие приехали с ферм. Остальные из ма shy;леньких городков. Больших городов в штате не было.
Они были, собственно говоря, студентами старого, бедного, шхолустного колледжа. И жили прекраснейшей жизнью. Это был прекраснейший колледж со всеми его старозаветной про-минциальностью, аскетизмом выбеленных известкой спален, ко shy;лодцем и уединенностью в пидмонтских нагорьях старого штата. Он превосходил все другие учебные заведения «на голову». Пре shy;восходил Гарвард, превосходил Йель, превосходил Принстон. Жизнь там была лучше, чем в Кембридже или Оксфорде. Была скудной, трудной, безденежной, во многих отношениях ограни shy;ченной и провинциальной, но зато чудесно подлинной.
Эта жизнь не отгораживала их от действительности, не укры-иала и не обособляла, не превращала в снобов, не заслоняла суровой, грубой картины мира роскошью и уединением. Они все знали, откуда вышли. Знали, откуда берутся деньги, потому что им они доставались трудно. Знали все не только о своей жизни, но и о жизни всего штата. Правда, они мало что знали о любой другой жизни, но окружающую знали досконально. Знали жизнь всего городка. Знали каждую женщину, каждого мужчину и ре shy;бенка. Знали историю и характер каждого. Знали их особеннос shy;ти, их недостатки, их пороки и добродетели; были преисполнены понимания, юмора и наблюдательности. Это была умеренная и, возможно, ограниченная жизнь, но они имели то, что имели, знали то, что знали.
И они знали, что в том году должны победить. Ради этого ко shy;пили деньги. Готовы были отправиться в Ричмонд даже пешком. У Джорджа это затруднений не вызывало. Ему предстояло сде shy;лать очень простой экономических выбор. Купить новое пальто или ехать в Ричмонд, и, как любой разумный юноша, он выбрал поездку.
Я сказал, что у него был выбор между Ричмондом и новым пальто. Точнее будет сказать, что у него был выбор между поезд shy;кой и пальто. Единственное, какое у него было в жизни, позеле shy;нело от старости и расползлось по швам за год до того, как он по shy;ступил в колледж. Но деньги на новое у него были, и он решил потратить их на поездку в Ричмонд.
Джим Рэндолф как-то прознал об этом – возможно, просто догадался. Команда выезжала за два дня до матча. Остальные за день. Они устроили праздничный костер и воодушевляющий ми shy;тинг перед отъездом команды, а когда он кончился, Джим повел Джорджа к себе в комнату и протянул ему свой свитер.
– Надевай.
Джордж надел.
Джим, поставив сильные руки на бедра, наблюдал за ним.
– Теперь надень свой пиджак.
Джордж надел пиджак поверх свитера. Джим глянул и расхохотался.
– Боже всемогущий! – воскликнул он. – Ты пугало!
Он в самом деле был пугалом! Свитер поглотил Джорджа, окутал, словно громадное одеяло; рукава высовывались на доб shy;рых четыре дюйма, низ доходил чуть ли не до колен. Сидел сви shy;тер плохо, но грел хорошо. Джим снова поглядел на Джорджа, медленно покачал головой, сказал: «Провалиться мне на месте, ты сущее пугало!», – взял чемодан и надел шляпу (Джим носил черные или серые фетровые шляпы с широкими полями, но не мягкими, опущенными, как у южных политиков, он всегда был разборчив в одежде, шляпа, как и все остальное, подчеркивала его силу и зрелость). Потом, обратясь к юнцу, сурово сказал:
– Вот что, новичок. Поезжай в Ричмонд в этом свитере. Если увижу, что ты ходишь в своем пиджачке, так надаю по мягкому месту, что сесть не сможешь. – И вдруг негромко, хрипловато, нежно и совершенно обезоруживающе засмеялся. – До свида shy;нья, малыш.
Затем положил на плечо свою большую руку.
– Носи этот свитер. Ничего, что он так сидит на тебе. В нем будет тепло. Увидимся после матча.
И с этими словами ушел.
Носить его! Джордж с той минуты жил в нем. Не расставался с ним, не мог ему нарадоваться, готов был сражаться за него и погибнуть, как ветеран армии генерала Ли за свое боевое знамя. То был не просто свитер Джима. То был свитер Джима с больши shy;ми белыми инициалами «ПР», освященный множеством одер shy;жанных в нем славных побед. То был прославленный свитер Джи shy;ма, самый знаменитый в колледже, – Джорджу казалось, что и во всем мире. Если б ему на плечи вдруг набросили горностаевую мантию его величества короля Великобритании и Индии, эта честь не могла бы произвести на него большего впечатления.
И все остальные считали так же. По крайней мере, все перво shy;курсники. Среди них не было ни единого, кто немедленно не снял бы пальто, если б Джордж предложил обменять его на этот свитер.
В этом свитере он и поехал в Ричмонд.
