Луис Бегли - Уход Мистлера
И снова в церкви ни души и, как ему показалось, темнее и мрачнее, чем во время последнего прихода сюда с Линой. Величие интерьера действовало угнетающе, он почувствовал себя маленьким, словно находился на просторной площади или в огромном пустом доме. Такого ощущения не возникало с детства. В столь ограниченном пространстве барельефы из серо-белого мрамора и витые колонны по обе стороны от алтаря навязчиво резали глаз, казались чрезмерно искусными. Он пожал плечами. Ведь он всего-то и хотел бросить последний прощальный взгляд на Тициана. А все эти архитектурные причуды и украшательства восемнадцатого века мало волновали его. Он бросил монетку в коробку, регулирующую освещение. Ничего. Картина оставалась в тени. Тогда в ярости он затряс коробку, потом стукнул по ней кулаком и, наконец, словно признавая свое поражение, сунул в щель последнюю пятисотлировую монету, что оставалась в кармане. И та сделала свое дело. То ли из-за какой-то неисправности, то ли подчиняясь деловому чутью Отца и Создателя, машина просто не желала работать меньше чем за тысячу лир.
Да, изумительная работа. Возможно, лучшая у Тициана, если распределение по рангам вообще имеет смысл в этой области. Разве можно, к примеру, сравнивать это полотно с его «Венерой», что выставлена в Ка д'Оро, или с такими шедеврами в церкви Фрари, как «Успение» или «Явление Девы»? А ведь он, затаив дыхание, любовался ими всякий раз, когда приезжал в Венецию. Разве Тициан вложил меньше чувства в маленькую фигурку Марии, стоявшей так одиноко и храбро на верхней ступени лестницы, чем в святого Лаврентия на этой ужасной жаровне? Он был просто мастером, делающим свою работу. И каждое из этих столь разных изображений требовало другого подхода, совсем иного взгляда на жизнь, и только гений Тициана был способен на это.
И одновременно он вдруг заметил то, чего не замечал прежде: вилы мучителя не пронзают тело, а лишь прикасаются к нему, и на лице помощника, удерживающего жертву на месте, написан нескрываемый ужас, и на шлеме конного офицера поблескивает отраженное пятнышко света. И тут вдруг свет в церкви погас. А у Мистлера не осталось монет подкармливать автомат. Да и потом глаза у него уже освоились с темнотой. И рассмотреть полотно было нетрудно. И тут он вдруг понял, что оно уже больше не трогает его. С тем же успехом он мог бы смотреть на пустую сцену.
XI
День начался, пожалуй, рановато. После завтрака он сразу же оделся, спустился вниз и попросил синьора Ансельмо, консьержа, заказать цветы по телефону и попросить доставить перед ленчем одной даме, проживающей на Джудекки. В ответе Ансельмо отсутствовали привычные в таких случаях энтузиазм и елейность. Ну, прежде всего Мистлеру был неизвестен номер телефона этой дамы. А как без этого продавец цветов или сам Ансельмо могут убедиться, что синьора Катлер будет дома? Ансельмо ее знал; знал он также, что телефон Банни в справочнике не значится.
Она будет дома, сказал ему Мистлер. А если нет — рассыльный может и подождать.
Ко времени, когда они закончили проработку маршрута — Мистлер предлагал перейти через мост Академии, затем от Дорсодуро свернуть к Дзаттере и уже только там воспользоваться услугами гондольера, чтобы переправиться через канал, что, как оказалось, к его удивлению, противоречило венецианским понятиям о том, как следует добираться от одного места до другого, — он вдруг передумал. К тому же вдруг выяснилось, что facchino[59], выйдя из отеля, понесет карточку Мистлера в цветочный магазин и должен ждать там, пока не сделают букет (а что, если продавца не окажется на месте?), а потом тот же facchino должен будет доставить драгоценную ношу по адресу и ждать уже там, пока ему не соблаговолят открыть дверь или консьерж, или сама синьора. На месте хозяина отеля он тут же уволил бы этого Ансельмо, как увольнял любого сотрудника «Мистлера и Берри» за нерасторопность и профнепригодность. И уж определенно не стал бы давать ему щедрых чаевых, которые тот привык получать от него в день отъезда. Но он просто не мог этого сделать. И утешился тем, что немедленно поставил его на место.
Мне кажется, раз я хочу, чтобы миссис Катлер доставили цветы именно в этот час, значит, она должна их получить. Я, конечно, могу купить цветы сам и сам отнести, сказал он Ансельмо. И, наверное, так и сделаю. Странно, что вы не можете справиться с таким легким поручением!
От выволочки, устроенной консьержу, сразу же полегчало на душе. Позже Мистлер вдруг вспомнил, что ни разу не видел на улицах Венеции рассыльных с цветами. Возможно, здесь у них это просто непринято и цветы приносят только в церкви на похороны. Нет, конечно, и на свадьбы тоже. И вообще нет никакой трагедии в том, если он займется этим делом сам. Даже приятно заскочить в какую-нибудь цветочную лавку по пути к площади Сан-Стефано.
