Людмила Глухарева - Расчет только наличными, или страсть по наследству
– Фу, засада. Говоришь ведь «айн момент». Ясно же, как переводится: подождите немного.
– Молчи, молчи, – хохотала Марья, – говори по-русски и не вводи в заблуждение несчастных аборигенов.
– Ни хрена себе несчастные. ПМЖ в Ницце, – возмутился Илья.
Он положил локти на стол, и столик покачнулся.
– Европа, – презрительно заметил он. – А столик качается. Маш, дай мне бумажку из своего блокнота, я сейчас эту ерунду исправлю.
Сергеева вынула из сумочки яркий блокнот, вырвала страницу и протянула ее Андрееву. Тот свернул листок в несколько раз и подложил его под ножку столика.
Столик качаться перестал.
Во время всей процедуры устранения небольшого дефекта остальные посетители дорогого кафе остановили трапезу и в недоумении наблюдали за действиями русского мужика. Им и в голову не могло прийти своими руками устранять какие-нибудь помехи, связанные с интерьером заведения.
– Во народ! Русский аттракцион во французском городишке. – Илья гордился своей смекалкой и умелыми руками.
Машка любовалась своим спутником.
– У них не принято заниматься ремонтом мебели во время еды, – рассмеялась Марья.
– Зато теперь столик не качается.
– А у меня день рождения скоро, – невпопад заметила она.
– Когда? – встрепенулся Илья. – И сколько тебе лет стукнет?
– Стукнет побольше двадцати одного, и совсем скоро.
Выяснять год своего рождения Машка не считала необходимым. Сергеева родилась в ноябре. До дня рождения оставалось чуть меньше семи месяцев. Она решила не вдаваться в подробности и точную дату опустить.
– Это интересно, – Илья сосредоточился и спросил: – Если тебе, например, двадцать три, то год рождения считается?
Марья захлебнулась смехом.
– Прекрати, ради бога. А то я хрюкать начну. Когда рождается человек, то ему не год, а ноль, – всхлипывала Машка.
Двадцать три года? Мне? Льстец и лжец! Но зато комплимент обворожительный.
Андреев наслаждался и жизнью, и погодой, и Машкой.
«Ничего на свете лучше нету, чем друзьям бродить по белу свету. С любимой. Подругой».
Внезапно он нахмурился.
– Маш, ты только не нервничай, пожалуйста, но, по-моему, я вижу Орлова с умопомрачительной юной красоткой, – прошипел Илья и сжал Машкины пальцы.
Марья закрыла глаза, затем открыла глаза и рот. Выдохнула.
Такой день испорчен!
– А Иллариона здесь еще нет? Или есть? Н-да, хоть бы травить меня опять не начали. Надоели мне эти покушения. Во, где сидят! – Машка провела ребром ладони у горла.
Илья нахмурился. Нежданно-негаданно. Или запланировано?
– Я тебя в обиду не дам, – заверил Илья Машку.
– Само собой. Я их не вижу, они к нам направляются?
– Точно так. Прямой наводкой.
«Не желаю никаких наводок. Такой момент жизни испортили! Желаю, чтобы все и сию минуту закончилось. Чтобы Гришка был жив и все счастливы. А зло наказано, или нет, пусть зло будет отпущено на поруки».
– Толик не звонил тебе? Есть новости? – встрепенулась Сергеева. – А то мне Тонька звонила и только про Ольгу и рассказывала.
– Я ему скоро сам позвоню, – нахмурился Илья.
– Какие люди, в таком месте? Нет, все-таки мир тесноват, – Денис подошел к их столику и протянул руку. – Здрасьте, здрасьте! Какими судьбами?
– Фестиваль дизайнеров. Моя студия участвует. А сейчас отдыхаем, – кратко и не слишком любезно ответила Марья.
Орлов с удовольствием покосился на свою спутницу и представил ее.
– Моя жена Тамарочка.
– Очень приятно, Мария, а это мой друг Илья.
«Ага, друг. Вот и чудненько. Ну, мы-то не дураки, все понимаем. Друг, в смысле бойфренд. Черт, засада, куда ни сунься – везде наши люди».
Эта мысль четко отпечаталась на гладком лице Орлова. И он начал прощаться, едва успев поздороваться.
– Ну, нам пора. Может, еще увидимся как-нибудь. – Денис и его вторая – лучшая – половина покинули кафе.
Машка обернулась и внимательно посмотрела им вслед.
– Надо позвонить Печкину, – протянул Илья и похлопал себя по карманам в поисках мобильного.
– Алло, Толян, это я. Да, слушай, завтра вылетаем в Москву. Знаешь, кого мы сейчас встретили? Нет, не угадаешь. Дениса Орлова с женой. Да, прямо здесь, в кафе у пляжа. Нет, поздоровались, и они быстренько ретировались. Да, быстро. Нет, пока спокойно. А у тебя? Что нашел? Повтори. Папка? У кого? Молчу и слушаю. Понял. Передам. Пока.
Марья неторопливо потягивала вино и напряженно вслушивалась в разговор Ильи с Печкиным.
«А вот и папочка всплыла. Вовремя, нечего сказать».
