Эрик Сигал - Однокурсники
И он по-гречески прочел вслух одну из самых знаменитых эпиграмм, «Астеру»:
Ты на звезды глядишь, о звезда моя! Быть бы мне небом,Чтоб мириадами глаз мог я глядеть на тебя[24].
Бой часов Мемориал-холла вовремя известил об окончании занятия. Когда они вместе выходили из класса, Тед шепнул Саре:
— Как бы я хотел быть для тебя небом!
— Ни в коем случае, — ответила она. — Я хочу, чтобы ты был рядом со мной.
И они пошли в «Клюв», держась за руки.
*****
Ноябрь — самый суровый месяц по крайней мере для десяти процентов студентов второго курса. Ведь именно в это время «Файнал-клубы» (называемые так потому, что можно быть членом только одного из них[25]) проводят свой авторитетный отбор. Эти одиннадцать общественных образований существуют на самой кромке гарвардской жизни. Но эта кромка, если можно так сказать, с позолотой.
Любой «Файнал-клуб» является некой закрытой организацией для избранных, равных по статусу людей — сюда могут приходить богатые преппи и выпивать с другими богатыми преппи. Эти джентльменские сообщества никак не влияют на университетскую жизнь. И действительно, большинство студентов Гарварда едва ли знают об их существовании.
Однако стоит ли говорить, что для мистеров Элиота, Ньюола и Уиглсворта ноябрь оказался весьма напряженным месяцем. Их квартира превратилась в настоящее место паломничества для пилигримов в твидовых пиджаках — они валили сюда толпами и упрашивали друзей вступить в тот или иной клуб.
Подобно мушкетерам, троица решила держаться вместе. И хотя им уже поступили приглашения из большинства клубов, было ясно, что, скорее всего, они бы пошли либо в «Порцелин», либо в «А. Д.», либо во «Флай».
Надо сказать, если бы пришлось выбирать один из вышеназванных клубов, то молодые люди предпочли бы примкнуть к «Порцу». Ведь это, между прочим, «старейший мужской клуб Америки», и первенство его бесспорно, поэтому стоит ли размениваться, если уж на то пошло.
А когда их троих включили в число участников решающего званого обеда, устраиваемого в «ПЦ» — клубе, они сделали вывод, что приняты.
Вернувшиеся в «Элиот-хаус» юноши, разомлевшие от приятного воздействия последнего бокала дижестива, не спешили снимать с себя смокинги, когда вдруг раздался стук в дверь.
Ньюол язвительно предположил, что это, наверное, какой-нибудь отчаявшийся эмиссар от другого клуба — например «А. Д.», куда взяли Франклина Д. Рузвельта после того, как «Порцелин» его забаллотировал.
Оказалось, это Джейсон Гилберт.
— Парни, я вам не помешал? — спросил он угрюмо.
— Нет, ничуть, — ответил Эндрю. — Заходи, выпей с нами коньяку.
— Спасибо, но я крепких напитков не употребляю, — ответил он.
Как ни странно, но под его взглядом им стало как-то неуютно в своих смокингах.
— С решающего обеда? — поинтересовался он.
— Н-да, — небрежно ответил Уиг.
— В «Порце»? — спросил он.
— «В первый раз», — пропел Ньюол.
Но ни Майк, ни Дик не почувствовали легкой горечи в голосе Джейсона.
— Трудно было выбрать, парни? — спросил он.
— Не совсем, — сказал Уиг. — У нас была еще парочка вариантов, но «ПЦ» показался самым привлекательным.
— Да, — произнес Джейсон. — Должно быть, приятно, когда вас хотят.
— Тебе лучше знать, — сострил Ньюол. — Все крали в Клиффе сохнут по тебе, фотокарточки коллекционируют.
Джейсон не улыбнулся.
— Наверное, они не знают, что я — прокаженный.
— О чем это ты говоришь, Гилберт, черт бы тебя побрал? — спросил Эндрю.
— Я говорю о том, что почти все ребята, кого я знаю, получили хотя бы по одному приглашению вступить в какой-нибудь клуб, ко мне же никто не обратился с предложением, даже скромнейший «Бат-клуб». Никогда не чувствовал себя таким кретином.
— Да брось ты, Джейсон, — сказал Ньюол утешительно. — Все эти «Файнал-клубы» — такая хренотень.
— Не сомневаюсь, — ответил он. — То-то вы, ребятки, так и светитесь от счастья, что вас туда приняли. Я тут подумал: поскольку мозги у вас настроены на клубный лад, может, подскажете мне, чем именно я так не угодил всем.
Ньюол, Уиг и Эндрю неловко переглянулись, гадая, кто из них возьмется объяснить Джейсону то, что им всем казалось очевидным. Эндрю понял: у его соседей не получится это сделать. А потому он попытался привести не слишком положительные примеры из жизни Гарварда.
