Эмилиян Станев - Будни и праздники
— Ну что ж, своди…
— Она хочет, чтоб и ты шел. Но я сказал, что у тебя нет времени, что ты и так задержался. Ну ладно, до скорого. Оставляю тебя в покое с твоим романтизмом.
Насвистывая, он торопливо пошел обратно к Руске.
«Значит, ревнуешь, — подумал я. — И может быть, не без основания». Ему еще ни разу не удавалось взволновать невесту, а вот мне вдруг удалось. И вспомнив, с каким жаром Руска воскликнула «Это так красиво!», я решил, что девушка совсем не так проста, как я думал.
На следующий день я пришел на станцию только вечером, чтобы забрать оставшиеся там мольберт и краски.
Смеркалось. На перроне несколько человек ожидали поезда.
Векилова нигде не было видно. Окна его дома не светились, как будто там не было ни души.
Я взял только краски и вышел на перрон. Кто-то меня окликнул.
В сосновой рощице на скамейке сидела Руска и махала мне рукой. Она была одна. Слабый отблеск электрического фонаря освещал ее тоненькую фигурку.
— Я думала, вы не придете, — сказала она, прежде чем я успел поздороваться.
— Почему вы тут одна? Где все ваши?
— Жду вас. Отец на станции, а мама дома, сидит в темноте, но смотрит из окошка. Они поссорились.
— Из-за чего?
— Я же замуж выхожу, мне одежда нужна, а мама не дает.
Она говорила быстро и весело. Лицо ее светилось необычным оживлением.
— Садитесь, садитесь. Не хочу, чтобы мачеха вас заметила. Или лучше давайте пройдемся по тропинке около крепости. В воскресенье я уезжаю. Да и вы больше сюда не придете. Вы ведь закончили картину?
Я слушал, удивленный ее доверчивостью. Мне было ясно, что дома у нее произошел очередной скандал, но почему в этот вечер она так не похожа на себя? Руска уверенно повела меня за собой, словно стремясь отвлечь мое внимание. Дорожка была темной и узкой. Мы поднялись на гору. Вдруг она свернула на каменистую тропинку, ведущую к Трапезице.
— Куда вы идете? — воскликнул я.
— В крепость, — девушка обернулась и посмотрела на меня.
Я усмехнулся и нерешительно пошел за ней.
Мы поднялись еще выше. Древняя крепость оказалась внизу. Вокруг нас темнели разрушенные церкви, белели стены, виднелись забитые камнями, заросшие бурьяном основания крепостных башен. А под ногами у нас были скрытые травой каменные плиты, по которым прыгали цикады.
— Сядем, — сказала Руска, указав на развалины какого-то храма. — Ведь вы говорили, что нужно сесть у стены.
— Что вам пришло в голову? Решили испытать свою храбрость? Или вам так понравился вчерашний разговор?
— Не знаю. Ведь жизнь бессмысленна, потому что люди очень злы. И я злая. Никого не люблю. Я только молчу и притворяюсь, что на все согласна. Смотрите, луна!
Над Царевцем,[23] округлым, как купол храма, поднималась луна. Черный силуэт крепости четко вырисовывался на осветившемся небе. Развалины вокруг нас вытягивали свои длинные тени и как будто шевелились. Тырново забелело в лунном свете. То там, то здесь принимались звенеть цикады, и звуки эти напоминали стон. Было начало сентября, в воздухе сгущались усталость и какое — то беспокойство. Темное небо, казалось, стало ниже под тяжестью звезд. То ли скорбная тишина этого святого места, то ли просто потребность поделиться с кем — нибудь всем, что накопилось в моей душе за последнее время, но неожиданно для самого себя я вдруг тепло и сердечно заговорил с этой почти незнакомой мне девушкой.
Я описывал ей улочки древнего Тырнова, Царевец, рассказывал о неумолимой судьбе, которая низвергает царства и миры и создает новые.
Мои слова были скорее грезами двадцатилетнего юноши, который любит читать, глядеть на небо и мечтать.
Руска мяла пальцами травинку. Белое платьице делало ее еще более нежной и хрупкой. Время от времени с тихим шорохом скатывался камешек или какая-нибудь букашка пробиралась в траве. В городе один за другим гасли огни, внизу просвистел поезд.
Увлеченный, я не замечал, что мои слова опровергают все доводы ее жениха во время наших с ним споров. Я показал ей новый, прекрасный мир, в котором скромные мечты Ангелова ничего не стоили. Неожиданно я обернулся и посмотрел на нее.
Бледное лицо Руски выражало глубокое раздумье. Рот полуоткрылся. Казалось, она напряженно вглядывается в нечто, только сейчас приоткрывшееся ее разуму.
Мы молчали. На землю опустилась тишина. Дрожащие стоны цикад словно молили о чем-то небо.
