Юсеф эс-Сибаи - Мы не сеем колючек
— Устаз заболел? — испуганно спросил парень.
— Очень тяжело. Едва до дому дошел, а сейчас без сознания!
— Да хранит его Аллах! Таких людей мало!
Сейида почувствовала, что болезнь хозяина по-настоящему взволновала всех, кто его знал. А здесь его знал каждый.
Она принесла лед и не успела отдышаться, как снова пришлось бежать — теперь за парикмахером.
У Махмуда было полным-полно народу. Парикмахер предупредительно хлопотал над очередным клиентом. Увидев запыхавшуюся Сейиду, он удивленно спросил:
— А ты что пришла?
— За тобой!
— Зачем я понадобился?
— Побрить господина.
— Я брил его сегодня утром.
— А теперь надо голову!
— Предлагал ведь ему! Так нет, отказался… И потом, когда это он звал меня домой? Здесь он проводит гораздо больше времени, чем любой другой — хотя бы и я сам!
— Он не может прийти, заболел.
— Еще утром сидел в этом кресле живой-здоровый… Брось меня разыгрывать.
— Без памяти он!
Махмуд обернулся к своим клиентам:
— Простите, срочное дело!
— Послушай, Махмуд! Не могу же я выйти на улицу наполовину постриженным?!
— Подождешь — что делать, такое несчастье! — По его щекам потекли слезы. — О Аллах, почему ты наказываешь хороших людей?!
Он быстро собрал свой чемоданчик и уже на бегу приказал подмастерью:
— Присмотри за порядком!
Еле поспевая за Сейидой, Махмуд не переставал восклицать: «Боже милостивый, сохрани этого добрейшего человека!»
Так они и влетели в дом. Парикмахер немедленно занялся своим делом. Тем временем Сейида торопливо колола лед и набивала им грелку.
Шли часы, но больной не приходил в себя. В эту ночь никто не сомкнул глаз.
Глава 17
На утро пришел старик отец, Санийя и остальные родственники, которых собрало неожиданное несчастье.
Прошло несколько дней, но Мухаммед, человек на редкость крепкий и сильный, продолжал лежать в забытьи. На голову теперь ему клали грелку со льдом, в руке торчала игла для внутривенного вливания глюкозы. По дому, нигде не находя себе места, бродили притихшие и подавленные родственники. Если не считать нескольких фраз, оброненных в бреду, больной не произнес ни слова.
В который раз пришел доктор и принялся осматривать некогда сильное тело, которое стало теперь похожим на скелет. Закончив осмотр, доктор с потерянным видом сложил свои инструменты, но рецепта выписывать не стал. Он обернулся к отцу больного, стоявшему возле кровати. Старик одной рукой опирался на палку, а другой сжимал похудевшие пальцы сына, тихим голосом призывая Аллаха. Доктор обнял его за плечи и осторожно повел к выходу из комнаты.
— Ну что, доктор? — кинулась за ним измученная Фатьма.
Врач ничего не ответил. В гостиной навстречу ему поднялись Хамди и Самиха. В глазах детей застыл тот же вопрос. Ну что тут ответишь? Доктор горестно покачал головой.
— Будем уповать на милость Аллаха. Я сделал все, что было в моих силах. Больному грозит частичный паралич, но главное, чтобы он остался жив.
Слова доктора заставили всех понуро опустить головы. Лишь старик отец решился нарушить тягостное молчание.
— И то — слава Аллаху! Может, выкарабкается сынок.
— Только бы жив остался! — заплакала Фатьма.
Самихе пришлось пойти проводить доктора — Хамди стоял как пришибленный, ничего не замечая вокруг. Наконец он закрыл лицо руками и, сдерживая рыдания, бросился к себе в комнату. Сейида поспешила за ним.
— Я приготовила лед, Хамди.
— Не нужно.
— Почему? Ведь доктор сказал…
— Он просто нас хотел утешить!
Сейида страдала от своей беспомощности.
— Не надо так убиваться, Хамди! Заклинаю тебя…
Но юноша уже не мог сдерживаться, все тело его содрогалось, он горько рыдал.
— Бог даст, поднимется! Все будет по-прежнему, — продолжала утешать Сейида.
— Отца разбил паралич! Понимаешь? Даже если он останется жить, ему уже никогда не подняться!
Потянулись мрачные, тревожные дни. Старик не отходил от его постели.
— Сынок! Мухаммед! — звал он лежавшего в беспамятстве больного. — Ты поправишься, встанешь…
Как-то дочь попыталась увести его из комнаты:
— Пойдем, отец!
— Куда? Зачем?
— Надо же поесть.
— А он как?
— Ты скоро вернешься.
— Нет! Буду сидеть, пока он не откликнется.
