Назови меня по имени - Аникина Ольга
После больницы она выглядела жалко: грязные волосы, мятая футболка, облупившийся лак на ногтях. Но Заряднова это, похоже, не волновало.
– Подадим заявление, то-сё… – В голосе Андрея звучала уверенность. – А потом уже родим по-нормальному. Как у людей.
– У каких людей? – Маша не двигалась с места.
– Ну чего ты как неродная… – Заряднов притянул её голову к себе и погладил по волосам. – Родишь мне троих, поняла?
Ираида Михайловна с восторгом приняла известие о предстоящей свадьбе.
– Вот Андрюша молодец! – повторяла она. – Другой бы бросил тебя, и живи как хочешь. И был бы, между прочим, абсолютно прав!
Никакой особенной беды в Машиной истории Ираида Михайловна теперь не видела.
– Сейчас даже без мужиков рожают, – сказала она. – А с одной трубой и подавно, знаешь сколько детей можно сделать… Мужу не сказала? Вот и дальше не говори.
Свадьба была богатая и многолюдная. Алька, которой была поручена роль подружки невесты, пришла на Машин праздник с новым кавалером. Прямо перед дверями ЗАГСа она вдруг обняла младшую сестру и потянулась губами к её уху.
– Вы друг другу не подходите, малыш, – прошептала Алька. – Прости, но это так. Я же вижу!
Маша оторопела и ничего не успела ответить: блондинка, руководившая церемонией, уже приглашала молодожёнов внутрь. Слова сестры ещё долго звенели у Маши в ушах, но в конце концов она решила, что это была очередная Алькина бестактность, нелепо оформленный комплимент.
На свадьбу пришёл и Костров, с которым Алька порвала резко и без объяснений. Бывший бойфренд, которого Алька когда-то с таким трудом добивалась, теперь похудел и осунулся, и, хотя на празднике он держался хорошо, Маша знала, что молодой преподаватель сейчас переживает не лучшие времена. В дополнение к любовной неудаче у Кострова случилась некая неприятность на предзащите докторской. Завершение его научного труда оттягивалось на неопределённый срок. Маше очень хотелось поддержать Кострова; ей удалось поговорить с ним на лестнице, куда гости стекались, чтобы покурить. Празднество шло к финалу, кто-то танцевал в зале, а кто-то вышел подышать свежим воздухом.
Здесь их и застал Андрей за дружеской беседой, которую он воспринял совсем не как дружескую.
– Я не понял… – Он глядел на Кострова исподлобья. – Ты что тут делаешь с моей женой?
Ему показалось, что Маша во время разговора слишком развязно прислонилась к перилам лестницы. И хотя виноватой по всем раскладам выходила Маша, Костров получил несколько чувствительных тычков в грудь.
– Да я уйду сию секунду, – оправдывался Костров. – Хотел докурить только…
– Давай вали! – не унимался Заряднов. – Ещё раз увижу…
Несколько мужчин оттащили жениха от бывшего друга. Этот случай был первым, но не последним в Машиной семейной истории. В течение долгих лет приятелей-мужчин, о существовании которых бы знал Андрей, у неё не было.
«Я к тебе обращаюсь. Отвечай! Ему хоть понравилось? Мужчина всегда должен оставаться довольным».
Маша хорошо запомнила мамины слова. В тот вечер она понятия не имела, как ей следует ответить на такой вопрос. Лишь прожив с мужем несколько лет, она поняла как.
Андрей был доволен всегда, когда Маша, лёжа с ним в постели, ничего не просила. Ему нужен был секс, похожий на поставленную в предложении точку: завершили и забыли. Наконец Маша научилась принимать его точки как данность, растерянно осознав, что точка – явление окончательное, и после неё больше ждать нечего.
А ей уже и не хотелось ничего ждать. Через полгода совместной жизни Маша с удивлением ловила себя на том, что может прекрасно обойтись без Андрея и, главное, без его постели. Вспоминая собственные ожидания, связанные с браком, Маша горько посмеивалась над собой. Похоже, её обманули, но обвинить в обмане было некого. Поначалу мысль о разводе казалась ей безумной. И то правда, не возвращаться же ей обратно к матери, в квартиру на улице Дзержинского. Впрочем, улица, на которой выросла Маша, тоже сменила имя. Теперь она называлась – Гороховая.
