Геннадий Авраменко - Уходили из дома
На подходе к церкви мы поняли, что там встали какие-то люди; напряглись, но потом решили, что это наши. Зашли, а оказалось, что там совсем наши — севастопольский народ во главе с Костей Веселовым, гостеприимным хозяином из Камышей. Все обрадовались страшно! Мы напоили их «молоком», а нас угостили колесами. Терен или тарен, как-то так называются. Я съел два. И чуть не умер. Через полчаса грот невероятно увеличился в размерах и посинел. Лежащие неподалеку камни принялись насвистывать какие-то мелодии, люди поменяли очертания и содержание, разговаривали с закрытыми ртами и вращали глазами. Страшно хотелось пить. Так невыносимо, что казалось, если не попить сию минуту, то сердце замрет и лопнет. Вода была, к счастью; все пили без остановки, говорили какую-то чушь и пили снова. Тело стало невероятно тяжелым, попытка встать на ноги не привела ни к чему. Стоя на коленях, я пытался собраться, но даже не понимал, в какой стороне люди, а в какой обрыв. Лишь огонь костра подсказывал: туда не ходи — сюда ходи. Шепчешь «пить» — кто-то дает воды. К счастью, это говно жрали не все, поэтому никто не шмякнулся вниз. Там невысоко, но все же...
Больше никогда эту дрянь есть не буду.
9 сентября, среда
После трех дней в гроте под мысом Ветров Костик изменился. Стал значительно реже говорить, подолгу молча сидеть в углу и гораздо меньше передвигаться.
Когда сделать пару шагов все-таки приходится, носит наперевес перед собой длинный прутик, говорит, что это духоловка, призраков отпугивать. Уж не знаю, что он там видел внизу, но это точно запало ему в душу. Расспросить пробовал, но Костя уходит в глухую оборону и ничего не рассказывает. Уверен, что он видел что-то из того, что видел я, и это явно был не «дирижабль».
Дождь вроде перестал, но хмарь осталась.
Как мы вчера доползли до Рингушника — одному богу известно. Даже бидончик не потеряли.
Весь день в воздухе висит напряг. Все ссорятся, ругаются, причем абсолютно без причины. Костик говорит, что это у нас от вчерашних колес в сочетании с передозом «молока» такой отходняк. А больше списать и не на что. Глаза у всех, как у китайцев, узкие, за водой ходить не успеваем — выпиваем по дороге целый котелок и идем обратно. В голове творится ужас и кошмар — ощущение, что она сейчас взорвется. Съели по «конфете» — думали, отпустит, но как-то не очень помогло.
Точно больше никогда не буду жрать эти колеса!
Вечером поднялся Митя с хавчиком. Чуть позже приехали смоленские герлы с баранками и всякой вкуснятиной.
А потом зашел в гости Костя Веселов, и я съел три колеса.
Успел подняться наверх и дойти до пещеры с телевизором. Там на стене телевизор нарисован — может, покажут чего-нибудь интересное. По правую руку бар, несколько нарисованных бутылок тут же подняли настроение. Помню, как включил первую программу, взял бутылку виски в руки и начал смотреть мультфильм в передаче «Спокойной ночи». Помню, показывали мультик про маленькое и черненькое существо, которое кривлялось и показывало мне язык. Вкус виски не помню совсем. Потому что я никогда в жизни не пробовал виски.
10 сентября, четверг
Очнулся с адской головной болью и сушняком. Долго не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, так плохо было. С трудом приподнялся и на коленях дополз до костра. Спасибо судьбе, в котелке был вчерашний чай. Давясь заваркой, я отхлебнул, перемазался копотью и рухнул на землю.
Еще толком не проснувшись, все снова начали лениво переругиваться.
Саратовские девицы от греха свалили, никаких независимых арбитров не было, и поэтому к вечеру мы совсем переругались.
Вылез прогуляться. Обошел ближайшие опустевшие пещеры в поисках хоть чего-нибудь. Около очагов собрал аккуратно сложенные окурки, некоторые очень даже жирные. Вспомнил, как стращал мангупцев историями про огонь. Ведь эта привычка — бросать «бычки» в костер — наутро, когда курево заканчивается, из способа поддерживать чистоту превращается в большую глупость. Чертыхаясь, пипл лазит по всем углам, но не находит ни крошки табака. А стоило придумать, что огонь нельзя бросать в огонь, а то чакры треснут, как около всех костровищ немедленно стали оставаться недокуренные самокрутки и сигареты. Выпотрошил из них табак, оторвал газетку, скрутил — наслаждение. Особенно вкусно курится газета «Аргументы и факты» почему-то. А хуже всего — «Труд».