– Илья, не молчи, рассказывай, – потребовала Машка. – Какая папка, где нашел. Уж не синенькая ли с ободранным уголком, а?
Илья залпом выпил бокал вина. Пригладил буйные кудри и ответил.
– Да, синенькая папочка с ободранным уголком нашлась. Да, та самая папка из твоих видений. Нашлась в бардачке в машине у Орлова. Лежит себе тихонечко, пока Дениска по Европам разъезжает. Только странно, что он ее так небрежно спрятал, будто хотел, чтобы ее нашли. Не идиот же он, в самом деле?
– А может, это как в сюжете у Конан Дойля. Я имею в виду – спрятать вещь на самом видном месте, – всполошилась начитанная Марья. – И тогда эту вещь никто не сумеет найти.
– Сомневаюсь я, чтобы он читал Конан Дойля. Слишком замысловато выходит. Нет, я думаю, он бы спрятал так спрятал. А тут ерунденция полная. – Илья потыкал вилкой в салат.
– Так ты думаешь, он папку не прятал? То есть папку ему подбросили? – Машка пришла в состояние некоторого волнения и начала чесаться.
– Да, вроде так. По крайней мере, Печкин так думает. Вернее, думал. А теперь как услышал, что мы их здесь увидели, так передумал. А я склонен думать, что его первое предположение – верное.
– Значит, по-твоему получается, что подбросили. А кто подбросил? Кто? И где Гришка?
– Маш, кто подбросил, не знаю, думаю, что Илларион Игнатьев. По крайней мере, он входит в список подозреваемых. А Вольского Толька не нашел. Пока не нашел, – Илья принялся уничтожать салат.
– Господи, а самое-то главное, что в папке? – Марья вцепилась в руку Ильи.
Илья с нежностью посмотрел на Машку и поцеловал ее ручку.
– А в папочке той волшебной, Маш, какие-то расчеты сложные и формулы заковыристые. Печкин говорит, что ему без специалиста не разобраться. А специалиста еще найти нужно.
– И что, вообще ничего не понять из этих расчетов? – Машка решила ручку не убирать. Кто его знает, этого телохранителя.
Илья поцеловал ручку еще раз. Машка поняла, что приняла верное решение.
– Толька говорит, что понять он ни фига не смог. Ни одного слова там приличного не было, только термины какие-то математические, так что кругом одни загадки сплошные.
Они замолчали. Погруженная в тяжелые раздумья Машка внезапно выпалила:
– Для полноты картины нам не хватает только Иллариона здесь встретить.
– Я думаю, что мы его еще встретим, – усмехнулся Илья.
– Ну что, в номер пойдем или на пляж, ты как? – Мужчина переложил всю тяжесть решений на хрупкие плечи своей любимой.
«Какой пляж, какой пляж! Мне бы в себя прийти».
– Нет, в номер, я должна отдохнуть. А попозже сходим на пляж, – моментально отреагировала Марья.
Они расплатились кредитной картой и медленно побрели в отель.
У стеклянных дверей отеля Машка зачем-то оглянулась.
Неприятное какое-то ощущение. Будто кто-то в микроскоп тебя разглядывает. И скоро начнет препарировать. Ну и мысли в голову лезут. Обалдела совсем от жары и приключений. Голова кружится даже. Интересно, напросится он ко мне в номер или нет?
Но этот сложный вопрос разрешился очень легко и быстро.
В холле отеля в кресле вальяжно восседал Илларион Игнатьев собственной персоной.
– Вот тебе бабушка и Юрьев день, – оторопела Машка.
Накаркала, называется. Именно накаркала.
Машка замерла у стойки портье, а потом со вздохом обратила горестный взор на Илью. Тот поцеловал Марью в макушку и решительно направился к Иллариону.
– Ну и сюрприз! Привет, Илларион. Ты здесь отдыхаешь?
Игнатьев широко улыбнулся.
– Некоторым образом отдыхаю, а вообще-то дела у меня здесь. – Илларион размашисто взъерошил волосы.
– Какие же дела? Неужто охранные системы устанавливаешь? – Илья постарался улыбнуться еще шире.
– Да нет. Дела у меня здесь наследственные. Прабабка умерла. Встречаюсь с адвокатами, ну и прочие дела. – Игнатьев откашлялся. Бледно-синие глаза его забегали.
– Очень интересно. Ладно, мы еще, надеюсь, встретимся и поговорим. До встречи. – Илья вернулся к Машке, потянул ее за руку и поволок к лифту. Илларион внимательно посмотрел им вслед.
– Н-да, легок на помине. Это уже ни в какие рамки не лезет, – стонала Марья.
– Не дрейфь, Маруся, прорвемся, – легкомысленно ответил Илья и строго добавил:
– Тебе сейчас одной быть нельзя. Я к тебе в номер, и без пререканий, пожалуйста.
– Ну, раз нельзя, значит, нельзя, – ответила покладистая Машка.
«А я еще сомневалась. Все-таки права народная мудрость: все, что ни делается, все к лучшему. Да, философски надо относиться к жизни. Ведь жизнь, люди, природа и все, что нас окружает, это по большому счету, есть такая теория, одна большая иллюзия. Иллюзия жизни, смерти и любви. Вот ведь и от Игнатьева может быть польза. Чудеса!»