Со временем Маша начала даже испытывать удовольствие от собственной бесчувственности, которая делала её неуязвимой, а значит, способной противостоять любому другому обману. Ничего не брать бесплатно, никогда не оставаться в долгу, ни с кем не откровенничать, особенно с самыми близкими: всё это защищало её и делало с каждым днём всё сильнее.
– Когда родишь наследника? – спрашивал Андрей. – Вроде пора уже.
И, разозлившись на что-то, делал ей больно; в такие ночи Маша лежала, уткнув лицо в подушку, чтобы её крики не были слышны соседям. Она чувствовала, как превращается в хорошо сработанную механическую куклу, которая двигала руками, ногами, выгибала спину. Она не понимала, что ей теперь делать со своей жизнью.
Когда Андрей в первый раз не пришёл ночевать, Маша не придала этому значения, тем более что деловые встречи мужа почти всегда завершались после полуночи.
– Не хотел тебя будить, – объяснил Андрей. – Переночевали в офисе.
За первым случаем последовал второй и третий, а потом начались телефонные звонки. Среди ночи Маша слышала, как женские голоса – а может, это был один голос? – внезапно выплывают из темноты. Динамик в трубке Андрея был очень хороший.
Однажды Маша пришла к матери с просьбой:
– Мама, я хочу вернуться в нашу квартиру на Гороховой.
Ираида Михайловна была вечно занята. На последний Машин день рождения она даже не смогла приехать в ресторан, потому что проходила какие-то процедуры в израильской клинике.
После долгих споров мать и дочь решили встретиться в крупном торговом центре, где Ираида Михайловна подыскивала себе новый костюм. Она протащила Машу по всему второму этажу и, двигаясь мимо рядов с вешалками, бросала дочери в руки – одну за другой – красивые вещи серого, розового и бледно-болотного цветов. После часовой примерки мать купила себе два элегантных костюма, прогулочный брючный и официальный, с юбкой. Наконец женщины спустились в кофейню, на первый этаж.
– Мама, я хочу вернуться в нашу квартиру на Гороховой.
Ираида Михайловна сосредоточенно пила кофе и ничего не отвечала.
– Мама, я хочу вернуться…
– Не надо повторять, я не глухая.
Пауза казалась невыносимо длинной.
– Видишь ли, – сказала мать, покрутив в руках ложечку, – это не «наша», а моя, и только моя квартира. В ней сейчас, кстати, идёт ремонт.
– Я могу жить и в ремонте, – сказала Маша.
Ираида Михайловна отодвинула чашку и устроилась в кресле поудобнее, положив ноги одну на другую.
– У вас с мужем достаточно квадратных метров.
– Иногда людям нужно пожить отдельно.
Ираида Михайловна хлопнула ладонью по столу. Маша с детства не любила этот жест и поморщилась.
– Хватит выдумывать! – сказала мать. – Ты просто бесишься с жиру.
После этого разговора в течение нескольких лет Маша не пыталась говорить с Ираидой Михайловной о своей семейной жизни.
Можно было, конечно, попросить помощи у папы, но слишком уж не хотелось его расстраивать. Да и чем он мог помочь? Жаловаться на поведение мужа в постели и рассказывать о его изменах Маше было стыдно. Папа наверняка примет всё на свой счёт, решила она. Вспомнит себя в молодости, запрётся ночью в кабинете и будет страдать.
С Алькой тоже всё выходило неладно. Старшая сестра прекратила общаться с младшей; кажется, она никак не могла смириться, что невзрачная Маша выскочила замуж раньше неё – да ещё за такого представительного мужчину. К тому же у Маши не хватало душевных сил слушать сестрину отповедь, которая наверняка начиналась бы фразой: «Я же тебе говорила!»
Маша ещё долго обдумывала разные варианты расставания с мужем. А потом необходимость в переезде отпала, потому что родился Петька.
Это случилось летом, в длинный июльский день. Врачи обещали, что родится он в августе, и потому весь июль Маша жила на даче. Она гуляла, ходила на песчаный пляж и в лес. Солнце вытапливало из листьев горькую влагу, ельник дышал грибной сыростью. Маша добредала до залива, садилась на песок и слушала, как гудит серебро простёртой до самого горизонта воды. Вода была похожа на огромную рифлёную кровлю, и Маше нравилось сидеть на краю. В воздухе мелькали лёгкие монады чаек, а мысли были бесформенны и неповоротливы, как и её тело. Так проходили целые часы.
