Эрик Сигал - Однокурсники
— Большое спасибо, Тед, — шепнула она ему, когда они выходили из класса. — Чем тебе отплатить?
— Ну, может, еще раз выпьешь со мной кофе.
— С удовольствием, — ответила она.
И улыбнулась так, что у него слегка подогнулись колени.
С тех пор встречи после занятий превратились в некий ритуал. Тед ждал их с нетерпением, подобно тому как благочестивый монах предвкушает заутреню. Разумеется, беседовали они на общие темы — в основном говорили о том, что проходили на занятиях в классе и особенно о греческом языке. Тед был предельно осторожен: он боялся нечаянным словом или жестом нарушить что-либо в их отношениях и утратить это платоническое чувство восторга.
И тем не менее их общение помогало обоим изучать предмет, который вел профессор Уитмен. Понятно, что Тед был сильнее в вопросах лингвистики, но Сару отличало знание научной литературы — в том числе дополнительной. Например, она прочла книгу Милмана Перри «L'epithete traditionnelle dans Homere» (на английский язык она не переводилась) и помогла Теду дополнить его представление о стилистике гомеровского языка.
Экзамен по предмету они оба сдали на «отлично» и победоносно перешли к изучению древнегреческой лирической поэзии с профессором Хвелоком. Но темы обсуждений только усиливали эмоциональное состояние Теда.
Все началось со страстного стихотворения Сапфо, которое они по очереди читали и переводили, сидя напротив друг друга за столом с исцарапанной ламинированной поверхностью.
Кто-то скажет: нет ничего прекрасней конницы великойВ подлунном мире. Другой любуется армадой кораблей.А я скажу: всех краше ты, любимый.
И так далее по тексту весь шестнадцатый отрывок из Сапфо.
— С ума сойти, правда же, Тед? — воскликнула Сара. — Посмотри, как женщина выражает свои чувства, доказывая, что ее любовь превосходит все, что считается важным в мире мужчин. Для своего времени это было, наверное, очень смело.
— А меня больше всего удивляет то, как открыто она говорит о своих чувствах, без тени смущения. Это ведь очень непросто — и мужчинам, и женщинам.
Интересно, поняла ли она, что он говорит и о себе тоже?
— Еще кофе? — спросил он. Она кивнула и поднялась с места.
— Моя очередь.
Когда Сара отправилась к стойке бара, у Теда мелькнула мысль, не пригласить ли ее как-нибудь поужинать вечерком. Но тут же он впал в уныние. Куда ему — он же связан договором с «Марафоном», где надо быть с пяти до пол-одиннадцатого каждый божий день. И наверняка у нее уже есть парень. За такой девушкой любой будет рад приударить.
В знак приближающейся весны профессор Левин, который вел у Теда латынь, дал всей группе задание вне плана — прочесть знаменитый гимн «Pervigilium Veneris». И хотя в нем воспевается весеннее празднество в честь богини Венеры, покровительницы влюбленных, заканчивается гимн на трогательной и грустной ноте. Поэт сетует:
Illа cantat, nos tacemus: quando ver venit meum?Quando fiam uti chelidon ut tacere desinam?
Все поет вокруг, но я молчу: жду, когда ж придет моя весна?Может, в ласточку мне превратиться, чтобы больше не молчать?
Из дневника Эндрю Элиота
4 ноября 1955 года
Еще задолго до поступления в Гарвард я мечтал быть хористкой в кордебалете.
Ведь это не только безумно смешно, но и очень хороший способ знакомиться с девушками.
На протяжении вот уже более ста лет клуб «Заварной пудинг»[21] ежегодно ставит на гарвардской сцене какую-нибудь музыкальную комедию. Авторами, как правило, являются лучшие умы университета (одним из них, например, был Алан Дж. Лернер, 1940 года выпуска, который впоследствии написал «Мою прекрасную леди»).
Однако славу этим представлениям приносит не столько качество текстов пьесы, сколько количество участников кордебалета. Этот единственный в своем роде кордебалет состоит из загорелых преппи-качков в женских нарядах, которые скачут по сцене и дрыгают волосатыми мускулистыми ногами.
После премьерного показа в Кембридже участники этой бездумной и слегка вульгарной буффонады совершают небольшой тур по нескольким городам, отдавая дань гостеприимству бывших выпускников университета и, самое главное, зрелому возрасту их дочерей.
Очень давно мой отец впервые привел меня на одно из таких представлений, и до сих пор я помню, как парни на сцене с таким грохотом били копытами, исполняя канкан, что все вокруг едва не рухнуло. Деревянное здание на Хольок-стрит буквально ходило ходуном.
