Юрий Любопытнов - Мурманский сундук
Афанасий вздохнул:
— Войны не было, а кругом запустение. Пошли отсюда.
В сенях Афанасий споткнулся в полутьме, и по полу покатилась ржавая керосиновая лампа.
Они пошли дальше по зарастающей конским щавелем и чёрной полынью улице. Сергей озирался по сторонам, словно был здесь впервые — так изменилась деревня. Около калитки пятистенного дома на скамейке сидел старик в выгоревшей клетчатой рубашке навыпуск, широких мятых штанах. На ногах были резиновые калошки. На плече сидел кот, большой и пушистый, с роскошными усами и большими жёлто-зелёными глазами, с тонкими, как лезвия, зрачками. Старик с безволосым, как у евнуха, лицом с интересом наблюдал за Афанасием и Сергеем.
— Привет, папаша, — первым поздоровался с ним Афанасий, приостанавливаясь.
— Доброе утро, — ответил старик, прилипая к лицам прохожих цепким взглядом. — Далеко путь держите?
— К другу… Николаю, — ответил Сергей.
— А-а, Воронину! Вон его дом рядом. Но он спозаранку в лес ушёл, знать по грибы…
— А вы здесь раньше не жили, — заметил Сергей, глядя на кота, который зевнул во весь рот, показав блестящие изогнутые клыки и розовый с белыми щетинками язык.
— Не жил, не жил, — торопливо ответил старик и проворно поднялся с лавки. — Совсем забыл. У меня там суп варится…
И семенящей походкой, которая совсем не шла к его прямой упитанной фигуре, заторопился в дом, сбросив мяукнувшего кота на землю.
Дом Воронина ещё больше посерел, осел, покривился. Где раньше был палисадник, торчали обломки столбов, изгороди не было. От соседнего дома дальше по улице осталось одно напоминание в виде продолговатого углубления с остатками кирпичного фундамента, вокруг которого в изобилии рос чистотел, играя на солнце жёлтыми цветущими венчиками.
Земля впереди дома была запущена. О том, что дом обитаем, говорила лишь вытоптанная узкая тропинка, петляющая между выстрельнувшими вверх стрелками подорожника и спорышем, да примятая трава от колёс автомобиля, ведущая к гаражу. Сзади и сбоку землю занимал огород. Набирала силу белокочанная капуста, пушились сочные, тугие листья чеснока, уже начали мутнеть, покрываясь белёсым налётом, стареющие перья лука, отцветала картошка. Часть площади была занята свёклой, морковью и бобами.
— Не ленится, ведёт хозяйство твой друг, — одобрительно отозвался о Воронине Афанасий.
— А как лениться, если в округе на пятнадцать вёрст нет ни магазинов, ни ларька, — ответил Сергей. — Воронин всегда бедствовал, как и старики, которые остались в деревне, с хлебом. Они сушили сухари… Коля сейчас стал запасаться мукой и сам выпекает хлеб. Оценишь, когда попробуешь.
Сергей подошёл к крыльцу сзади террасы. В пробой была просунута толстая дужка замка. Запор был сделан недавно — ещё блестели шляпки шурупов и желтело дерево, стёсанное стамеской.
— Приходите, когда нас нет, — пошутил Афанасий, стаскивая рюкзак с плеч.
— Он куда-то отлучился, — проговорил Сергей, тоже освобождаясь от тяжелого рюкзака. — Сейчас ключ поищем. Что-то новое — никогда он дом не запирал…
— Рано он ушёл, — заметил Афанасий.
— Он такой. Или этюды пишет, или в лес на охоту уходит.
— Он охотник?
— Не в обычном смысле слова. Охотится за ягодами, за грибами.
Сергей нагнулся и достал под доской над кирпичным столбом ключ с бородкой.
— Ключ есть — сказал он, отдуваясь. — Я уж было подумал, что не найду.
Отперев замок и открыв дверь в сени, позвал Афанасия:
— Заходи!
В доме они положили рюкзаки на лавку, прибитую к стене, и Сергей заглянул в комнату, в которой жил, когда приезжал к Николаю. Ничего здесь не изменилось. Тот же диван, низкий столик, два стула. И транзистор стоит тот самый, что он подарил другу на день рождения. Да и что могло измениться в забытой Богом деревне, стоящей на семи ветрах, где медленно умерли последние пять-шесть стариков, до которых никому не было дела. Они отдали свои молодые и зрелые годы коллективизации, войне, восстановлению хозяйства, заработали кое-какую пенсию, которая обесценилась и вовремя не выплачивается, и остались доживать считанные дни, заброшенные и покинутые всеми, пока не нашли покой на сельском кладбище.
На столе Сергей заметил листок бумаги. Он взял его и прочитал: «Располагайся. Я ушёл по грибы. К полудню вернусь».
Николай ждал его.