Взгляд его сначала привлекли цветы, а затем уже девушка-продавщица. Он был готов поспорить: эта малышка завзятая кокетка. Ах, было бы сейчас воскресенье! Именно по воскресеньям на улицах можно было увидеть дам и джентльменов его возраста, а иногда и аккуратно одетых и причесанных молодых людей, торопившихся на ленч к родственникам. И вышагивающих торжественно-неуклюже с букетом в одной руке и тортом в другой. Тогда и он бы мог почувствовать себя частью этого счастливого парада. И тут вдруг он подумал, что цветы, которые она должна получить обязательно, станут вовсе не главным напоминанием о его визите. Ну, разве что только в одном случае — если он купит ей букетик из сухих цветов, которые всю жизнь терпеть не мог. Тогда цветы превратились бы в напоминание — memento mori[60].
И он, окидывая неуверенным взглядом длинные ряды, где что только не продавалось: и шарфы, и пояса, и сумочки, вещи, по его мнению, совершенно не соответствующие случаю, — двинулся по направлению к Сан-Марко. На секунду-другую задержался у витрины, где было выставлено стекло. Уместно ли дарить венецианскую вазу человеку, который живет в Венеции? В других обстоятельствах он бы отверг эту идею как совершенно нелепую, но разве Барни не упомянул о том, что все имущество, находившееся в доме Энрико Феретти, перешло какому-то мальчишке?
Нет, выставленные здесь в изобилии бокалы на витых ножках ручной работы и чаши для сервировки обеденного стола не стоят его внимания. Под аркой, выходящей на площадь, в витрине небольшой лавки, торгующей и антикварным стеклом, и современными изделиями, он еще несколько дней назад во время одной из прогулок любовался парой прелестнейших, искусной работы канделябров. Цвета морской волны, в мелкую золотистую крапинку, а к их ответвлениям — он насчитал десять — на тоненьких золотых проволочках были подвешены фигурки крохотных мавров в разноцветных широких шароварах, жилетках и тюрбанах. В маленьких ручках они держали стеклянные свечи. Кстати, здесь же продавались и пиалы для шербета, которые просила купить Клара. Раз уж он оказался здесь, стоит купить и пиалы, и бокалы для шампанского, это избавит от дальнейшего хождения по магазинам.
Пока ему выписывали чек, он спросил продавца, нельзя ли поближе взглянуть вон на те канделябры, что выставлены в витрине. Заметно нервничая, мужчина накрыл часть прилавка куском бежевого фетра и осторожно поставил на него канделябры.
Конец восемнадцатого века, сказал он Мистлеру.
Вот как? Надо сказать, прекрасно сохранились.
Вблизи они показались Мистлеру еще более замечательными. С месяц назад он бы захотел купить их себе. Так почему бы не сделать Банни прощальный подарок? У нее нет кошки, которая могла бы столкнуть их с каминной полки, нет и летучих мышей, которые могли бы сорвать и унести крохотных мавров. Канделябры придадут неуютной гостиной определенный шик и даже утонченность — если, конечно, ей не взбредет в голову засунуть подарок подальше, в какой-нибудь темный уголок, сочтя, что этот его широкий жест совершенно неуместен, а сам предмет слишком претенциозен.
Мистлер подумал, что риск невелик, особенно если учесть неизбежность скорого его ухода из этого мира. Да и разве может оскорбить даму столь романтичный, пусть и неожиданный знак внимания, тем более от него? А если выяснится, что он все же ошибается и она откажется принять подарок, что ж, у постоянной жительницы Венеции всегда найдется время вернуть канделябры в магазин. Итак, все сомнения были рассеяны, и Мистлер сказал продавцу, что заинтересован в покупке. Один момент, ответил продавец, сейчас позову хозяина магазина.
В дверях появился пожилой мужчина, по внешнему виду скорее левантиец, нежели венецианец, и спросил Мистлера, может ли тот говорить по-французски, поскольку этот язык ему предпочтительнее. Мистлер кивнул в знак согласия.
Это страшно редкая вещица, сказал левантиец. Сделана специально на заказ, к свадьбе одного из членов семьи Альбрицци, незадолго до захвата Венеции Наполеоном. Нет, свадьба все же состоялась, но не здесь — в Падуе. А футляр, где хранились канделябры, был обнаружен совсем недавно, всего несколько лет назад, в фамильном дворце Альбрицци. Этим и объясняется их удивительная сохранность. И если бы не совершенно уникальная техника дутья и особый способ соединения частей канделябра, их вполне можно было бы принять за современную копию. Если месье будет настолько любезен убедиться сам…