На Дырявом автоматически пособирал попадающийся мусор; надо вечером сжечь, не забыть. Мусорить меньше сейчас стали, особенно хиппи. Кучи оставляют в основном туристы. Но их мусор полезный, мангупцы растаскивают его, как муравьи. Остатки провианта, газеты, банки и пакеты идут в дело. Бутылки сдаются. Остальное сжигается, включая консервные банки. Опять же, стоило сказать, что обожженная в костре жестянка сгниет от дождей уже через год, а просто выброшенная будет лежать десятилетия, как народ тут же радостно принялся жечь редкие свои и обильные туристические банки.
Около дворца наткнулся на размокшую от дождя сигарету. Красивая! С длинным фильтром, золотая вставка, «Ротманс». Решил спасти. Аккуратно положил ее в бумажку, донес до грота. Посушил в банке на огне, но она сломалась-таки, вырвав крик отчаяния из моего горла. Но хиппи не сдаются! Осторожно освободил ценнейшие волокна табака от папиросной бумаги, дрожащими пальцами переложил табак в газету, закрутил. Курили, делая глубокие затяжки, вместе с Добровольцем. Вкус сигареты «Ротманс», смешавшийся со вкусом газетных букв, передать невозможно. Бесподобно! Доброволец, с интересом наблюдавший за моими манипуляциями, посоветовал снять видеоролик с таким сюжетом и продать его за громадные деньги на рекламу «Ротмансу».
Выползли в Акустическую пещеру, потусовались там. Дома доварили и доели все продукты. Завтра на повестке дня — голод. И табака нет. Совсем.
11 сентября, пятница
Утром все проснулись с желудками, сведенными от голода. Я поклевал кизила, терна, попил травяного чая. Не полегчало. Отправился наверх добывать пищу.
Выручила Славянка, она на Ели-Бурун стоит, в Харьковской. Дала три супа, два бульонных кубика и кусок хлеба. Хлеб я сожрал по дороге, причем автоматически, как Винни-Пух мед, даже не заметил, как. Стыдно. Супы мы тут же замутили, накидали туда крапивы. Идея была не очень хороша, крапива для готовки идеальна весной, но и мелко порубленная осенняя, старая и жесткая, тоже сгодилась в качестве наполнителя. Перекусили.
Смоленские герлы тоже оголодали и отправились вниз; может, и принесут чего. Митяй собрался завтра сгонять в Севастополь, тоже привезет еды.
Что-то Наташка Сладкоежка запропастилась в этой Керчи. Обещала, что вернется через неделю, а сегодня уже ровно две. И Серега Севастопольский исчез. Давно должен был приехать, а нет как нет. И самое главное — исчез Скрипа. Я думал: может, запамятовал его в тареновом угаре, ан нет, выяснилось, что не поднимался. Начинаем беспокоиться.
12 сентября, суббота
Проснулись от громкого щебета. Низко-низко у грота проносилась стая стрижей, разворачивалась и снова возвращалась. Долго не могли понять, в чем дело, пока не разглядели птицу, застрявшую в ветвях орешника. Пришлось вставать и проявлять благородство. К счастью, повис стриж невысоко. Я осторожно освободил его длиннющие крылья и осмотрел. Вроде не сломано ничего.
Птаха отчаянно колотилась в пригоршне, больно клевала палец. С руки взлететь не смогла — подкинул. Птица чиркнула крыльями-спицами воздух и вонзилась в как раз зашедшую на очередной круг стаю. Осыпав меня благодарным писком, стрижи унеслись прочь, а я лег досыпать. Но не успел и глаза закрыть, как снова был вынужден вскочить на ноги. Стрижи, видимо, решили сделать в честь спасителя круг почета и снова врезались в леще- вину. На этот раз застряли сразу три птицы. Пришлось уже всем вставать и лезть на орешник, так что вскоре все испытали это необычное ощущение — стук стрижиного сердечка о свою заскорузлую ладонь.
Наученные горьким опытом стрижи больше кругов почета не устраивали и скрылись в направлении Балаклавы.
А так день обычный.
С севастопольскими варили «Манагуа», выпаривали «конфеты». Я сегодня не ел, уж больно хреново. Вчера передознулся «кашей», блевал страшно. Еду жалко невероятно — переводняк.
13 сентября, воскресенье
Сегодня у Немета день рождения.
Поздравляю тебя, Дима, будь здоров, счастлив, люби и будь любим! И удачи тебе! Жаль, что не могу сказать тебе это лично, прямо сейчас, но надеюсь, мое письмо дошло и ты его уже прочитал.
Мы с Добровольцем утром пошли вниз. Неторопливо покушали слив. Да что там покушали — обожрались! Залезли на сушилку, набрали табачку, потом яблок. Зашли в Красном Маке к Марку, но дома его не было. И магазин закрыт.
Делать нечего, пошли обратно. Жара, ходить лениво; часто останавливались, жрали яблоки, болтали. На озере нас ждали нечаянные подарки.