Игорь Удачин - Встретимся в Эмпиреях
— Чем обязан визиту? — эта моя фраза прозвучала отнюдь не враждебно, но нотка жеманности в ней, сознаюсь, проскочила.
Она перестала испытывать меня взглядом и отступила чуть назад, преобразившись в маленького загнанного в угол зверька (актриса или такая ранимая натура?).
— Наверно, не стоило мне приходить. Прости.
Эта уловка, надо сказать, моментально на меня подействовала.
— Подожди-подожди. Ты думаешь, я смогу теперь так просто тебя отпустить? Заходи, — я посторонился, уступая Ей дорогу.
Минуя коридор и комнату, мы сразу прошли на балкон и закурили. Только сейчас я начинаю понимать, что предстоящий разговор должен решить многое. По телу нет-нет да и пробегает этакий щекочущий холодок.
— Ты на меня сильно обиделся, да? — первой нарушает Она молчание.
«Обиделся»! Не существует ничего коварнее, чем задать подобный вопрос. Будто речь идет об отнятой игрушке, а не о кризисе отношений и необъяснимых поступках двух давным-давно вышедших из ясельного возраста людей. Слишком легко меня всегда обескураживает святая простота. Ответить «да» исключено. «Нет» тоже коробит как-то. Нужен альтернативный вариант.
— Обиделся? Не знаю. Научился кое-чему — это точно.
— Да?.. Чему же?
— Тому что…
— Постой, дай я скажу. Тому, что никому нельзя верить. Правильно?
Я, прикусив губу, молчу. Да, черт возьми — только это я и мог Ей ответить! Угадала.
— А я и не могу рассчитывать на то, чтобы мне верили, если сама себе ни в чем не верю… Дура! Зачем полезла в твою жизнь? Ты же большего достоин. Не меня.
Последние Ее слова намеренно пропускаю мимо ушей.
— А тому, что встретиться сейчас со мной вопреки всему решила, веришь? Зачем?..
Не отвечает. Я ухожу с балкона, Она тенью следует за мной.
— Я, признаться, думала, ты даже не захочешь со мной разговаривать. Захлопнешь перед носом дверь.
Останавливаюсь и оборачиваюсь к Ней. Мы стоим посреди комнаты друг против друга.
— Я не способен отвернуться от того, что мне было так дорого, хотя это и отравляет душу хуже любого яда.
Она осторожно, словно боясь нарушить какое-то зыбкое равновесие, протягивает руку и дотрагивается до моей щеки.
— Ты все такой же.
— Даже и не знаю, ударить тебя или поцеловать, — говорю я, и мне абсолютно все равно, как прозвучали эти слова.
Она продолжает гладить мое лицо. Странно, но именно сейчас старая обида — все же обида, черт! — вновь готова ожить во мне. Готова — и оживает! Больше, чем обида — только отчаяние.
В следующий момент я не вижу ничего кроме Ее губ. Они приближаются. Медленно и чарующе. Приближаются, приближаются, приближаются…
— Уходи. Сейчас же, — роняет слова мой рот вместо поцелуя.
И тут словно земля начинает ускользать у меня из-под ног. Неужели я это сказал? Неужели Я Это Сказал?!!
Она отдергивает от меня свою руку как от раскаленной докрасна чушки. В глазах — горечь и смятение. Трудно сразу поверить, что и эти глаза принадлежат Ей. Чаще мне приходилось видеть усмешку, иногда нежность, но ни разу еще я не видел в них такого…
В следующий миг Ее словно порывом ветра срывает с места. Острое миниатюрное плечико, будто махина, не вписавшаяся в габарит, задевает меня и отбрасывает со своего пути. Жестким ускоряющимся шагом Она устремляется к выходу. В доли секунды я соображаю, что сейчас грозится произойти — да и уже происходит — непоправимое. Чего я, возможно, не прощу себе никогда.
— Постой же! — успеваю схватить Ее за руку и со всей дурной силы, на какую способен, дергаю на себя.
Она пронзительно вскрикивает, сшибает меня с ног, и мы оба валимся на кровать. В нелепом барахтанье завязывается борьба.
Мое намерение — просто удержать Ее, успокоить и объясниться. Но Она устраивает мне сражение ровно сексуальному маньяку. Еще и не всякому изнасилованию так сопротивляются, это точно!
В какой-то момент Ей все же удается вырваться из моих цепких объятий, и Ее прямиком выносит к столу, на котором — разрази меня с потрохами, что я его там оставил! — преспокойно полеживал пневматический пистолет, недавний презент Демона. В общем-то, игрушка — в том смысле, что разрешения на него никакого не требовалось. Однако «игрушка» такая стреляла металлическими шариками величиной с горошину и стеклянные бутылки колотила как яичную скорлупу.
Пистолет словно сам находит Ее руку. У оружия по отношению к человеку в стрессовой ситуации, увы, есть такая злополучная и полумистическая особенность. Я вскакиваю с кровати — выстрел!.. — снова валюсь на кровать. Руками хватаюсь за лицо. Глаз, левый, как нарочно тот, что пострадал в драке с Обезьяной, заволакивает красная пелена. Второй закрывается рефлекторно. Не вижу ничего. Она разражается диким визгом, из комнаты по коридору проносится топот Ее ног, и захлопывается входная дверь.