Постановка нынешнего года (сто восьмая по счету) называется «Бал для леди Годивы»[22] — можно только догадываться о степени утонченности юмора этого представления.
Как бы там ни было, первый день прослушивания и распределения ролей походил на некое сборище слонов. Но по сравнению с некоторыми футболистами даже такие бойцы, как Уиглсворт, смотрелись грациозными сильфидами. Ну и конечно, кто бы сомневался, все эти мастодонты просто умирали от желания заполучить роль одной из горничных леди Годивы — тогда бы они вырядились как надо, на зависть участницам «Рокетс»[23].
Я знал, что конкуренция будет жестокой, поэтому заранее поработал с гирями (подолгу приседал с ними) — подкачал икроножные мышцы до необходимой выпуклости, чтобы соответствовать требованиям.
Каждому давалось по минуте, чтобы спеть что-нибудь, но я думаю, все решалось в ту долю секунды, когда нас просили закатать штанины брюк.
Всех вызывали в алфавитном порядке, и, когда подошла моя очередь, я, дрожа коленками, вышел на сцену и исполнил куплет песни «Alexander's Ragtime Band», стараясь петь басом.
Два дня я с волнением ждал, когда вывесят список участников с распределением ролей, и сегодня это наконец случилось.
Там содержалось два сюрприза.
Нам с Уигом не суждено было стать горничными. Майк — к своей вечной славе — отхватил желанную роль Фифи, дочери леди Годивы, дебютантки высшего света.
А я — о стыд и позор! — назначен на роль принца Макарони, одного из претендентов на ее руку.
«Отлично, — пришел в восторг Майк, — значит, я, как ни странно, проживаю совместно с одним из моих воздыхателей».
А мне было не до смеха. Я подумал, что опять провалился.
Какой же из меня мужчина — даже в кордебалет не взяли.
*****
Это был обычный для пятницы вечер в «Марафоне». Все столики были заняты, за каждым из них оживленно беседовали гарвардские мужчины со своими подругами. Сократ подгонял работников ресторана, чтобы они не мешкали с обслуживанием, поскольку снаружи собралась уже приличная толпа, ожидающая своей очереди. Прямо у входа, рядом со стойкой кассы, кто-то затеял спор. Сократ по-гречески окликнул старшего сына, работавшего в зале:
— Тео, пойди и помоги сестре.
Тед поспешил на выручку. Подойдя ближе к кассе, он услышал, как Дафна кому-то возражает:
— Послушайте, мне очень жаль, но вы, должно быть, что-то не так поняли. Мы никогда не бронируем столики в дни уик-энда.
Однако надменный долговязый преппи в длинном честерфилде с бархатным воротником категорично утверждал, что он заранее заказал столик на двадцать ноль-ноль и не собирается торчать снаружи на Массачусетс-авеню со всем этим (далее шел перечень слов) быдлом. Увидев брата, Дафна вздохнула с облегчением.
— Что происходит, сестренка? — спросил Тед.
— Этот джентльмен настаивает, что он забронировал столик, Тедди. Но ты же знаешь о наших правилах на выходные дни.
— Да, — подтвердил Тед и тут же обернулся к протестующему клиенту, чтобы объяснить: — Мы бы никогда…
Он застыл на полуслове, увидев, кто стоит рядом с этим разгневанным хлыщом безукоризненного вида.
— Привет, Тед, — сказала Сара Харрисон, явно смущенная грубостью своего кавалера. — Думаю, Алан что-то перепутал. Мне очень жаль.
Ее спутник сердито посмотрел на нее.
— Я никогда ничего не путаю, — решительно заявил он и снова повернулся к Теду. — Я звонил вчера вечером и общался с какой-то женщиной. По-английски она говорила не очень хорошо, поэтому я четко изложил свою мысль.
— Наверное, это была мама, — предположила Дафна.
— Что ж, ваша мама должна была записать мой заказ, — упорствовал педантичный Алан.
— Она записала, — сказал Тед на этот раз, держа в руке большую книгу для записей. — Вы — мистер Девенпорт?
— Да, это я, — сказал Алан. — Вот видите, у меня заказан столик на восемь часов.
— Да. Он зарезервирован на вчерашний вечер, четверг, когда мы действительно принимаем заказы. Вот, посмотрите.
— Как я могу это прочесть, чувак? Тут же по-гречески написано, — возмутился он.
— Тогда попросите мисс Харрисон прочитать это для вас.