Хамди слышал этот диалог, и сердце его сжималось от жалости и отчаяния. Не выдержав, он убежал к себе в комнату и зарылся в подушку, но дрожащий старческий голос явственно звучал в его душе: «Сынок! Мухаммед! Ты поправишься, встанешь…»
На лице Самихи не просыхали слезы. В каком-то полусне она двигалась по дому, помогала Сейиде прибираться, готовить обед — ведь что бы там ни было, а есть все-таки надо.
Навестить Мухаммеда приходила масса народу — родственники, друзья, просто знакомые. Все они произносили слова утешения и надежды, но чувствовалось, что никто уже не верит в благополучный исход. После этих посещений обстановка в доме становилась еще более тягостной.
Софа приходила чуть ли не на весь день. Что бы только она не сделала, лишь бы хоть немного облегчить страдания подруги и измученного, осунувшегося Хамди.
Все кончилось ранним летним утром. Солнце едва показалось над горизонтом, прохладный ветерок шевелил листья деревьев. Притихшая, умиротворенная природа улыбалась рассвету. В дальнем углу сада большая красная роза раскрыла влажные лепестки. Капли росы сияли в лучах солнца.
Дом еще спал тревожным тяжелым сном. Уставшие люди забылись только перед рассветом.
Вдруг словно что-то толкнуло задремавшего старика, он вскинул голову, подгоняемый страшным предчувствием, и бросился к постели больного. Шум разбудил Фатьму, она вбежала в комнату и увидела свекра, наклонившегося над сыном.
— Нет! — страшно закричал старик. — О Аллах, нет!
Этот крик переполошил весь дом. Сейида, возившаяся с очередной порцией льда, бросила грелку и кинулась наверх.
— В чем дело, отец? — трясущимися губами проговорила Фатьма.
— Мухаммед отходит.
— Ты переутомился, отец… — попыталась успокоить его Санийя.
— Бегите за доктором! — не слушал ее старик.
— Едва солнце взошло, — возразила дочь. — Он, наверное, еще не проснулся.
— Пусть разбудят!
— У нас записан его номер телефона, — вспомнила Фатьма.
— Лучше я сбегаю, — предложил Хамди.
— Беги, Хамди, а то будет поздно! — решительно распорядился дед.
Хриплое, прерывистое дыхание вырывалось из груди больного. Лицо, заросшее седой щетиной, покрылось каплями пота. Сейида не видела в состоянии хозяина ничего необычного. Так он выглядел все это время. Что же перепугало старика?
Собравшиеся у постели в напряженном молчании смотрели на больного. Вдруг Мухаммед стал задыхаться, тело его скрутили судороги — началась агония. Старик поднялся и выпустил безжизненную руку сына.
— Все, Мухаммеда уже нет!
Крик отчаяния вырвался из его груди, он рухнул на пол и забился в рыданиях. Фатьма кинулась поднимать свекра. Самиха опустилась на колени и, чтобы не закричать, стиснула зубами чехол дивана.
Ну вот, Сейида, умер Мухаммед эс-Самадуни, твой второй отец. Ты увидела смерть своими глазами. Слава Аллаху, господин и не заметил перехода в иной мир: два вздоха, как после тяжелого труда, — и все.
Все события того страшного дня спутались в памяти Сейиды. В ушах ее словно застыли крики горя и отчаяния, плач и причитания близких. Самой стойкой оказалась Санийя. В эти тяжелые минуты она единственная не потеряла голову.
— Позови Хамди! — сказала она остолбеневшей Сейиде. — Доктор уже не нужен.
Сейида быстро разыскала дом, где жил доктор. У дверей она увидела нервно расхаживающего Хамди.
— Ты чего прибежала? — испуганно спросил он.
Как сообщить ему страшную весть?! Не скажешь ведь просто: твой отец умер! Тогда зачем тебя послали, глупая?
— В чем дело, Сейида? — настойчиво повторил Хамди.
— Все кончено!
— Что — все?
Сейида опустила голову…
— Папа! — закричал Хамди и кинулся по улице к дому. Вопль его был так страшен, что, когда он ворвался в дом, все испугались — не случилось бы второго несчастья!
— Ты ведь мужчина, Хамди! — бросилась к нему Санийя. — Возьми себя в руки!
Фатьма прижала сына к груди:
— Отец нас оставил, Хамди!.. Вот мы и осиротели!
Старик вскинул к небесам наполненные слезами глаза и с горьким упреком заговорил:
— За что, сынок?.. За что ты так наказал меня? Зачем ты оставил меня на этой грешной земле?!
Отец Софы осторожно положил руку на плечо старика:
— Довольно, хаджи, облегчи душу святыми словами: «Воистину человек заблуждается, думая, что он сам по себе; все должны вернуться к господу».
