Борис Штейн - Контрафакт
И вот в один прекрасный день все сгорело в самом прямом смысле этого слова. Вместе с сигаретами. И пустяк, пустяк был всему причиной. Лешка, меняя воздушный фильтр, протер кожух изнутри бензином. Это он, классный автослесарь! Видимо, и на старуху бывает проруха. Пары бензина вспыхнули, едва он отъехал от дома. Он еле успел выдернуть ключ и выскочить из кабины. Двигатель был далеко не выставочного качества. Подтеки из-под сальников и прокладок занялись активно, скоро запылала и многослойная краска, покрывавшая ржавое железо, а потом – и тент.
Было сухо, дождя не было. Лешка благоразумно отбежал подальше, ожидая взрыва. Взрыва, правда, не произошло: пожарники прибыли оперативно и покрыли пеной автомобиль, так что бензобак не успел взорваться.
Нечего и говорить, что никакой страховки у Лешки не было. Ему еще пришлось раскошеливаться на кран и трейлер, чтобы отвезти бывшую кормилицу на свалку.
Вот ведь все было при нем: и смекалка, и ловкость, и опыт, и авантюрность характера, так подходящая эпохе перемен. А чего-то все же не хватало: то ли внутренней дисциплины, то ли, как ни странным это может показаться, общей культуры. Ведь уже который раз он оставался у разбитого корыта и с первого кирпичика принимался строить новый дом.
Леонид Петрович Лешке понравился, но уважения не вызывал: «Больно добренький, старенький, культурненький, в общем – лох… Хотя, с другой стороны – лох-то лох, да не совсем, место в углу застолбил глубокое, на пути потока покупателей – неплохое место. Опять же, жена молодая, сильно моложе самого, энергичная, сама – с Украины, а наши бабы – все моторные. Выбрал, не промахнулся, так что, может, и не лох. Не лопух – уж точно. А что пристает со своими глупостями – тоже понятно: он меня не знает, я – его». Но с «глупостями» Леонид Петрович не очень-то и приставал: пару раз проверил, как Лешка укладывает пачки, и успокоился. Пачки Лешка укладывал нормально. Они не падали. На другой день Лешка поехал с Леонидом Петровичем в одну из фирм за книгами. Ехали на симпатичном микроавтобусе с высокой крышей. Небольшой сарай, два сиденья и приборная доска, да спереди компактный движок – вот и весь автомобиль. Даже долговязый Лешка мог стоять в кузове во весь рост. «В нем бы сено худобе возить», – промелькнула ненужная мысль. Да, нелепая и никчемная и даже обидная в этой ситуации, потому что лох (да, лох, лох, чего там!) сидел слева и крутил баранку и был владельцем этой французской хреновины, а он, бывалый молодой мужик, сидел справа, на пассажирском месте, и ничего не крутил, кроме своих никчемных мыслей, и его дело было номер восемь – подожди, пока спросим, и, кроме тупой физической силы, от него сейчас никто ничего не ждал.
Сила была, и они с Леонидом Петровичем быстро, в четыре руки загрузили «Трафик» – так назывался микроавтобус. Причем Лешка кидал пачки, а Леонид Петрович ловил их и укладывал. И ловил при его-то возрасте ловко: принимал пачку, мягко гася инерцию, и внедрял одним точным движением на нужное место.
– Вы ловко ловите, Петрович! – похвалил Лешка.
– Я в молодости вратарем был, – похвастался Леонид Петрович, – стоял за училище.
– И укладываете классно.
– Больше двадцати лет на флоте и год – докером в порту.
«Вот тебе и лох»! – усмехнулся про себя Лешка.
В общем, они друг другу понравились. Леонид Петрович Лешке – за сноровку, Лешка Леониду Петровичу – за то, что он ее разглядел и оценил.
Как тут не вспомнить вместе с образованным читателем венецианского мавра: «Она его за муки полюбила, а он ее – за состраданье к ним».
Ну что ж, Лешка получил кое-какой заработок – было на что купить кусок хлеба. Манька старалась экономно вести элементарное хозяйство, приценивалась к любому кочану и торговалась за каждую копейку. И еще она умудрялась не унывать и каждый вечер радоваться Лешкиному приходу. Да-да, радовалась московской жизни даже в таком убогом варианте. Но Лешка не был бы Лешкой, если бы успокоился, зацепившись за эту первую ступеньку книжного бизнеса. Душа его рвалась вперед и выше – к делам и деньгам.