Сергей прошёл в прихожую. Афанасий снял куртку и смотрел в окно на лес, стеной подходивший к деревне.
— Сейчас я чайку поставлю, — сказал Сергей, раздеваясь. — Пока Коли нету, завтрак приготовим. А то живот к спине прирос.
— Кишка кишке бьёт по башке, — рассмеялся Афанасий, вспомнив солдатский юмор.
— Может и так, — согласился Сергей, беря с шестка русской печки закопчённый чайник.
— Воду, где здешние жители берут? — поинтересовался Афанасий, глядя, как Сергей наливает из бидона в чайник воды.
— Здесь неподалёку родник есть, за деревней под бугорком. Туда ходу десять минут. Были колодцы, но они пришли в негодность, последний завалился на моих глазах лет пять назад, ремонтировать некому, да и не для кого. Кому нужен человек, одиноко живущий в деревне, к тому же не член бывшего совхоза…
Не успел вскипеть чайник, как в сенях послышались шаги, и в прихожей появился мужчина лет за тридцать, высокий, прямой, в широкополой шляпе, в брезентовой куртке, надетой поверх клетчатой выгоревшей рубашки и в резиновых коротких сапогах. Загорелое продолговатое лицо опушала тёмно-русая борода, вернее, не борода, а то, что должно было быть ею через месяц-другой. В руке была большая корзина, полная грибов.
Сергей был на кухне и вошедший его не видел. Столкнувшись с Афанасием, Воронин опешил. Это ясно было написано на его лице. Сколько времени длилось бы это замешательство, неизвестно, но тут появился Сергей. Они обнялись, прижавшись щеками, пошлёпывая руками друг друга по спине.
— Сергей!
— Коля!
— Как я рад.
— Дружище!
Оторвавшись от влажной куртки друга, Сергей сказал:
— Познакомься, Коля, это Афанасий Петрович Крестов, а попросту, Афанасий. Мы приехали с ним вместе.
Афанасий сделал шаг навстречу Николаю и протянул руку:
— Будем знакомы.
— Мы с ним в такую переделку попали, Коля, — сказал Сергей, — ни в сказке сказать, ни пером описать…
— А что случилось? — встревоженно спросил Воронин, раздеваясь и вешая куртку на вешалку, снимая шляпу и приглаживая каштановые слегка волнистые волосы.
— Это особый разговор, — ответил Сергей. — Мы голодны, как стадо буйволов. Надо поесть, за завтраком и поговорим. Тебе нам тоже есть что сказать, как я понял.
— Ты правильно понял, Сергей.
— Хорошо. Ты пока не суетись. Мы с собой еду привезли.
— Давайте так, но я грибы замочу, — согласился Николай. — Потом отварим и с картошкой пожарим. Картошка пока мелковата, но на жарево набираю.
Он быстро налил в бак воды, ссыпал туда грибы, а в это время Афанасий с Сергеем распаковывали рюкзаки.
Проглянуло солнце, и старый дом ожил. Солнечные блики заиграли на полу, осветили углы, светлые зайчики отразились в зеркале шкафа.
Когда стол был заставлен незатейливыми закусками — колбасным сыром, шпротами, ветчиной, Николай воскликнул:
— Не хило живёте, братцы!
А когда появилось несколько банок пива, совсем сомлел:
— У меня сегодня праздник. Как это можно на такую зарплату…, — он не договорил и посмотрел на Сергея.
— Если бы это была зарплата. Так остатки прежней роскоши. Я теперь безработный. В музее прошло повальное сокращение, почти всех повыкидывали на улицу. Стоял на бирже, потом работал сторожем, завёл свое дело, накрыл меня рэкет, не захотел дяде платить, бросил, теперь не работаю. Живу на халтуру — ремонтирую автомашины новым русским.
— Ты мне об этом не писал…
— А что писать. У тебя своих забот хватает.
— Это уж точно, — вздохнул Николай, сходил на кухню, принёс и поставил на стол бутылку водки. — Вот дождалась, родимая, гостей!
— А ты, я смотрю, хозяйство расширил, землю распахал…
— Да какое там хозяйство! С голоду умирать не хочется… А как там у вас в Москве?
— Да также. Кто шикует и купается в шампанском, а основная часть, кто не может приспособиться к новым условиям, живёт в бедности.
— У меня основная проблема с хлебом. Он нужен каждый день, а в город каждый раз не наездишься. Беру муки, пеку себе сам. Сейчас отведаете моего хлеба и скажете, что он ничем не уступает городскому, а во многом превосходит его. Картошки выкапываю достаточно, капуста, свёкла своя. А вы что — пешком? — спросил он, приглашая их к столу широким жестом. — Не вижу знакомых «Жигулей»?
— Они в лесу остались. После завтрака на буксире притащим сюда.
— А что случилось. Рассказывайте! — Николай открыл бутылку с водкой.
