Сергей Арутюнов - Запах напалма по утрам (сборник)
«От (прочь)», «Земля», – медленно ввела она и посмотрела на Джея. Он кивнул и занялся копированием данных, видя на мониторе, как коротковолновый излучатель разворачивается в дожде, приоткрывает головку и начинает трансляцию.
– Передача пошла, – прошептала Эрика, роняя со стола кружку в поисках пачки «Салема».
Туша на экране замедлила взмахи плавниками. Джей и Эрика синхронно встали, занеся кисти над клавиатурами.
– Повтор. Дай повтор.
Пауза была нестерпимой. «Эта минута будет стоить мне суток жизни», – подумал Джей.
– Угол к береговой линии минус сорок градусов.
Мужчина и женщина грохнулись в вертящиеся кресла.
– Они повернули.
Прошло десять минут. Шторм усиливался. Стекла заливало крупными каплями, барабанило по карнизам.
– Выходят из залива. Остановились. Джей, они поворачивают назад!
Эрика повалила кресло.
– Повтори, когда подойдут на сто ярдов.
– Есть.
– Давай, чего ты ждешь? До рифов…
Экран вспыхнул: «Земля», «Стонать», «Кит».
– Посмотри в реестре. Я что-то не помню там слова «стонать».
Эрика посмотрела на него дико и защелкала мышкой.
– Я вчера подключила дополнительный лексикон, сортировка по громкости.
– Зачем?
– Для усиления релевантности выборок. Пробовала. Не успела отсоединить.
– Оставь.
«Земля», «Кит», «Киты», «Человек».
Джей ничего не понимал.
«Давно», «Разговор», «Беседа», «Знак», «Камень», «Я», «Волна».
– Эрика. Напиши им фразу, – сказал голос в Джее.
Эрика, с безумными зрачками, написала: «Привет».
Ответный «Привет» вспыхнул почти сразу.
– Пишешь? – Он не услышал «да». – «Как дела?»
«Человек», «Машина», «Я», «Смех», «Восторг».
– «Зачем вы выкидываетесь на землю?»
«Где (расположение)», «Земля».
– Близко. Опасно. Уходите из залива. Не надо рисковать, – диктовал Джей.
«Спасибо», «Знать», «Опасно», «Человек», «Приятель», «Беседа».
– Господи, Джей, если в Береговой Охране выпадут на нашу волну…
– …Они ничего не поймут. Решат, что это не киты, – улыбнулся Джей. – Ты счастлива?
– Наконец-то. Господи, это лучше оргазма… Прости, – поправилась она и покраснела еще больше.
– «Зачем?»
«Вера», «Земля», «Вера», «Ход времен».
– Они усложняют структуру волны, Джей. Они берут выражения целиком.
Трансляция по двум каналам, режется третий.
– Кто говорит?
– Кажется, трое. Вожак, самка и детеныш.
– Детеныш?!
– «Зачем вы идете к берегу? Вы погибнете! Не сможете сойти с мели назад! Не сможете вернуться! Вы слишком тяжелы! Вы поранитесь!»
Фонтаны во мгле. Фырканье, дырки в спинах, липкие, режущие стрелы плавников. Касатки наверняка почуяли, что идет стадо… ни одной касатки, путь свободен, словно перед бомберами, заходящими на посадку звеном. В коридоре ни одного истребителя.
«Человек», «Еда», «Привычка (совершать, делать)».
– «Вы выкидываетесь, чтобы человек мог вас съесть? Голодные люди? С побережья? С дубинами? Как ты помнишь?»
«Люди», «Крики», «Кит», «Праздник», «Огонь», «Танец», «Голый (обнаженный) камень», «Сотворчество костей», «Память (идентично)», «Вечность».
– Джей, они выходят к молу.
– Скажи, чтобы не подходили близко! Ты пишешь?
– Пишу! Что говорить?
– «Почему?»
«Шутить с человек», «Я (в) смех», «Воля (малый идентификат)», «Закон», «Еда неважность», «Путь (притяжательное взаимодействие)», «Цель (и) Разум (вывод к) Единство».
– Они близко.
«Беседа», «Беседа».
– Его кидает к скале.
Экран высвечивал последнюю фразу, сбоку ползли задействованные модули.
– «Остановись. Мы придумали Прибор для того, чтобы охранять вас».
Молчание.
– «Остановись, ты не можешь так поступить, с тобой твоя жена, твой ребенок, а твоему ребенку нужен отец. Ты не должен уходить. Ваше самоубийство поразило меня в детстве, – Джей больше не вытирал щек ребром ладони, Эрика вводила и кивала на каждом слове. – Это ужасное зрелище. Древнее, ужасное. Остановись. Мы говорили, беседовали. Нам нужно много узнать друг о друге. Вы наши древние братья. Я потрясен сейчас, но я прошу – поговори со мной, поговори со мной, пожалуйста».
– Он выкинулся, Джей. Лежит на Уэст-Сокс, пять миль.
– Оставайся здесь. Это приказ.