Зашевелился оптовик, готовясь к очередному сезону. «Сезон» – это слово все чаще шелестело в воздухе, и чуткие Лешкины уши уловили его. Запахло бабками, и запахло опасностью, что бабки пролетят мимо и осядут где угодно, только не в его кармане. Книжный клуб начал проступать в сознании, как самое подходящее поле деятельности. И никаких дальних поездок на старом драндулете, никаких тебе таможенных страстей! Люди здесь делали деньги, не вылезая из-под крыши, при туалете и бутерброде. Люди, но не Лешка. Пока – не Лешка. И, осмотревшись по сторонам, Лешка начал шустрить. Сначала он обратил внимание на одного клубника. Мужик был представительный, солидный, годов сорока с гаком. В народе его называли Олигархом. Он напоминал мистера Твистера из детской книжки. Не хватало только сигары в крепких зубах. Это был некурящий олигарх. С утра Олигарх появлялся на пандусе одним из первых, задолго до открытия служебного входа. В руках он держал толстую тетрадь в кожаном переплете, под лацканом пиджака отсвечивала на утреннем солнце золотая прищепка хорошей авторучки. Олигарх ждал знакомых оптовиков. И они появлялись, радовались встрече, называли Олигарха уважительно по имени-отчеству и делали ему генеральные заказы. Олигарх заносил заказы в свою солидную тетрадь и просил подойти после двенадцати. Денег предварительно Олигарх у них не брал, потому что нужных книг у него не было. Не было книг, а он принимал заказы. Вот!!! Вот она, фишка, которую можно двинуть вперед с нулевой клетки! У Лешки дух захватило, когда он это понял. Набирать заказы у собратьев-клубников Олигарх начинал тут же, на пандусе. Расплачивался он после клуба или на другой день, «наваривал» на книжке от рубля до четырех. В сумме выходило… Ох, опасно считать чужие деньги: можно ошибиться. Сказано в шутку, но верно. «Ладно, – думалось, – придет время – посчитаем свои!» В общем, Лешка находился на низком старте и ждал сигнала. Просигналила Лешке сама Судьба, которая вела его последние годы по рытвинам и ухабам перестройки, не позволяя окончательно рухнуть в бездонную яму.
Как-то ранним ветреным утром, Лешка увидел на пандусе своего оптовика. Дядька был явно новичком в клубном пространстве. Приехал он на стареньком «Москвиче» с иногородними номерами, вылез из машины и стал подтягиваться к пандусу, неуверенно озираясь и что-то прикидывая. На нем был примятый пиджак в мелкую клеточку, клетчатая же ковбойка, на всклокоченной голове – нелепая тирольская шляпа. Небритые щеки и красные после ночной езды глаза завершали портрет мелкого оптовика из провинции, или, как говорили на клубе, – из региона. Лешка еще не на пандусе, еще на широкой лестнице со скверными, изгрызенными ступенями с непостижимой естественностью оказался рядом с оптовиком и спросил (вот хитрая бестия!) о постороннем: как, мол, доехал, не барахлил ли двигатель, не цеплялись ли в пути инспектора. Мужик охотно отвечал, потому что впечатления от дороги были и поделиться ими хотелось.
– Не за учебниками прибыл? – с великолепным равнодушием спросил Лешка. А сердце так и прыгало в груди: вот он, шанс!
– Ну да, – сказал оптовик, – за ними.
– Бывал здесь раньше?
– Был один раз, да не разобрался, что к чему, – уехал, недозакупив.
Ну, пруха пошла, как в картах, – сплошные козыри!
– Вообще-то я мог бы помочь, – как бы в раздумье произнес Лешка и простодушно заглянул в глаза собеседнику. Но радости он в этих глазах не прочел, а прочел сомнение. И то сказать: человек приехал с суммой, приехал, наслушавшись правдивых рассказов о жуликах, «кидалах» и просто грабителях. А тут незнакомый на улице…
– Ты не беспокойся, – широко улыбнулся Лешка, – никакого риска у тебя не будет. Я записываю, что тебе нужно, и за несколько часов собираю заказ. Денег вперед не беру. Не беру ни копейки. Только и ты уж меня не подведи, не откажись потом.
– Да я что, – все еще осторожно отозвался оптовик, – со мной по-честному – и я по-честному.
– Тогда диктуй! – Лешка достал заранее приготовленный блокнот.
– А что диктовать, – улыбнулся оптовик. – Вот он, мой список, смотри! – Он достал из внутреннего кармана сложенную вдвое ученическую тетрадь. – По классам, по предметам, а вот здесь – количество.
– Тебя звать-то как? – спросил Лешка.
– Антон я!
– Леша.
Произошло рукопожатие, положившее начало Лешкиному книжному бизнесу.
Этот начавшийся бизнес смело можно было назвать подпольным. Как любой подпольщик, Лешка вел двойную жизнь. Явная жизнь протекала на глазах у Леонида Петровича. Он был хорошим грузчиком: сильным и быстрым. Тайная же его жизнь была порывистой и напряженной и с каждым днем все настойчивей вытесняла ту, элементарную, с небольшой, но стабильной зарплатой, лишиться которой Лешка пока что не решался. А каково было ему, уже какому-никакому предпринимателю, выслушивать упреки за якобы нерасторопность! И он прятал глаза от Леонида Петровича, чтобы тот не прочел в них дерзкую фразу: «А пошел ты…». Порой же ему бывало (бывало – будем справедливы!) совестно, и он заглядывал Леониду Петровичу в глаза, и взгляд его был предан и красноречив, как у умной собаки, которая многое бы рассказала, если бы умела говорить. Говорить Лешка, естественно, умел, но сказать то, что думает, не мог. А думал он примерно так: «Эх, Петрович, хороший ты мужик и не жадный. И ворую я твое время, и складываю свои заказы на складе, который ты оплачиваешь, а ты сам бегаешь за своими пачками и потом слушаешь мою брехню, что схватило живот, схватила жажда, схватило желание курнуть. Стыдно мне, Петрович, но стыд на хлеб не намажешь, а заработок – намажешь. Бизнес главней стыда, Петрович!» Однажды, летя именно за пачками наверх, перескакивая через ступеньки, Леонид Петрович пересекся-таки с Лешкиным зигзагообразным маршрутом. У Лешки в руках были книги чужого ассортимента.
