Сергей Арутюнов - Запах напалма по утрам (сборник)
Лев Григорьевич плакал, не стыдясь.
На мгновение глаза их встретились.
«За что?» – спросила душа Цфайсмана.
«За то, говно сраное, что ты не признал во мне брата», – ответила душа артиста.
По отъезде его для дачи объяснений, в девять вечера Лев Григорьевич начал писать заявление об уходе. Он знал, что в таких случаях пощады ждать бессмысленно.
Саксофонист
Было четверть шестого, когда на улице послышался грохот. Дверь бара распахнулась. Двое парней подпотолочного размера направились к стойке.
– Что-нибудь выпить.
– Кофе? Колу?
Первый оглянулся на второго и снова уставился на хозяина. Тот молча снял два самых больших бокала и обратился к пивным кранам.
– И вот что, пусть чертов ниггер отдохнет.
Фраза прозвучала так, как она прозвучала.
– Чак работает у меня. Пусть сам решает, отдыхать ему или нет.
Меланхолия выдутых звуков слегка стихла. После паузы возобновилась, словно не знала, что ей делать дальше. Один из парней двинулся к эстраде.
– Приглуши звук, сынок, мы с дороги.
Негр подмигнул посетителю и взял чуть бодрее.
Реднек[1] пожал плечами и обернулся к товарищу:
– Ниггер, наверно, не говорит по-английски. Он понял, что я сказал?
– Послушайте, здесь штат Нью-Йорк, и этот, как вы выражаетесь, ниггер работает у меня. Он здесь играет, понятно?
Рука хозяина скользнула под стойку. Парни потянулись к объемистым поясам… Один положил руку на кисть другому. Волосатый черенок, а не кисть.
– Послушай, приятель, мы здесь проездом, пригнали два трака буйволятины и хотим только тихо выпить твоего поганого пива, а ты заставляешь нас слушать эту дрянь, да еще от чертова ниггера. Ты хочешь, чтобы мы приехали к себе и рассказали своим ребятам, что вы все тут стали бабами? Так, что ли?
– Рассказывайте кому угодно и что угодно. Этот парень мне нравится. Он просто бог в музыке.
– Ты называешь это музыкой?
Хозяин прикрыл глаза, вслушиваясь в бесконечный скрежет дня, навеваемый саксофоном. Потом повернул голову к вспотевшему Чаку.
– Чаки, сынок, сыграй им «Дорожную».
Во мраке мелькнули белые зубы. Мундштук был мгновенно протерт. Негр заиграл.
Монтана, – понеслась мелодия вдоль рыжих кустов, – край мой, где орлы залетают под самое небо. Желты твои прерии, безжалостен зной, край мой родимый. Здесь мне погибнуть, уйти в твою землю, безводную землю, навсегда. Смерть моя ходит под клетчатой робой, одна ты поймешь, почему я плачу сегодня, почему пью. И ты, Хастонберри, и ты, Эплстоунский холм, и вы, Джеромовы рвы, – что вылупились?
Дальше, все дальше я еду от детства, только не помню, кто брал мне билет, – играл саксофонист.
Бедна кровь моя, пополам сломана плоть, одинок я на равнине твоей, край мой любимый, ни семьи у меня, ни родни, ни подруги. Только вот эта лопата, которой копаю могилу мечтам своим, детским мечтам.
Видите ли вы меня? Слышите ли? Ни один проповедник не скажет мне, куда девать мне тоску мою. Грызет она меня, как червь из желтой земли твоей, о Монтана. Выпей кровь мою, съешь плоть мою, возьми у меня все, что имею, – вырвать не смей меня из своего сердца. Ибо един я с тобой, словно с лучшей подругой. Словно с сердцем своим.
Наступило молчание. Реднеки сидели неподвижно, не смотря особенно ни в чью сторону.
– Сдается мне… – начал один. Второй потянул его за рукав. Они встали и пошли к выходу. У самой двери первый притормозил и вернулся к стойке.
– Мы здесь проездом, – начал он, понимая, что говорит что-то не то, что уже говорил это… Вместо слов он развязал кожаную поясную веригу, пропахшую потом и коровником. Треснувшие по всей длине черные пальцы считали золото. На стойку упало двадцать монет. Одна за одной. – Пусть ниггер выпьет. Пусть нажрется в хлам.
– Может, отдашь ему сам? – сказал хозяин.
– Пусть полежат у тебя. Он сумасшедший, а они никогда не знают цену деньгам.
Дуэль
Ковач спрыгнул с дрезины и отряхнул рукав. Не сходя с насыпи, оглядел в бинокль оранжевую накипь сросшихся сосен. Пески до самого горизонта. Спускал пары прокопченный локомотив с единственным вагоном. Его Бертой. Она стояла на платформе, перехваченная тросами и блекло-зеленым брезентом от усыпанного заклепками лафета до смертно вытянутой шеи.
