Китлинский - Клан – моё государство.
– Это точно. Я в сорок пятом призывался. Мы в июне под Потсдам прибыли. Война окончилась…,- прокурор смолк, видимо вспоминая,- и не было к нам от немецкого населения косых взглядов, и относились хорошо.
– Ты с какого года?- Игорь присел.
– Двадцать седьмого.
– Так мы одногодки, выходит.
– Выходит. Только я в семнадцать в училище попал, артиллерийское, полгода учили. Не успел,- произнёс прокурор, вздохнув.
– Младшим выпустили?
– Ага.
– Демобилизация где застала?
– В Монголии в сорок девятом. И на японскую не успел. Нигде не успел, – Егорович цокнул языком.
– И хорошо, что не успел. Не велика награда – участие в войне. Я до сих пор в холодном поту просыпаюсь. И что не ночь почти – умираю во сне. То от бомбы, то на мине вроде подорвался, то снайпер мне в сердце попал. Это для генералов льготы, для солдата же – пшик,- Игорь снова лёг.
– Скорее всего, так и есть,- Егорович нахмурился.
– В юстиции как оказался?- Игорь приподнялся.- Александр,- сказал он Сашке,- счас лужище будет с океан, ни влево, ни вправо не бери, цель по центру.
Сашка кивнул.
– Как многие,- ответил прокурор,- демобилизация. Я вечернюю десятилетку в войну окончил. Днём на заводе танковом, фрезеровщиком, вечером спал за партой. Рабочая пайка и спасала. Нас у матери шестеро, я старший. Отец ещё в финскую пропал без вести. Уволился я лейтенантом, приехал в Москву. Боже мой, сам себе не верю, было ли это. Двадцать три года всего. Сдал документы на исторический в МГУ. До экзаменов дело не дошло, вызвали в парткомитет, чин там сидит, предложили работать в прокуратуре и учиться одновременно. Но не в Москве, а в Подмосковье. Я в Зеленоградском районе младшим следователем начинал. А в самой-то столице не работал, не приглашали. Да я и не особо туда стремился. Начал на периферии и заканчивать буду на периферии.
– Разве тут у нас плохо?- встрял в разговор Сашка.
– Кто говорит, что плохо?- прокурор посмотрел на Саню удивленно,- наоборот. Сколько уж лет здесь, а так хорошо мне не было нигде. Как выдали мне направление в пятьдесят шестом, так у моей жены слёзы месяц не просыхали. Корила на чём свет стоит, три девки, одна одной меньше, сын-то уже тут родился. Куда тебя несёт, кричала, всё у тебя не как у людей. И что? Три года прожили, была возможность во Владивосток перебраться, так она упёрлась и всё тут. Лучше здесь, говорит, останемся. Вот и пойми их, баб. Сейчас ничем отсюда не сдвинешь. Осели намертво.
– Всё потому, что сразу свой дом дали, а свой дом для русского человека – основа основ,- констатировал Игорь.
– Это верно. Для нашего поколения – намыкались по углам – свой дом был выше счастья. Я и не думал, не надеялся, предположить не мог, что в две недели мне, прокурору, народ дом поставит. Сами пришли и срубили. До сих пор в нём живём и не тесно. Я потом первого всё спрашивал: "Почему?" А он хитрый был, отвечал: "Не из-за боязни и должности твоей, и не для того, чтобы ублажить тебя впрок, и не из-за уважения, его заслужить надо, а просто по-человечески. Поживёшь, поймёшь".
– Мужик был, поискать!- Игорь захохотал.
– Жаль его, рано умер,- прокурор повернулся к Игорю,- смешное что-то вспомнил?
– Про покойников плохо нельзя,- Игорь чертыхнулся,- производитель он был могучий, без слов. Я ему в пятьдесят первом морду набил, это ещё до твоего приезда, стало быть, было. Он девкам молодым прохода не давал. И он, по правде сказать, даже не обиделся, но вспоминал часто, как курьёз, хоть по тем временам мог и посадить лет на двадцать.
– Помогло?- спросил прокурор.
– Куда там. Осторожнее стал, осмотрительнее, и только. И веришь, в жене своей, Ольге Дмитриевне, души не чаял, любил сильно. И она уходила от него не раз, детей соберёт в охапку и со двору долой. Он на карачках приползал, в ногах валялся, просил слезно, клялся всеми святыми, что всё, завязал. Только сойдутся, опять за старое. Так почти до самой его болезни было, смерть его и излечила. Навсегда. Да и баба отмаялась, как схоронила. А человек действительно был мировой. Для людей жил. Одни столовые в поселках чего стоят! Во всей округе нет таких. Нынешние – не строят, а ведь время давно менять. Не досуг им, другие, видать, заботы. Ты знаешь, Егорыч, у него всего четыре класса церковно-приходской, чтобы лист написать – час потел, а как хозяйствовал? Теперь дипломы у всех о высшем в карманах, да вон, как у нашего первого, ВПШ, а дело мертво.
– Георгиевич, что говорить, есть такая проблема. Вроде мужик толковый, но на словах; хоть не сильно лезет во всё – и то, слава Богу. Иной дров наломает, потом годы завалы чистить приходится. Вон, как в соседнем.
