Д. Томас - Белый отель
Спустя две недели стало ясно, зачем они приехали. Дети упорхнули из гнезда, Джордж чувствовал пустоту и ненужность, — приметы переходного возраста. Он хотел взять с собой в Америку Лизу и тетю, и заранее подготовил разрешения на въезд. Лиза может преподавать музыку: у них там масса возможностей. Джордж заговорил об этом за обедом, а Натали всячески поддержала мужа. Она сама с удовольствием вытащила бы родителей из Москвы, но, к сожалению, это невозможно.
Лиза сразу отказалась. Но тетя Магда растрогалась и обещала подумать. В конце-концов, после долгих слезливых споров с племянницей, она согласилась. Ужасно трудно покидать Лизу и Вену. Но ведь теперь она никуда не ходит, довольствуясь видом из окна. Что касается круга общения, в основном, вдов или старых дев, то «иных уж нет, а те далече…», включая лучшую подругу, которая учила пению Лизу, а теперь эмигрировала с детьми в США, и тепло отзывалась о благожелательных американцах.
Джордж и Натали поселят ее в уютной комнате на первом этаже, ее станут возить на автомобиле. Они способны оплатить любое лечение и сиделку, если таковая потребуется. Да и Лизе станет легче. Она все больше превращается в невыносимую обузу для племянницы (конечно, Лиза все отрицала, но тетя говорила правду). Через несколько лет Лиза уже не сможет зарабатывать пением, что станет с ними тогда? Оставшись одна, она получит возможность, скажем, преподавать в консерватории.
На самом деле, тетя приняла решение еще до разговора, им осталось лишь хорошенько выплакаться на прощание. «Интересно было наблюдать за выражением лица брата», — снова писала Лиза Виктору. — «Я уверена, именно на такой исход они и надеялись. Я им нравлюсь не больше, чем они мне, зато тетя Магда прекрасно подходит на роль экзотического зверька: подлинная старомодная европейская леди, которую можно при случае продемонстрировать друзьям. Они даже пообещали купить ей фортепиано, чтобы устраивать настоящие венские званые вечера. В довершение всего, милый Джордж хочет найти свою мамочку».
Лиза смотрела, как тетю бережно, словно дорогой антиквариат, приобретенный четой Моррисов во время отдыха в Европе, погружают в вагон. Лиза и тетя Магда не смели взглянуть друг на друга, они знали, что расстаются навсегда. Исчезла еще одна примета привычной жизни, и квартира стала неожиданно очень просторной и пугающе пустой. Пришлось проводить в ее стенах больше времени, потому что Лизу все реже и реже приглашали выступать. Она навела справки в Консерватории относительно учеников. С тех пор, как она обучала в Милане Лусию, мысль о преподавании казалась привлекательной. Возможно, у нее даже есть некоторый талант педагога. Но пока, один за другим, тянулись месяцы бесплодного ожидания…
Весной 1934 из Киева пришло письмо от Виктора. Он сообщал, что условия жизни намного улучшились. Период плохих урожаев прошел. Проблемы с питанием остались в прошлом. Его попросили организовать постановку «Годунова», и он согласился с условием, что ее пригласят исполнить партию Марины. Он мечтает снова ее увидеть. Более того, теперь, когда появилась возможность принять ее, не опасаясь различных осложнений, он хочет предложить Лизе свою руку и сердце. Это не спонтанное решение; Виктор долго размышлял над ним. Всего за несколько недель в Милане, она стала для него родным человеком. Так он не чувствовал себя ни с одной женщиной, кроме первой жены и Веры. Он уверен, Вера благословила бы их союз. Разве она не просила присмотреть за ним? Маленький Коля совсем отбился от рук, мальчику необходима настоящая мать. Его бабушка сделала, что могла, но она совсем старая, и хочет вернуться в деревню, где родилась и прожила всю жизнь. Она тоскует по родному дому, как это свойственно либо очень молодым, либо совсем старым людям. Но пусть Лиза не думает, что он предлагает ей выйти за него из практических соображений. Годы переписки очень сблизили их; но и он не становится моложе, жизнь слишком коротка, чтобы вверять свою судьбу бумаге… В-общем, если Лиза способна выйти замуж за человека, который скоро впадет в маразм, он будет вне себя от счастья.
За день Лиза пережила все галлюцинации и видения, все проявления невроза, мучившие ее десятки лет. Она двигалась словно во сне, — вошла в спальню, держа кувшин, который хотела поставить на кухне; налила молоко в решето, приняв его за кастрюлю. Она не знала, что ей делать, и посоветоваться не с кем; нет даже близкого человека, с которым она могла поговорить. Она не видела ни единой причины для отказа. Лизе нравился Виктор, она восхищалась им. Ее сердце переполняли сочувствие и любовь к ребенку, оставшемуся без матери. А ее жизнь становилась все более одинокой, несмотря на множество приятельниц и двух-трех не особенно близких подруг.
