Маша Трауб - Продается дом с дедушкой
Утром Игорь проснулся рано, с легкой головой. Пожарил яичницу детям и думал, что сейчас он переживает то, о чем так долго мечтал – бежать с утра в издательство, где его ждет машинистка, работать, диктовать рукопись, править. Заходить на законных правах, на равных. И ждать, что Аркадий Леонидович махнет ему рукой, будто он свой.
Со сладкой, очень приятной гордостью за себя, Игорь признал, что некоторые перепечатанные куски получились очень удачными. И что поражало – в этом незамысловатом текстике ощущались легкость, дыхание, свобода. И еще что-то… Это «что-то» Игорь, исключительно про себя, назвал талантом. А еще появилось удивление: неужели это он написал, неужели это его текст? Совершенно другой, не похожий на прежние. Но весьма хороший. Да что уж говорить – просто отличный! И все как-то само собой складывалось в общую картину, хотя он считал, был убежден, что из разрозненных кусочков не слепишь единый текст. А все склеивалось помимо него, помимо Регины Ромуальдовны, которая виртуозно владела слепым десятипальцевым методом и при диктовке все время подгоняла автора. А Игорь медлил, затягивал паузы, все еще копаясь – может, переделать, переставить местами? И не находил лучшего варианта. Все было написано будто набело. Чистый текст!
Когда он диктовал, то слышал голос Гарика, слышал голоса его друзей. Персонажи говорили, дышали, визуализировались.
На следующий день Игорь опять поехал в издательство и надиктовал Регине Ромуальдовне новую порцию. Он поймал себя на мысли, что Аркадий Леонидович оказался прав – Люся была душевнее. Она бы наверняка и улыбалась, и смеялась, и хмурилась. Регина Ромуальдовна сидела как истукан, и дергала каретку машинки с такой силой, что оставалось удивляться, как машинка еще печатает. Начинали работать на электрической, но Аркадий Леонидович сказал, что у него уже голова гудит. Механическая была потише. Впрочем, смена машинки никак не отразилась на скорости печатания Регины Ромуальдовны. Она опять подгоняла, а Игорь читал нарочито медленно, наслаждаясь тем, как хорошо текст звучит на слух. Просто удивительно, как звучит! Читается как дышится. Не спотыкаешься на запятых, не скачешь, не тормозишь… Неужели секретарша этого не чувствует? Игорю страстно захотелось услышать слова поддержки, первый, так сказать, отзыв.
– Ну как вам? – спросил он Регину Ромуальдовну под конец рабочего дня, собирая листки и бережно завязывая папку на тесемках.
– С вами сложно работать, – ответила она.
– Это я уже понял. Как вам моя… повесть?
– Не знаю. Я просто печатаю то, что вы читаете. Аркадий Леонидович попросил сделать в сжатые сроки и освободил меня от остальных обязанностей. Я могу в сжатые, а вы – нет. Вы меня тормозите. Не знаю, с какими машинистками вы работали раньше, но им явно недоставало профессионализма. И я вынуждена забросить остальные дела. Мне это не нравится…
– Да, я вас понял. Постараюсь ускориться.
Даже то, что секретарша печатала на автомате, не вслушиваясь и не вдумываясь, не испортило настроения Игоря. Еще один плодотворный день. Он чувствовал огромный подъем, прилив душевных сил и желание что-то сделать.
– Скажите, Регина Ромуальдовна, – спросил Игорь, – а Люся… она…
– Не в моих правилах обсуждать сотрудников. Ни бывших, ни нынешних. Я вам не какая-нибудь сплетница, – сухо отрезала секретарша.
Ну да, такой дамочке шоколадку не подаришь. Она эту шоколадку ему по лицу размажет. С этой «овчаркой» вообще не договоришься. Она только команды понимает. От хозяина. Вон как смотрит на Аркадия Леонидовича. Разве что хвостом не виляет от счастья.
Игорь кивнул и пошел в туалет, вспомнив, что сегодня всего раз отлучался покурить и выпить кофе. Там, у писсуара, со страдальческим видом стоял Аркадий Леонидович.
Игорь встал рядом, хотя подумывал о кабинке.
– Простатит, чтоб его… – завел разговор Аркадий Леонидович. – У вас, голубчик, сердце, а у меня – другая напасть. И неизвестно, что лучше, то есть что хуже. Все, я вам скажу, одинаково плохо. В последнее время что-то совсем нехорошо. Да вы меня не поймете – молодой еще. А вот доживете до моих лет, тогда узнаете… Нет, лучше уж больное сердце. Вот если бы я мог выбирать, выбрал бы сердце. Все-таки как-то приличнее. А тут… Некому даже пожаловаться. А ведь мука такая – передать не могу! Да еще по ночам встаю, уж простите за откровенность, не высыпаюсь.
– А лекарства?
– Да какие там лекарства? Уж чего только не перепробовал – все без толку. От нервов, все от нервов. Берегите себя! Если сам себя не бережешь, никто не будет. Да, в нашем деле нужен здоровый эгоизм. У вас он есть, так что вы долго проживете, не сомневайтесь. А у меня нет, я ж душой за каждую рукопись, за каждого автора, на каждом совещании… И какой ценой? – Аркадий Леонидович с тяжким вздохом застегнул ширинку и подошел к раковине.
