Игорь Удачин - Встретимся в Эмпиреях

В мире нет Любви. Но по Земле неустанно блуждают ее призраки. И мы вольны — а может, это вовсе не наш выбор — увидеть их в ком угодно. Я увидел свой Призрак в Ней. Так сложилось. И принял его пришествие со всей покорностью, какой обладал. Но я не способен удерживать его или, напротив, изгнать прочь из порабощенного им сознания. Потому что он — призрак. Призраки сами являются и исчезают по своему разумению. И если бы впереди у меня была целая беззаботная жизнь — он, возможно, принял бы другой облик и, скорее, поменял бы его еще не раз. А пока я бережен к тому, что имею. Я не пренебрегаю ни одной деталью, ни одним ощущением и ни одним воспоминанием, связанными с Нею. Они могут вызывать во мне радость, тревогу, отчаяние, грусть, но только не равнодушие. Никогда. Это дорогого стоит.

Что ж, остановлюсь.

Но последняя точка в рассказе о Ней, имейте в виду, еще не поставлена. Если бы это оказалось не так, это было бы по меньшей мере… неправильно.

Пускай над Твоей головой

Счастливая светит Звезда.

Не ходи на сделки с Судьбой,

Оставайся Такой Всегда…

Глава 4. Тени Грядущего

А рассказывал ли я вам о «категориях»? Нет, точно не рассказывал.

Почему, зададите вы резонный вопрос, я и трое моих друзей пустились во всю эту невменяемую «игру», условием которой ставилось достижение заветной мечты, сулившее легион превратностей вплоть до возможной гибели, о чем так много возникало душераздирающих споров — а у других героев истории, наших ровесников, симптомов беспокойства и состояния безысходности замечено вовсе не было? Следовало затронуть данную тему еще в самом начале, но и сейчас ничто не мешает мне это сделать.

Война назревала, и страсти вокруг нее кипели еще в ту пору, когда мы не родились. Страх, порожденный военной истерией, мы впитали с молоком наших матерей, это правда. И семь лет назад гром грянул — война началась. Порядки посуровели. Народ зомбировали слоеной псевдопатриотической чушью. На фронт потянулись первые эшелоны смертников… Я ведь упоминал, как три года продлили до десяти?

А вот как получилось с десятью.

Война — деньги. Надо ли кому-то лишний раз разжевывать подобный трюизм? Перед тем как заварилась вся эта каша, у войны было безобразное множество сторонников. Никто ничего толком не понимал, но все куда-то оголтело лезли! Бездари и карьеристы — по спинам непредвзятых. Трусы и подлецы — по головам здравомыслящих. А потом, как всегда бывает, спохватились. Политиканам, высоким офицерским чинам и прочим шишкам, всем их прихвостням, занимавшимся, в чем главная мерзость, пропагандой этой войны, срочно понадобился «свой» закон — про детей вспомнили, подставленных под удар кровиночках, плоть от плоти своей! И закон такой быстро пробили.

Всех потенциальных призывников поделили на три категории.

«Белая», ради которой все затевалось, присуждалась исходя из имеющихся заслуг перед государством. В зачет шло прямое родство(!) с лицом, имеющим такие заслуги… Действовала система отсрочек. Но давать и продлевать их — лишь извод бумаги, для соблюдения формальности. Смысл же был один: дети шишек пороху нюхать не должны! Отсрочки не имели свойства заканчиваться и, по факту, представляли собой бессрочный абонемент на спокойную жизнь в тылу.

«Зеленая» категория — это мы, дети работяг, опальных деятелей, судимых и всех-всех-всех обычных «маленьких» людей, чьими жизнями так легко распоряжаться во славу имперского чревоугодия. Вечные крайние. Искупители грехов человеческих…

И третья, «желтая» — по здоровью. До сих пор в ходу такая шутка: «Нужно быть растением, чтобы тебя не забрали». А вот уже мало похожее на шутку: одно время среди паникующей молодежи было «модно» отрезать себе пальцы на ногах. Не все, конечно. Чаще один. Перестраховщики отрезали несколько. Резон следующий: уродство в жизни малообозреваемое, а на войну не пошлют. Потом, правда, когда случаи умышленного членовредительства участились, ввели разбирательства, при каких обстоятельствах были получены увечья. «Неубедительных» стали приравнивать к уклонистам, не сюсюкались. Волна постепенно спала.

Вот так и поделили по принципу «сын за отца в ответе» — «зеленые» воюют, «белые» жируют.

