Мелисса Бэнк - Руководство для девушек по охоте и рыбной ловле
Книжный магазин был переполнен, пришлось стоять у задних полок. Кто-то уже занял место у микрофона, приветствуя каждого входящего. Я сняла жакет и, свернув, положила на свою сумку и тут услышала, как человек у микрофона сказал: «Редактор этой книги — Арчи Нокс».
С тех пор как мы расстались, я несколько раз видела Арчи на литературных чтениях и издательских вечеринках. Первое время я подходила к нему, но он, едва кивнув, поворачивался ко мне спиной. Моя подруга Софи высказала предположение, что он избегает меня, поскольку до сих пор испытывает ко мне нежные чувства, хотя и скрывает это.
С того места, где я стояла, он не казался ни постаревшим, ни изменившимся. На нем был знакомый мне свитер из шотландской шерсти цвета овсянки. Он говорил, что в один присест прочитал рукопись романа «Чокнутый», забывая про еду и сон; он бодрствовал всю ночь и ел на завтрак китайскую тушенку, отведать которую не посоветует никому.
Арчи сделал паузу, и я поняла, что он меня заметил, — он сдвинул брови, закашлялся и свернул свое выступление.
Публика зааплодировала, автор романа Микки Лэмм, одетый в коричневый костюм и кроссовки, обнял Арчи. Манеры и внешность Микки вполне соответствовали его голосу: искорки в глазах, подпрыгивающая походка, кривая улыбка. Казалось, будто он состоит из щенячьих хвостов, хотя ему, вероятно, было уже за сорок.
Когда аплодисменты смолкли, он произнес в микрофон: «Арчи Нокс, несомненно, лучший из редакторов». И захлопал в ладоши, вынуждая своих слушателей сделать то же самое. Затем со скоростью девяносто слов в минуту призвал всех присутствующих писателей посылать рукописи Арчи Ноксу в К. и дал полный адрес издательства, включая почтовый индекс. После чего — уже голосом диктора — повторил этот адрес еще раз.
Я не видела, где Арчи, но ощущала его присутствие. Я закрыла глаза и, пока Микки читал, представляла себе Арчи, склонившегося с карандашом над рукописью.
Роман «Чокнутый» представлял собой воспоминания о детстве, а в главе, которую читал Микки, речь шла о том, как он в детстве воровал таблетки из медицинского кабинета своего отчима — психиатра. Как выяснилось, таблетки были всего лишь средством против морской болезни, хотя Микки и его друзья вообразили, будто бы открыли для себя волшебный кайф, и он продолжал воровать их.
Судя по прочитанному отрывку, Микки в юном возрасте был дерзким дьяволенком, порхающим эльфом, веселым шалопаем, что особенно проявилось, когда он попался на краже и отчим спросил: «У тебя что, морская болезнь?»
Аудитория отозвалась смехом, в котором я различила и смех Арчи. Мне невыносимо было думать о том, что он в очередной раз меня проигнорирует. Когда отзвучали аплодисменты, я подхватила сумку и быстро двинулась к выходу, по пути услышав, как кто-то из публики задал стандартный вопрос:
— Что вы читали для вдохновения?
— Стены ванной комнаты, — ответил Микки.
* * *Я жила в Виллидже в старой квартире моей тети Риты. Проживала я там нелегально, фактически туда не переезжая. В любом случае расположиться там было негде: ее веши так до сих пор и не вывезли. То, что квартира бесхозная, легче было определить по моему присутствию, нежели по отсутствию ее владелицы. Единственным местом, где мне нравилось находиться, была маленькая терраса, но читать я там не могла. Так что, запасшись диетическим лимонадом и стаканом с подстаканником, я расположилась с рукописью «Таинственного юга» за громоздким обеденным столом. Роман начинался с описания флоры — дремучих лесов, диких кустарников, удушающих лиан, — после чего автор переходил к животному миру, если допустимо относить к этому миру жуков. Жуки, жуки, жуки — и такие крошечные, что их трудно разглядеть, и крупные, как птицы, и целые полчища жуков, и жуки-одиночки, жуки кусающие, жалящие и забирающиеся человеку в нос. Проза была плотной и поэтичной, читать ее было все равно что разбирать плохой почерк: уже через несколько страниц мои глаза начали разбегаться в стороны, и из опасения потерять нить словесной вязи я отложила чтение. Так что когда зазвонил телефон, я сразу же схватила трубку.
Арчи сказал:
— Это я. — И спросил так, словно мы расстались не два года назад, а вчера: — Что случилось?
Я была слишком удивлена, чтобы отвечать. Потом расплакалась и не могла остановиться.
Арчи терпеть не мог, когда при нем плакали, — не то чтобы это причиняло ему боль, а просто не выносил слез. Я поняла, что он звонил с платного телефона, вероятно обедая вместе с Микки и его окружением, но он ничего об этом не сказал.