Но как передать захватывающее великолепие того путешествия? С тех пор Джордж Уэббер поездил немало. Исколесил Север и Юг, Запад и Восток на великолепных американских поездах. Не раз, подперев голову рукой, смотрел в темноте с вагонной полки на проплывающие мимо призрачные, тусклые виды Виргинии. Пересекал пустыню, горные цепи в лунном сиянии, боль shy;ше десятка раз бороздил бурное море и знал скорость и мощь больших лайнеров, ездил до Парижа от бельгийской границы в мчавшихся с сумасшедшей скоростью экспрессах, видел громадную протяженность огней вдоль берегов Средиземного моря в Италии, старые, зачарованные, наводящие на мысль об эльфах чудесные леса Германии, тоже в темноте. Однако ни единое путе shy;шествие днем или ночью не обладало увлекательностью, велико shy;лепием, радостью той поездки в Ричмонд двадцать лет назад.
Праздничный костер с пляшущими языками пламени, крас shy;ный отсвет на старых кирпичных стенах и сухом осеннем плюще, возбужденные лица восьмисот юношей, звон старого колокола на башне. А потом поезд. Маленький, жалкий. Он казался релик shy;вией былой Конфедерации. Труба маленького пыхтящего паро shy;воза расширялась кверху. Старые деревянные вагоны были по shy;крыты коркой въевшихся за сорок лет золы и сажи. Половина старых, обитых красным, дурно пахнувшим плюшем сидений была разломана. Студенты набились в вагоны битком. Они тес shy;нились в проходах, в тамбурах, залезали на тендер, облепили весь грязный состав, будто саранча. Наконец старый колокол зауныв shy;но прозвонил, раздался пронзительный свисток, и под аккомпа shy;немент их громких радостных возгласов старый паровоз дернул, ржавые сцепы звякнули – они отправились в путь.
Мчась к узловой станции, находящейся в четырнадцати милях, паровоз сошел с рельсов, но студентов это не расстроило. Они вы shy;лезли, обступили его и дружно помогли старику машинисту с по shy;мощью рычагов, домкрата и уговоров вновь поставить локомотив на ржавые рельсы. В конце концов они добрались до узловой стан shy;ции, где уже стоял заказанный для них поезд. Студенты влезли в де shy;сять пыльных, грязных вагонов компании «Сиборд Эйр Лайн», и те, кто смог, расселись. Десять минут спустя они ехали в Ричмонд. Всю ночь они катили на север, по штату Виргиния, и, едва забрез shy;жил серый рассвет, прибыли в его столицу.
Джордж Уэббер потом бывал в этом старом городе еще много раз, однако никогда больше не испытывал такой невозможной, невероятной радости, как в ту ночь. В Ричмонде студенты с весе shy;лыми криками высыпали из вагонов. Вышли на безлюдную Гэй-стрит. И шумной толпой отправились по ней мимо темных лавок и магазинов вверх по склону холма к Капитолию. Когда подошли к нему, купол его освещали первые лучи утреннего солнца. Воз shy;дух был свежим, морозным. Деревья в парке вокруг Капитолия и холма обладали восхитительной, чистой суровостью утра, рас shy;света, мороза, ноября.
Зрелище того, как просыпается громадный город – большин shy;ству из них Ричмонд казался громадным, – произвело волную shy;щее впечатление, для многих совершенно новое. На то, как с грохотом, лязгая на стрелках, проезжают первые трамваи, они смотрели с такими изумлением и радостью, каких еще никто не испытывал при взгляде на трамвай. Будь это первые трамваи на свете, будь это восхитительные, волшебные машины с Марса или с лунных шоссе, они бы не могли показаться пайн-рокцам более изумительными. Окраска их была ярче всех других, сияние света небывало сияющим, пассажиры, читающие утренние газеты, бо shy;лее загадочными, более интересными, чем все люди, каких они только видели до сих пор.
Они чувствовали соприкосновение с чудом и жизнью, с оча shy;рованием и историей. Видели здание законодательного собрания штата и слышали орудийную пальбу. Знали, что Грант стоит у во shy;рот Ричмонда. Что Ли окапывается милях в двадцати, возле Пи-терсберга. Что Линкольн выехал из Вашингтона и ждет вестей в Сити-Пойнте. Что под Вашингтоном Джубал Эрли садится в сед shy;ло. Они чувствовали, сознавали, ощущали сопричастность всему этому и еще многому. Знали, что находятся у ворот легендарного, неведомого Севера, что к их услугам большие поезда, что они мо shy;гут за час-другой домчаться до громадных городов. Ощущали пульс сна, сердцебиение спящих мужчин, легкое ворочанье в вя shy;лой дреме живущих в богатстве и роскоши красивых женщин. Чувствовали мощь, близость, подлинность всего священного и очаровательного, всех радости, прелести, красоты и чудес, какие только есть на свете. Каким-то образом сознавали причастность к ним. Торжество какого-то неминуемого славного свершения, немыслимого успеха, невероятного достижения было волнующе близко. Они знали, что оно наступит – скоро. И, однако, не мог shy;ли бы сказать, откуда и почему знают.