Дальше — хлестче! «Белая» категория так разбухла, что для решения военных задач срочно понадобился новый резерв — теперь за отцов отвечать вменялось и дочерям. Мало того. Снова зуд в затылках власть имущих. Скоро ведь придется отпускать по домам тех, кто протянет проклятые три года! Чего мелочиться — нате-ка вам десять!

Ужасающий факт — и я о нем, кажется, упоминал. «Зеленая» девушка не могла рассчитывать на «желтую» категорию, забеременев. Как же! «Физиологическим джокером» пользовались бы все кому не лень, и только-только открытый огромный женский военный ресурс в два счета сошел бы на нет. То, что это, по сути, подвешенный топор над генофондом нации, не думали. Приоритет был в военной мощи дня сегодняшнего. Твердолобые стратеги, стоящие у руля государственной власти, рассчитывали на стремительную победу. А победой и не пахло.

Антагонизм усиливался. Назревала другая война, гражданская. Но «империя зла» вовремя приняла контрмеры: сеть карательных органов была наделена практически неограниченными полномочиями и раздута просто-таки до исполинских масштабов ― благо уж тут-то ресурсы черпать имелось откуда. Как же! Сынки с «белой» категорией ― которым поиграться во власть над судьбами других людей и оправдать свое перинное положение (все это при относительно стабильном жизненном спокойствии) оказалось, видимо, даже по вкусу.

Итак, роли расписаны.

Мы, «зеленые», больше не учимся в обычных школах. Специально для нас учреждены военные училища — и мы знаем, к чему нас в них готовят.

К слову сказать, как моя зазноба, так и Марго ― имели «белую» категорию. Одна — дочь отставного полковника. Вторая — помощника главы администрации города. Но я, видит Бог, никогда не питал к ним ничего схожего с классовой ненавистью. Я лишь понимал незримый разрыв, пролегавший между нами, и только что дал понять его вам. Такие вот пироги.

Сейчас я пробегаю глазами по написанному, дабы убедиться: важного, на чем напрашивалось сделать акцент, не потерял, а от лишнего воздержался. Время вернуться к основному сюжету моей истории.

Буквально сразу после нашего столкновения в парке с «мундирами» мы с Демоном обо всем рассказали Сливе и Виктории. По головке за такой фортель они нас, безусловно, не погладили, но и назиданием заниматься было уже ни к чему. Все понимали, что необходимо трезво оценить сложившуюся ситуацию.

— А если они уже вас ищут и сейчас на волоске от цели? — задает вопрос Виктория.

— Ты бы видела, в каком те двое были состоянии. Я вообще не уверен, смогли ли они потом вспомнить, как в парке оказались и что с ними было хотя бы за час до этого, — успокаивает Викторию Демон.

— Не по душе мне твое спокойствие, знаешь ли, — отзывается Слива. — Ожидай худшего, а надейся на лучшее — так, по-моему, говорится.

Но Демону не впервой пропускать Сливин пессимизм мимо ушей.

— Этим болванам еще и самим впердолят по самое «не балуйся» за то, что оружие профукали по пьянке! А нас с Гоголем ну просто ни по каким раскладам найти не должны. Рассудите сами. Выискивать нас — дело заведомо висяковое. Зато крайние у них — как на блюдечке. И голову ломать нечего.

— Хорошо, если так. Но все же поменьше бы лишней бравады, Демон. Слива прав. А что пистолеты вы помимо всего прочего у них украли — этого я вообще никак не понимаю! — Виктория изображает возмущение.

— Ты что?! Это же трофеи! Не украли, а экспроприировали…

— Трофе-еи, экспроприи-ировали, — повысив голос, передразнивает она Демона. — А ты, Гоголь, что молчишь, как воды в рот набрал? Скажи что-нибудь.

— «Что-нибудь», — мрачно отшучиваюсь я.

С места вдруг поднимается Слива.

— Так! — выступая вперед, решительно заявляет он. — Дело теперь обстоит следующим образом: вы оба в парк больше ни ногой!

Демон и я пребываем в замешательстве, ни бе ни ме в ответ, а значит, соглашаемся с внезапно предъявленным ультиматумом. Да-да, вот так и пасуем перед непривычным командирским тоном Сливы, беспомощно переглядываясь. Спорить здесь и вправду кажется сейчас неуместным. Слива доволен собой, но вида старается не подавать. Откашлявшись, поворачивается к Виктории.

— А мы, Вик, сходим с тобой туда в ближайшее время, прогуляемся, посмотрим, что к чему. Девяносто девять процентов, что место для встреч нам придется подыскать новое.