Со станции долетел слабый крик. Это звали Руску. Я поднялся. Руска, по-прежнему задумчивая, пошла за мной. Глаза ее горели странным светом.
Когда мы приблизились к роще, где должны были расстаться, она пожала мне руку и неожиданно заявила:
— Я не выйду за Ангелова, — и, оставив меня в недоумении, побежала к дому, откуда слышался сердитый голос мачехи.
Я ушел задумчивый и слегка недовольный собой.
Два дня шел дождь. Я сидел дома и смотрел в окно на мутную Я нтру и черные пятна мазута вдоль рельсов. На третий день я обнаружил в ящике записку с просьбой немедленно прийти на станцию.
Я взял шляпу и пошел вниз по тропинке. «Векилов скучает и зовет играть в нарды», — подумал я.
Дождь перестал, небо прояснилось, но земля все еще была грязной и холодной. Мокрый песок, сильно пахнущий дегтем, глухо поскрипывал под башмаками. На станции было тихо. Буфет был закрыт. Где-то стучал телеграфный аппарат.
— Вы начальника ищете? — спросил меня чиновник, когда я вошел в канцелярию. — Он у себя. Знаете, что случилось? Руска хотела убежать! Но, слава богу, поймали. Сейчас она больна. Нервное потрясение. Не хочет выходить за Ангелова. Жалко, знаете. Такой хороший парень…
Не дослушав, я поднялся к Векилову.
В маленькой гостиной пахло спиртом. Из соседней комнаты показался Векилов. Оставив дверь открытой, он холодно взглянул на меня и вышел в коридор. В комнате на кровати лежала Руска. Девушка повернула голову, и я увидел ее большие испуганные глаза. Она смотрела на меня удивленно, словно впервые увидела. Я направился к ней.
Вдруг за моей спиной хлопнула дверь. Сильная рука схватила меня за плечо. Это был Ангелов. Лицо его дрожало от гнева.
— Что ты наделал? — воскликнул он. — Идиот! Я тебе шею сверну! — И, загородив дорогу, вытолкал меня в коридор, вошел в комнату к Руске и захлопнул дверь.
Я в смущении вышел на улицу. В ушах еще звенел гневный голос Ангелова. Лицо горело, словно меня ударили. Я все еще ничего не понимал, но в душе у меня уже поднимались смутные угрызения. Присев на скамейку, я еще раз перебрал в уме все, что говорил Руске. И вдруг мне стало ясно. Я разрушил ее представление о совместной жизни с Ангеловым, показав ей тот, другой мир, который создается искусством и отвлекает мысли от материального бытия. Ее кроткая душа проснулась и взбунтовалась…
Поезд тронулся. Было слышно, как колеса трутся о рельсы. Мы медленно проехали мимо места, где обрушилась скала.
Прошлое
© Перевод М. Михелевич
Супруги приехали в город на огромном, белом от дорожной пыли автобусе; высоко нагруженный багажом, он полз по узкой улочке, устрашающе колыхаясь из стороны в сторону.
Когда он остановился на площади перед рестораном, обоих поразила тишина.
В темных глазах жены светилось волнение и любопытство. Пять лет прошло с тех пор, как она оставила этот тихий городок, где жила до замужества, и теперь она с жадным интересом разглядывала беленые домики, мирно дремавшие в глухой послеполуденной тишине, свежевыкрашенное розовое здание банка, безлюдную площадь, вымощенную булыжником, поблескивающим, точно перламутр.
Проходившая невдалеке босая тщедушная женщина с корзиной травы в руках, видно, узнала ее и приветливо заулыбалась. Но красивый дорожный костюм приезжей, ее крохотная модная шляпка, весь ее богатый вид смутили женщину. Она прошла мимо, не поздоровавшись.
Муж сердито стряхивал с себя пыль. Это был смуглый человек в легком светлом костюме. На голове — бежевая каскетка, глаза защищены от солнца темными очками, в руке — небольшой кожаный портфель. Он ни разу не посмотрел по сторонам, словно приехал сюда по какому-то малоприятному делу и торопился поскорее с ним покончить.
— К оста, — сказала жена, беря его под руку, — надо нанять какого-нибудь мальчишку поднести вещи.
— Разве здесь найдешь носильщика? — удивился он. — В твоем городе люди обходятся без посторонней помощи. Во всяком случае, судя по твоим рассказам…
— Не так громко, пожалуйста, — испугалась она и дернула его за рукав. — Не стоять же нам здесь до вечера! Я попрошу кондуктора…
Он что-то проворчал и пошел в автобусное агентство за носильщиком. Она осталась стоять перед грудой тюков и чемоданов, которые шофер сгружал с крыши автобуса. В открытое окно ресторана компания молодых людей алчно разглядывала ее элегантную фигуру.