Наконец я произнесла:
— У моего папы лейкемия.
— Милая! — только и вымолвил он, но в этом слове я услышала все, что мне было надо. Он велел мне не плакать и завтра прийти к нему пообедать.
2
Арчи встретил меня в дверях. На нем был черный кашемировый свитер, который я подарила ему на Рождество.
— Привет, дорогая! — сказал он, как бы похлопав меня по плечу.
Позади него на обеденном столе стояли пионы. Белые, с красно-фиолетовыми каемками, они пока еще были сжаты в крохотные кулачки.
— Боже мой, — сказала я, — мои любимые!
— Я знаю, — отозвался он, а глаза его сказали: «Тебе явно не по себе».
Наливая в стаканы содовую и выдавливая туда лимон, он рассказал мне, как стоял, склонившись над этими пионами, и просил, приказывал, умолял их раскрыться, но они проявили такое же упрямство, как и я в самом начале нашего знакомства.
— Может быть, они тут видели кого-то еще? — спросила я.
На обед были крабы в мягких панцирях — еще одна любимая мною вещь. Пока Арчи тушил их в соусе, я рассказала ему, что у моего отца не та форма лейкемии, от которой умирают сразу же.
— Понятно, — отозвался Арчи.
— Он страдает от нее уже девять лет.
Арчи поставил тарелки на обеденный стол и повернулся ко мне.
— Девять лет?
Я кивнула.
Мы уселись за стол. Я завела было речь о том, что отец не хочет, чтобы его болезнь мешала мне жить, но побоялась, как бы Арчи не заподозрил, будто я разделяю отцовские опасения. И поэтому сказала только:
— Мне кажется, он и не надеется, что я могу ему чем-то помочь.
— Конечно, — сказал Арчи. — Он не хочет впутывать тебя в эти дела. — И добавил, что мой отец всегда был сильным и благородным человеком, а сейчас это проявляется и по отношению ко мне.
Я рассказала ему, что лечащий врач отца, доктор Вишняк, по секрету объяснил нам с Генри, что представляет собой болезнь отца. Хотя я и не очень знакома с практической биологией, но поняла, что лейкемия и химиотерапия ослабили иммунную систему отца, и он стал чувствителен к таким инфекциям, как опоясывающий лишай и пневмония, которыми он когда-то уже болел. Генри задал доктору массу вопросов о ходе болезни и ее лечении, о красных и белых кровяных тельцах, о трансплантации костного мозга и переливании крови, после чего я спросила, сколько времени все это может продлиться. Это был самый главный вопрос, и доктор Вишняк не смог ответить на него ничего определенного.
— Неужели совсем ничего? — спросил Арчи.
Я покачала головой и решила, что мой вопрос обеспокоил доктора, так как в его уклончивом ответе мне послышалась фальшь. Хотя я и не поняла, с чем это связано.
— Мне показалось, будто я говорю по-французски в научной аудитории.
— Наверное, он просто не любит слышать вопросы, на которые он не может ответить.
— Возможно, — согласилась я.
Взяв чашки с кофе, мы перешли в гостиную. Арчи подошел к стереосистеме и спросил, нет ли у меня какого-нибудь пожелания.
— Может быть, блюз? — ответила я.
Перебирая пластинки, он рассказал мне, как однажды спросил у своей дочери, что она хочет послушать. Ей было около трех, она не выспалась и капризничала, сползая на попке по ступеням.
— Она сказала: «Не надо музыки, папочка», — произнес Арчи, имитируя детский голосок. — Но я ответил, что надо бы что-нибудь послушать. Тогда она кокетливо подняла волосы в хвост и сказала тоном уставшей от светской жизни певицы из ночного клуба: «Хорошо, давай галоп!»
Именно эту пластинку он сейчас и поставил. Я спросила, как поживает Элизабет. Он сказал, что она красивая и оборотистая девушка и умеет произвести впечатление. Сейчас она заканчивает первый курс в Стэнфорде, а до этого провела год в Израиле, в кибуце. Она простила его, теперь они стали ближе, и он надеется встретиться с нею следующим летом в Греции.
Я сказала, что собиралась летом поехать в Грецию, но теперь не уверена, удастся ли.
Он уселся на кушетке рядом со мной и похлопал меня по руке.
Когда мы заговорили о выступлении Микки, я призналась, что еще не читала «Чокнутого», и Арчи пообещал достать экземпляр. Я видела, что он гордится этой книгой, и мне интересно было, могу ли я почувствовать что-либо подобное. Он спросил, какие книги я купила в последнее время.
— Malaise[15], — ответила я. Мне трудно было точно объяснить, в какой тупик зашла моя карьера. — У меня теперь новый шеф.