«Неужели глаза лишился? Было бы обидно, ей-богу», — мобилизуя все самообладание, на какое способен, через силу иронизирую над своим несладким положением. На ощупь добираюсь до ванной, пускаю холодную воду и осторожно, дрожащими руками, умываю лицо. Глаз, впрочем, не болит. Или это шок?
Передо мной должно висеть зеркало. Затаив дыхание, открываю правый глаз, и… левый открывается тоже: видит! Над левым рассечена бровь — вот куда угодило. Глаз не задет. Да и по самой брови скользячкой чиркнуло. Ничего такого ужасного…
— Кто пролил кровь за любовь?Я! Доказательство — бровь.
(лепечу пришедшее на ум бредовое двустишье, пытаясь привести затекающее кровью лицо в порядок).
— Да-а… бывает же…
Спустя время слышу как в дверном замке забряцал ключ — отец с работы возвращается. «Сейчас поможет не умереть от потери крови», — снова мысленно иронизирую, но уже с легкой душой. Пустив струю воды похолоднее, напиваюсь из-под крана и сплевываю в испещренную бурыми разводами раковину.
— Кто пролил кровь за любовь?Я! Доказательство — бровь.Кто пролил кровь за любовь?Я! Доказательство — бровь.Кто пролил кровь за любовь?Я…
Тьфу ты — зараза липучая!
* * *Можно предположить, что подобный взрыв эмоций был просто необходим нам на том этапе. Он обрубил все накопившееся лишнее и гнилое и предоставил шанс на новое начало. Хорошее или плохое, нужное ли нам и мне в частности? Не дам ответа. Но оно состоялось.
Она снова появилась на пороге моего дома на следующее утро. Волновалась, конечно, ― как я и что. Я был в порядке и на жалость не покупал — не в моих правилах.
Она извинялась. Я перебивал Ее своими извинениями. Это получилось как-то само собой ― мы обнимались и наговорили друг другу кучу нежных слов. Приторный воздух моей прокуренной комнаты запах вдруг, если позволительно так выразиться, любовью и счастьем. Вспоминая сейчас то утро, слезы умиления чуть не наворачиваются у меня на глазах, пусть я и ненавижу, когда дохожу до сентиментальности.
Мы снова стали встречаться.
Я ни разу потом не напомнил о нашем разрыве, о бестолковой и ненужной лжи, о тех дурацких пропавших деньгах. И Ей так и дал понять: забудь, ничего не хочу слышать и знать — перевернем страницу. Словом — ариведерчи, «мы-вчерашние»! «Мы-завтрашние», хочется верить, попробуют быть другими…
Год этот
Зима выдалась холодной и проблем разного толка возникало немало, но теплота наших с Ней отношений компенсировала, казалось, любые неурядицы. А вот март отметился тревожными симптомами. Я боялся, но если быть до конца честным с собой, ожидал этого. Потихоньку-потихоньку, по мелочам, но все стало возвращаться на круги своя. Снова дали о себе знать Ее, как я было надеялся, забытые причуды, к которым добавились еще и новые. Навряд ли найду подходящие и понятные слова для развернутых объяснений, а значит, и не стану пытаться.
Март, апрель…
Встречи, дарящие надежды и окрыляющие, а вслед за ними — прохлада и непонимание… То полная чаша, то пустота. Только пустоты все больше. Отчаяние и томление духа. Повода для второго и окончательного разрыва вроде бы и нет, но…
В мае мы даже ни разу не созвонились. Все рушится. Мы вновь «умираем» друг для друга. Я учусь существовать, преследуя вместе с друзьями новый жизненный смысл, но каждый вечер по-прежнему жду Ее звонка. Спонтанного и поворотного (сам позвонить не могу ― не знаю, почему — снова, видно, чертова гордость). А его нет, нет, нет… Как и в этот вечер, 26-го мая, к которому, повинуясь импровизированному выбору, я «привязал» свой рассказ о Ней. И вот вроде бы рассказал все. Впрочем… дав себе лишь секунду на размышление, отвечу, что не рассказал почти н-и-ч-е-г-о.
В мире нет Любви. Но по Земле неустанно блуждают ее призраки. И мы вольны — а может, это вовсе не наш выбор — увидеть их в ком угодно. Я увидел свой Призрак в Ней. Так сложилось. И принял его пришествие со всей покорностью, какой обладал. Но я не способен удерживать его или, напротив, изгнать прочь из порабощенного им сознания. Потому что он — призрак. Призраки сами являются и исчезают по своему разумению. И если бы впереди у меня была целая беззаботная жизнь — он, возможно, принял бы другой облик и, скорее, поменял бы его еще не раз. А пока я бережен к тому, что имею. Я не пренебрегаю ни одной деталью, ни одним ощущением и ни одним воспоминанием, связанными с Нею. Они могут вызывать во мне радость, тревогу, отчаяние, грусть, но только не равнодушие. Никогда. Это дорогого стоит.