— Знаешь, Джейсон, — начал он издалека, — кто те ребята, которых в основном зовут в клубы? Это все преппи из частных школ Святого Павла, Святого Марка, Гротона. Что-то вроде кирпичей из одной кладки. Ну, ты знаешь — рыбак рыбака видит издалека, птицы одного полета и так далее. Понимаешь, о чем это я?
— Как не понять, — иронически сказал Гилберт. — Просто я ходил не в ту школу, да?
— Ну да, — сразу же подхватил Уиг. — Прямо в точку.
На что Джейсон ответил:
— Туфта все это.
В комнате повисла мертвая тишина. Наконец Ньюол разозлился, что Джейсон портит им хорошее настроение.
— Скажи, Христа ради, Гилберт, с какой стати «Файнал-клубы» должны брать евреев? То есть разве в обществе «Гилель» ждут, например, меня?
— Но это же религиозная организация, черт возьми! Они и меня там не ждут. То есть я даже не…
Он замолчал, не договорив. На мгновение Эндрю показалось, что Джейсон чуть было не сказал: «Я даже не еврей». Но это же абсурд. Неужели кто-нибудь из негров стал бы утверждать, что он не чернокожий?
— Послушай, Ньюол, — Уиглсворт повысил голос, — этот парень — наш приятель. И не надо его доставать, когда он и так не в себе.
— Да я спокоен, — сказал Джейсон с тихим бешенством. — Скажем просто — меня просветили, правда, чуть неловко. Ладно. Спокойной ночи, пташки, простите, что помешал вашему высокому полету.
Он повернулся и вышел из комнаты.
После такого требовалось дернуть еще немного виски — под философски глубокомысленные замечания Майкла Уиглсворта.
— Зачем такому приятному парню, как Джейсон, зацикливаться на своем происхождении? Я хочу сказать — нет ничего плохого в том, что ты еврей. Если, конечно, тебя не волнуют такие глупости, как «Файнал-клубы».
— Или ты не хочешь стать президентом Соединенных Штатов, — добавил Эндрю.
16 ноября 1955 года
Дорогой папа!
Я не попал ни в один из «Файнал-клубов». Знаю, по большому счету это не важно, и мне действительно все равно — подумаешь, ну будет на одно место меньше, куда можно сходить, чтобы выпить.
И все-таки вот что меня действительно беспокоит: мою кандидатуру даже не рассматривали. А главное — почему.
Когда я, набравшись духу, попросил своих друзей (по крайней мере, я считал их своими друзьями) разъяснить ситуацию, они не стали вилять. Они сказали напрямик, что в «Файнал-клубы» никогда не принимают евреев. Впрочем, они выразили эту мысль в такой изящной форме, что это вовсе не прозвучало как предубеждение.
Папа, такое происходит уже во второй раз, когда меня не взяли куда-то только из-за того, что посчитали евреем.
Как же это согласуется с тем, что ты всегда говорил: мы «такие же, как все американцы»? Я верил тебе — и все еще хочу верить. Но почему-то окружающий мир не разделяет твоего мнения.
Вероятно, если человек — еврей, он не может просто снять с себя это, как одежду. Может, отсюда — все наши предубеждения и никакой гордости.
Здесь, в Гарварде, есть много действительно талантливых людей, которые считают, будто быть евреем — это особая честь. Это меня тоже смущает. Ибо сейчас я совсем не знаю, что же все-таки значит — быть евреем. Знаю только, что многие люди считают меня им.
Папа, я совершенно сбит с толку и обращаюсь за помощью к человеку, которого уважаю больше всех на свете. Мне очень важно раскрыть для себя эту тайну.
Ведь пока я не пойму, кем являюсь, я никогда не узнаю, кто же я на самом деле.
Твой любящий сын,
Джейсон.
Его отец не стал отвечать на тревожное письмо сына. Вместо этого он отменил на один день все дела и сел на поезд, направлявшийся прямо в Бостон.
Когда Джейсон выходил из раздевалки после тренировки по сквошу, он едва поверил своим глазам.
— Пап, что ты здесь делаешь?
— Знаешь, сынок, давай отправимся в «Дерджин-парк» и возьмем себе по отличному стейку.
В каком-то смысле сам выбор места говорил о многом. Ведь в этом всемирно известном мясном ресторане недалеко от бостонской скотобойни нет ни кабинок, ни укромных уголков. Со снобизмом, вывернутым наизнанку, здесь и банкиров, и водителей автобусов усаживают за один и тот же длинный стол, накрытый скатертью в клеточку. Некий вариант насильственного уравнивания различных отрядов плотоядных.