– Это верно. А куда этого Приштопенко сунули?
– Так, вроде, в Красноярский край, в глухой район какой-то. Площадь большая, но населенных пунктов нет,- при этих словах все трое дружно стали хохотать.
– Игорь! Куда рулить?- въезжая в посёлок, спросил Сашка.
– Куда, Егорыч?- спросил в свою очередь у прокурора Игорь.
– Лесопилка вроде рядом, если память не изменяет,- всматриваясь в строения, произнёс прокурор,- заскочим, глянем, что и как. Дальше – решим.
Сашка свернул к лесопилке. Затормозил у здания пилорамы.
– Александр, пока мы смотрим, сходи в контору, позвони матери, чтобы к обеду ждала нас,- направляясь в цех, крикнул Игорь.
– Сделаю. Баню топить?
– Неплохо бы.
Плутон вылезать отказался, он перелез на переднее сиденье и по-хозяйски там расположился, закинув лапы на руль. Сашка пошёл в контору звонить. Час с небольшим осматривали место и писали бумаги. Акт по несчастному случаю, протоколы свидетельских показаний, акт осмотра места происшествия. После этого поехали обедать, заскочив в поссовет. Там подсел Павел.
– Опять эта нечисть в машине,- Павел был неумолим,- пошёл вон отсюда,- вместо приветствия заорал он и только потом стал здороваться. Сашка открыл дверь со своей стороны, и Плутон, недовольный, шмыгнул из машины.
– Чего ты орёшь?- Игорь подвинулся,- не с той ноги встал?
– У него аллергия на хороших "людей",- засадил шпильку в адрес Павла Сашка.
– Ты вообще утихни, а то следом вылетишь. Рули молча, коль дали. Подъё…ть ещё будет,- окончательно вышел из себя Павел.
– За мат можешь и схлопотать, невзирая на чины,- Игорь замахнулся.
– Без рук, мужики, без рук,- успокаивая их, молвил Егорович,- а то обоих посажу.
Отец встретил у калитки. Молча здоровался со всеми за руки. Дошла очередь и до Сашки, но, бросив отцу: "Здоров, батя!", он сиганул через штакетник забора, метрах в трёх от отца, во двор, прыснул к летней кухне и только там остановился.
– Батя! Ну хватит уж. Дело прошлое. Ей-богу, в последний раз. Всё, слово даю, при людях. Ты моё слово знаешь. Железно.
– Чё он там, батя, ещё учудил?- спросил Игорь.
– Весной драку затеял в клубе,- вместо отца ответил Павел,- боксер.
– С кем это? Чего я не в курсе? Что молчишь?- обратился Игорь к Павлу.
– От меня-то ты что хочешь?- Павел пошёл к дому,- его и спроси.
– Как что?- опешил Игорь.- Ты власть или нет? Почему не сказал?
– Потому, что выяснили ещё тогда. Но отец сказал: "Когда прийдет из тайги – вылуплю". Их дело,- ответил Павел.
– Кого бил?- спросил Игорь Саню.
– Бобрина,- Сашка переступал с ноги на ногу.
– Какого?
– Старшего. Семёна,- Сашка улыбался.
– Это аэропортовского, что ли?
– Да. Его.
– Дылду этого?
– Да.
– Чем кончилось?- расспрашивал Игорь.
– Ничем. Помахались малость, потом разошлись.
– Ага, разошлись. Этот в тайгу утёк, а тот прямиком в больницу побежал, весь в крови,- с порога заложил Павел.
– Страху-то, страху,- в калитку вошёл брат Сергей,- зубы целы, рёбра целы. Сам виноват. Первый руки распустил. Вопрос в другом. Тому в армию осенью, бугаю. Вроде здоровый и хулиганистый, а Сашка его под орех разделал, при людях, и никто не говорит как,- Сергей поздоровался со всеми,- отец, беру бандита на поруки.
– Моё слово тоже железное,- снимая ремень, сказал отец.
– Бать. Не уподобляйся деспоту,- Сашка знал, куда давить,- отложи хотя б. Всё не при людях разберёмся.
– Я те отложу. Грамотей. Как ряхи бить, то при народе могёшь, а как ответ держать – то в кусты?
– Да бей,- подходя и подставляя спину, фыркнул Сашка,- напугал тоже.
Отец врезал раз пять ниже спины.
– За школу ему ещё пару раз дай,- наблюдая с порога сцену, предложил Павел,- а то снова сбежит в тайгу. Самоучка. Я его больше прикрывать не стану, надоело.
– Сам и врежь,- посоветовал отец Павлу.
– Я ему врежу! Нашёлся тоже, учитель,- огрызнулся Сашка, растирая задницу,- бать, полегче нельзя?
– Лучше бы стыдно. Иди уж,- отец стал заправлять ремень в штаны.
– Чего – стыдно? Может в армии образумят козла.
При этих Сашкиных словах отец снова потянул ремень из брюк и стал махать им, уже шутя.
– Ну, сорванец, допросишься ты у меня.
– Правильно сказал,- поддержал Сергей Сашку,- таких бить по роже надо. Вот он один раз получил, и всё лето, как шёлковый, а то хороводил тут, покоя от него не было.