– Аркадий Леонидович, а Люся… – Игорь встал к соседней раковине.
– Вы тоже заметили? Да? Регина Ромуальдовна, безусловно, знает свое дело. Даже я у нее стал маршировать. У нее не забалуешь! Порядок, конечно, навела. А души нет, не чувствую ее… Тут спросил: как ей ваша рукопись. И что же?
– Она не слышит, что печатает! Как автомат.
– Вот и я о чем! Ни одной помарочки – грамотность стопроцентная, а души нет. Не то что у Люси. Она ведь людей чувствовала, переживала. Всегда как на духу говорила. Хорошо с ней было. Душевно. До сих пор не могу понять – что ей не работалось?
– То есть вы ее не увольняли?
Игорь, воспользовавшись интимностью обстановки, решил задать все деликатные вопросы, которые накопились.
– Да вы что, голубчик вы мой! Да как я мог ее уволить? Да за что?!
– За то, что она… меня к себе забрала…
– Да пусть она кого угодно забирает, мне-то какое дело? Нет, мой дорогой, не из-за вас, не тешьте свое мужское самолюбие. Хотя что я говорю – тешьте. Может, у вас простатита не будет. Вы знаете, что мне сказал доктор? Лучшее лекарство – это… ну, вы понимаете? И что мне делать с таким советом прикажете? Это вы – молодые!.. Сегодня Люся, завтра Настя, послезавтра Светочка… Ох, помню у меня была одна Светочка… А сейчас что? Я уже дед, у меня внуки. Двое. И жена. А жена, голубчик, это вам не какая-то Светочка, это… ну, вы меня понимаете, вы ведь тоже в таком же положении. Да-да, вы думаете, я не вижу, ничего не замечаю? А я вижу, как вы на кофе мелочь по карманам сгребаете. Скажите еще спасибо, что не на улице. Меня-то жена на улицу выгнала, когда про Светочку узнала. Сто лет назад это было, а я как сейчас помню. Думал, все – умру. Если бы не дети, она бы меня домой не пустила. Да что я вам рассказываю, у вас ведь тоже дети. Ну что, пылесосите?
– И унитаз мою… – признался Игорь.
– Вооот – о чем я вам и говорю. Так что заканчивайте вашу рукопись побыстрее, не сердите Регину Ромуальдовну, а то я каждый раз боюсь, когда она ко мне в кабинет заходит – думаю, вдруг укусит.
– Овчарка!..
– Ну точно! А я все гадал, кого она мне напоминает! Так вот, заканчивайте рукопись, сдавайте, и, глядишь, аванс вам выбьем. Сами знаете, как жены на аванс реагируют. Хоть вздохнете. И мне хорошо – я план закрою, в Сочи уеду, в санаторий, буду грязями лечиться. Говорят, грязи тоже помогают. Так что идите, работайте.
Игорь кивнул и вышел из туалета, так и не узнав, что случилось с Люсей.
Оказавшись на улице, Игорь закурил, высыпал на лавочку из карманов все деньги. Мелочью набирался рубль. Игорь кивнул, довольный, и поехал к Люсе.
На звонок никто не отвечал. Он продолжал давить на пимпочку. Естественно, из соседней двери выглянула соседка.
– Вы к кому?
– К Людмиле. Я с работы. Из издательства. За рукописью пришел. Я автор, – строго сказал Игорь.
– Так уволилась она. Давно уволилась. И уехала к матери. Квартира закрытая. Ключи у меня есть запасные, но я там смотрела – никаких бумаг не нашла.
– Почему уволилась? – Игорь старался говорить серьезно.
– Откуда я знаю? Мне она не докладывала. По собственному, наверное. Не по статье же. Только быстро очень съехала.
– Адрес не оставила?
– Оставила, конечно. На всякий пожарный. Только я вам его не дам. Вы мне бумагу сначала покажите, по которой я адрес должна вам дать, тогда дам. Если бумага будет. И с печатью! А так не дам.
– Хорошо, конечно. Я просто… волновался… То есть на работе мы все очень волновались. До свидания.
– Ну да, ну да…
Игорь вышел на улицу. На душе стало гадко и противно. Значит, Люся не из-за него уехала. Значит, опять наврала. Аркадий Леонидович сказал, что он ее не заставлял выбирать – или Игорь, или работа. Не будет же врать мужик со спущенными штанами? Или будет? Значит, она сама все придумала и решила. Все равно получается, что обманула. Тогда почему он должен чувствовать себя виноватым? Он ей ничего не обещал, не давал никаких надежд. На что она рассчитывала? Уехала к матери… Ну и с богом! Значит, сама себе судьбу выбрала.
Игорь сел в троллейбус и решил думать о рукописи. Но гадость в душе не отступала, не уходила. Зачем она с ним так? А может, у них бы все и получилось? Развелся бы он. Сейчас с этим проще. Детей бы, конечно, не бросил. Подумаешь, моральный облик! Он же писатель, а не дипломат. Ну, пожурили бы и быстро все забыли. Нормальная, обычная история – писатель и секретарша. Никто бы даже не удивился.