Кроме того, в городе было неспокойно. Несколько дней подряд не умолкали глухие звуки выстрелов; Лиза вообразила, что она вернулась в Одессу начала века. Политическая ситуация повсюду выглядела ужасной и, очевидно, в будущем только ухудшится.
Три ночи подряд Лизе снились дети. Она решила, что это знак свыше, надо согласиться и стать матерью маленькому Коле. Но что у нее в итоге получится? Насколько дорог ей Виктор? Конечно, она не любит его так, как в свое время Алексея, и даже мужа. И все же, перечитывая письмо снова и снова, чувствовала, что сердце начинает учащенно биться.
Проходили дни, недели; она тянула с ответом. Лиза заболела неуверенностью, и этот недуг не оставлял ее в покое целыми днями, и даже ночами. Потом рассудок словно оцепенел, она не могла даже думать. Однажды до вечера просидела в церкви, но ответ не приходил. Старые боли проявились в полную силу; она едва дышала. Ничего не ела. У нее возникла безумная идея добраться до Бергассе, постучать в дверь квартиры Фрейда и броситься ему в ноги. Она задаст какой-нибудь пустяковый вопрос, и если профессор ответит «да», примет предложение Виктора, а «нет» — откажет ему.
Однажды утром она вытащила партитуру «Евгения Онегина» и сыграла несколько пассажей. Потом, — благо, свободного времени у нее теперь было предостаточно, — стала сочинять послание Виктору в форме письма Татьяны. Пусть рифма сама подскажет правильный ответ, решила она. В полночь, после целого дня напряженной работы, после бесчисленных поправок и вычеркиваний, письмо лежало перед ней…
Я как дитя, дрожу, робея,Перо не в силах удержать.Татьяна чувства скрыть не смела;Свое я не могу понять.
Сейчас — лишь этим я подобнаПорывистой Татьяне — грудь мояГорит огнем, волненья не тая.Я знаю, ты уже клянешь то чувство,Оно одно могло тебе помочьНайти слова, что жгут и день и ночь.
Да, день и ночь!Зачем ты мой покой нарушил?Застыло сердце, выгорев дотла.Давным-давно уж не терзала душуТа страсть, что столько бед всем принесла.Довольна я была, что боль ушла,До самой смерти так могла бы жить.Ах, слишком поздно сердце научить,Татьяну юную во мне открыть,Вновь расцвести и снова полюбить.
Но поздно, поздно!Уж бабка старая, а не младая Таня,Внимает в полночь птице роковой —То добрая неграмотная няня,А для нее любовь — звук неродной,Рожденный на чужбине. Все же бытьДолжна с тобой я честной; это словоМне не мешало б вовсе позабыть,Чем в памяти держать бесплодной наготове.Не знаю отчего, вся трепеща от страха,Желанный плод не в силах я сорватьКак будто плоть моя могильный смрад;Конечно, страх лишился прежнего размаха,С тех пор, как перешла я РубиконНе вовремя… Я знаю, ты поймешь,О чем я говорю… Но что ты не найдешьСебе жену моложе, Коле — мать,Способную ребенка подарить.Без брата и сестренки одичатьОн может, — трудно одиноким быть.
Его любить я стала бы безмерно;О, будь ты здесь, сдалась бы непременноИсполнив просьбы все. Я точно знаю,Ко мне давно неравнодушен ты;Ты помнишь поцелуй ночной? Он воскресил мечты:Ты сможешь лед разбить, и я оттаю.
Кто ты, мой ангел ли хранитель,Или коварный искуситель?А я — кто я? Досель наивна,Девица в плоти дряхлой: в жены взяв,Возможно, пострадаешь ты безвинно:Жить легче, одиночество приняв.
Но так и быть! Приму решенье:Царицу польскую не стану я играть.Увы, мой голос, без сомненья,Увял, как я. Негоже нам так лгать,В невесты самозваную девицу(Хоть лестно) Самозванцу предлагать:Хриплю безбожно, прежней уж не стать.Так, улыбаясь, вырву старую страницу!Отброшу прочь,Отброшу прочь! Груба как ворон,Хоть чуть не стала соловьем,Найди моложе! И поверь, притом,Предмет твой малодушья полон.Пора заканчивать. Хочу успетьОтветить на вопрос, чреватый переменой:Да, я приеду, но не петь,Вот разве что, Бог даст, за сценой.
Подумав, она торопливо нацарапала внизу несколько безыскусных строк самого Пушкина: «Быть может, это все пустое, / Обман неопытной души! / А суждено совсем иное…», «Вообрази: я здесь одна, / Никто меня не понимает…». Пока сохли чернила, всего на несколько мгновений, она превратилась в жаждущую любви невинную девушку начала девятнадцатого века, наивно раскрывающую сердце пустому цинику. Но в отличие от Татьяны, подписав конверт, Лиза не колеблясь, заклеила его. В отсутствие няни, исполнявшей роль посыльной, ей пришлось накинуть пальто и выйти на ночную улицу, чтобы опустить письмо в почтовый ящик за углом.