Джей вылетел с крыльца, как ошпаренный. Голос Эрики звучал в наушниках.
– Я тебя вижу. Ты уже близко. Джей!
– Что, что случилось?
– Еще одна фраза… Чертов комп завис! Я сейчас застрелюсь!
– Молчи, истеричка! Спокойно. Все хорошо. С чего начинается фраза?
– Ты врежешься, следи за дорогой!
– Где?
– Тысяча четыреста метров к северо-северо-западу, я наведу тебя. Продолжай.
– Черт знает что за ночь!
Ветер отбрасывал на лобовик гигантские листья, мерзко шелестевшие и сворачивающиеся, Джей почти ничего не видел. Рама с прожекторами озарила бугристый участок трассы, и тут же под задний мост въехало что-то вздыбившее джип, а потом мягко повалившее его набок. Пляж.
– Только не это! – застонал Джей, срывая наушники. Берег был близко, белые кромки волновой пены катились на него из темноты.
– Эрика, где он?
Наушники молчали. Джей бросился по заливаемой полоске, он уже видел поросший ракушками бок, солевые разводы, слышал тяжело переводимое дыхание… конец, конец…
– Джей, я его потеряла, – ожил эфир.
Джей стоял в лунке, выдолбленной единым наскоком многотонной громадины, по обе стороны крупным росчерком по песку виднелись резкие глубокие полосы водорослей.
– Джей, я не вижу его!
– Он там, Эрика.
– Где?
Он промолчал.
– Что с последней фразой?
– Джей… тут написано: «Только великому страннику знать суждено, каково искушенье… долгой и твердой коснуться земли после года изгнанья, пусть даже смерть угрожает ему и ужасная ночь, он появляется, жди, человек, он придет, он сумеет». Не знаю, как смогла машина, но она смогла. Я ничего такого не вводила. Разве что Шекспир, некоторые сонеты… но это все, Джей, я клянусь.
– Это правда все?
– Да. Они ушли из зоны приема. Джей, ты меня слышишь? Я люблю тебя.
– Повтори.
– Люблю тебя.
– Плохо слышно, ветер.
– Не шути со мной, придурок, я сказала, что люблю тебя!
Джей рассмеялся и пошел с пляжа, отстегнув капюшон. Он думал об Эрике и китах. «Долгой и твердой коснуться земли…» Удивляться тому, что это были стихи, уже не оставалось никаких сил.
Костер
В пролом третьего этажа задуло крупой. Шрайбер открыл глаза и пошевелил плечом, шурша примерзшим к стене эрзац-воротником. Наледь добралась до него, свисая с кирпичей длинной седой челкой: в квартале работала подвальная русская баня, он иногда видел ее черный дымок, стелющийся наискось через улицу.
К бане ходили глубоко за полночь, когда утихали перестрелки, первыми шли женщины и дети, позже, по обычаю, заходили мужчины. Сначала Шрайберу было трудно отличать одних от других в быстро запотевавшую оптику – толстые, замотанные в ватные куртки, штаны, перетянутые ремнями, платками, люди казались медведями, вставшими на задние лапы. Они совершенно не умели хранить тепло, но в своих нарядах двигались умело и даже с каким-то изяществом, хотя огромные валенки и примитивные бурки заставляли их потешно косолапить.
Баня расхолаживала. После помывки закуривали, разжигали демаскирующий костер, хохотали.
За долгие недели в Сталинграде он изучил город досконально. Развалины стали привычным фоном его одинокого бытия. В них для него было оборудовано пять-шесть основных лежек, ночных и дневных, где рядом с тускло поблескивающими консервами всегда стояли замотанные тряпицами масленки. Со смазкой при морозах была сущая беда, и Шрайбер, как дельный профессионал, направил рапорт прямо на заводы, прося обеспечить оружию Восточного фронта нужную холодоустойчивость. Масло «снайперской марки» стали выпускать к началу 1942 года, за что химики получили медали, а Шрайбер – устно прошелестевшие у отмороженных ушных раковин похвалы штабного генералитета.
Он потянулся к нише, вынул тряпицу, снял перчатку, развязал узелок. Затвор влево, пружину вправо. Каплю на зубец – каплю на плоскость. Обтереть. Смазку оружия он преподавал когда-то отдельно, придавая ей при выстреле решающее значение.
Он ждал русского командующего.
Заканчивался еще один бесконечный день войны. Распорядок установился еще осенью: после утренней артподготовки люди выползали из убежищ под черные трубы сгоревших кварталов, и начиналась та самая, сталинградская, бешеная, хаотическая стрельба во все стороны, в которой только профессионалы могли отличить своих от чужих. Задачи дня для обеих сторон были предельно просты: продвинуть линию обороны хотя бы на метр вперед.
Взводы и полуроты перебегали перекрестки, врывались в коробки измерзших домов, артиллеристы выкатывали на прямую наводку заиндевелые пушки, барражируя над Волгой, гортанно перекрикивались асы, затевая авиадуэли.