Полковник провел ладонью по нагретому занозистому борту. Расчехлять до темноты было нельзя, бипланы слишком часто залетали на фланги. Отводная ветка через три километра заканчивалась рудничным тупиком.
Полурота с тремя катушками скрылась в чахлой рощице, и он сразу успокоился. Почти сразу на юго-востоке полыхнула ракета и настала настоящая ночь, сверчковая и звездная.
Полковник Ковач приказал Францу нарубить лапника. Мальчишка восторженно полез в кусты. После исступленных предосторожностей маскировки на местности впервые за трое суток перед сторожкой загорелся весело потрескивавший хвоей костерок.
– Не люблю добровольцев, – говорил Ковач, помешивая в огне стеком. – Надеюсь, вас, Франц, отдали в армию из-за семейных долгов. Скажем, ваш папаша проигрался… То есть у вас конкретные обязательства, а не сифилис от девки, которая казалась вам богиней улиц.
Адъютант беззвучно смеялся. Белые рукава он засучил до локтей, незагорелые обтекаемые кисти были еще безволосы… На тряпке в бликах костра посверкивали упитанные и, пожалуй, слишком замасленные части «смит-вессона».
В половине второго они слышали перестрелку, близился рассвет. Угли были уже совсем серыми, когда в сторожке застрекотала морзянка.
– Штаб вызывает! – поднялся Ковач. – Не думал, что так быстро наладят.
Он поймал кончик ленты и начал читать.
Полковник зпт я позволяю себе представляться зпт потому что учинил сегодня некоторое позволительное на войне насилие над вашими милыми телеграфистами тчк Они частично находятся у меня тчк Честь имею зпт надеюсь на приятное знакомство тчк
Ковач сел за ключ и отстучал:
Кто вы
Лента чуть помедлила:
Халид
– Похоже, связи не будет, Франц. – Ковач вышел из сторожки и подтянул ремень. – Или она будет странной. Вы понимаете меня?
– Так точно, – побледнел юноша.
– Не входите в сторожку, так будет лучше для вас. Спокойнее, мой друг, я с вами. А это, как свидетельствует практика, гарантия.
Вдвоем они расчехлили орудие. Ростовой снаряд скатился в саночки, был подтащен к затвору. Берта открыла свое лоно и приняла его. Когда створ захлопнулся, Ковач вытер лоб платком.
– Когда она голодна, мне не по себе. Сбоку будете стирать нагар. Шомпол снизу, на цепочке. Теперь передохнем.
Он прислушивался к сторожке. Вместо стрекота зашелестел воздух. Их сбросило с насыпи, как кукол. Земляная пыль прошла над их затылками и огладила качнувшиеся ветви.
Ковач поднялся и посмотрел на Франца.
Полковник зпт я был вынужден послать вам свой привет немедленно тчк Мы солдаты и исполняем свой долг зпт не так ли впрс Прошу прощения зпт если потревожил тчк Полковник Халид
Ковач унял руку и отстучал:
Полковник Халид зпт надеюсь зпт у меня будет случай послать вам ответный привет
На карте та сторона была плотно заштрихована перелесками. Извилистые пути подвозов прерывались ручьями и болотцами. Халид был где-то там.
Франц стоял у края воронки, губы его шевелились.
– Да, мой мальчик, теперь вы видите, что может наделать всего один снаряд из нашего орудия. Пятьдесят метров окружности, десять метров глубины, полное выжигание живой силы и неживых пространств. Мощь. Отчего вы не улыбаетесь? Я люблю вашу улыбку, – бормотал Ковач, сгибаясь пополам и проворно обмеряя края. – Юг, Юг, Восток. Двести шесть, тринадцать, восемьдесят два. – Палец полз по планшету. – А мы сделаем шестьдесят два и триста пятнадцать.
– Что?
– У вас нет контузии? Слышите хорошо? Открывайте рот на шелест и держите открытым, пока не грянет. От пыли можете закрыть.
Ковач дернул створный рычаг, Берта кашлянула и полыхнула огнем. За черным снарядом выкрутилась воздушная спираль, и лишь через полминуты за горизонтом грохнуло и сдавленно утихло.
Аппарат молчал. Потом зажужжал и прокрутил катушку.
Прекрасный выстрел зпт полковник тчк Рад возможности общаться с вами накоротке тчк Ваши воспитанность и любезность приводят меня в истинный восторг тчк Артиллерия тр искусство будущего вскл Халид
Халид зпт я тронут вашей любезностью зпт однако мне странно зпт что вы не посылаете своих людей погостить у меня зпт я был в полной уверенности зпт что зная мое местонахождение вы будете настаивать на более коротком знакомстве тчк Ковач
Милейший Станислав зпт мне так редко удается поговорить с достойным противником от имени Аллаха зпт что я предпочту дуэль
