Алексей Колышевский - Секта. Роман на запретную тему
Но в начале девяностых воздушное пьянство носило, как уже и было сказано, массовый характер. Это был какой-то «угар НЭПа» на высоте десяти километров. Весь салон балагурил, жужжал, перекрывая забортный шум турбин, и редкие белые вороны – непьющие пассажиры – тоскливо притворялись мертвыми. Игорь выпил бутылку виски, решив, что папа его если и осудит, то уж не строго, и проявит понимание в связи со столь важным этапом в жизни единственного сына, каким является окончание университета. По прибытии он довольно уверенно прошел пограничный контроль, но после того, как окончательно ощутил себя на итальянской земле, вдруг поддался приступу бесконтрольной эйфории и ухитрился вместо выхода, возле которого ждал его отец, свернуть куда-то и попал в гараж, заполоненный автомобилями, но начисто лишенный человеческого присутствия. В гараже Игорь принялся блуждать в поисках выхода, но окончательно потерял все навыки ориентации в пространстве и вместо нужной двери угодил внутрь лифта, который вознес его на верхний уровень Фимичино. Там Игорь долго и безуспешно искал свой чемодан, но вместо чемодана попал в поле зрения полицейского, который направился было в его сторону с явным намерением задержать неадекватного молодого человека, упорно желающего пройти в зону вылета и спецконтроля без билета. И вот когда из обыкновенных каникул путешествие для Игоря грозило превратиться в несколько суток камеры с последующей высылкой на историческую родину и полицейский потянулся было к футляру, висевшему у него на поясе, чтобы достать наручники, вовремя подоспел отец Игоря, который, почувствовав неладное в долгом отсутствии сына, сам отправился искать его. Лемешев-старший обратился к полицейскому, и того словно ветром сдуло. Причина столь неожиданной реакции представителя правосудия крылась в диалекте, на котором прозвучали в его адрес слова Лемешева. Отец Игоря, великолепно говорящий по-итальянски, использовал сицилийское наречие, что вкупе с более чем респектабельной внешностью превратило его в глазах полицейского в «эль падрини ди мафия». А итальянские полицейские в одиночку, без отряда коллег-карабинеров за спиной, предпочитают не связываться с отцами мафии, видимо памятуя о прискорбном конце знаменитого комиссара Каттани, превращенного этой самой мафией в дуршлаг для спагетти номер девять.
После столь успешного общения с представителем итальянского правопорядка суровый отец и семенящий за ним, словно провинившийся французский пудель, сын без приключений добрались до автомобиля с дипломатическими номерами и зачехленным российским триколором, укрепленным на правом крыле. Лемешев-старший сел за руль, Игорь нерешительно переминался с ноги на ногу и не решался открыть дверцу. Отец раздраженно ткнул кнопку стеклоподъемника:
– Перед тобой, может, дверцу открыть? Так сделать это некому, я как чувствовал и не стал брать шофера. Мне только его сплетен потом недоставало: «А у Андрея Михайловича сынок прибыли-с в совершеннейшую зюзю-с».
Игорь выдавил из себя жалкую улыбочку:
– Пап, я это… Просто я не знаю, куда сесть, спереди или сзади.
– Садись спереди. Еще не хватало, чтобы все думали, что я шофер, везущий молодого и в стельку пьяного сосунка!
Игорь шмыгнул носом, робко сел на переднее сиденье, отец сразу резко взял с места. Через несколько минут машина выскочила на кольцевую дорогу R.D.A. и понеслась по внутренней стороне в направлении нужного выезда.
Игоря мутило, и он с трудом сдерживал желание познакомить окрестности с содержимым желудка, наконец понял, что терпеть нет сил, и с мукой в голосе процедил сквозь зубы:
– Папа, останови…
Отец чертыхнулся, свернул в сторону Чивитавеккьи и, пролетев около полукилометра, остановился:
– Вылезай, скот. Еще не хватало, чтобы ты весь салон уделал.
…После вынужденной остановки заметно полегчало. Утирая рукавом невольно выступившие слезы, Игорь вернулся и, стараясь придать своему голосу искренности, попросил:
– Пап… Прости меня, а?
– «Прости меня, папа», – с издевкой ответил отец. – Ты там в Москве что, совсем уже до чертиков допился? Жаль, что ты себя со стороны не видишь! Жалкое зрелище, к твоему сведению! Молодой прохвост, от которого за версту разит перегаром, словно где-то поблизости опрокинулась бочка со спиртом!
– Ну, па-ап. Не сердись. Я же на радостях, что диплом получил, что тебя наконец-то увижу.
– Да я все понимаю, но зачем было пить столько? На тебя посмотреть, так никак не меньше литра в тебе сидит. Сидело… – с усмешкой поправил себя отец, непрозрачно намекая на причину их остановки, – или ты настоящий алкоголик, которому стоит только понюхать, и дальше понеслась душа? Не можешь заставить себя остановиться после одного стакана?
Игорь сокрушенно вздохнул и открыто, без утайки, почти совсем уже трезвым взглядом посмотрел отцу в глаза:
– Не хотел тебе говорить потому, что звучит как-то… Я вообще не хотел пить, только мать вспомнил и… Подумал, как бы вы с ней вдвоем меня встретили, как она радовалась бы сейчас здесь, вместе с нами. Ну и… Прости, пап, звучит по-детски, но я так больше не буду.
Лемешев-старший вытащил пачку сигарет, закурил и протянул пачку Игорю. Тот покачал головой:
– Не надо. А то меня опять развезет.
Помолчали…
Мать умерла внезапно, прямо на улице. Врач, проводивший вскрытие, лишь развел руками, мол, беспричинная остановка сердца. Просто перестало биться, и все. Андрей Михайлович «подключал» тогда лучших специалистов-медиков, но никто из них так и не дал какого-то определенного объяснения столь внезапной смерти. Медицина – наука неточная. Сеченов присутствовал на похоронах, выпил много водки и немало хороших слов сказал о покойной. За столом некоторые плакали: оратором Петр был превосходным, владел словом мастерски, искренне, без фальши донося свои мысли до слушателя. Отец и сын Лемешевы осиротели, и Лемешев-старший по совету того же Сеченова от новой женитьбы решил отказаться, так и жил один, разменяв пятый десяток в статусе резидента русской разведки, работающего «под крышей» нашего торгпредства в Риме.
Лемешев-старший докурил, с нежностью поглядел на сына, протянул руку и потрепал его по макушке. Делано ровным голосом произнес:
– Ладно. Нам с тобой киснуть ни к чему. Мама бы нас не поддержала, она всегда была очень жизнерадостным человеком. У меня идейка есть. Как ты отнесешься к моему предложению пообедать на морской террасе? Ни к чему сейчас ехать в Рим, успеется, да и жарко в городе сверх всякой меры. А раз уж благодаря твоим позывам мы свернули на Чивитавеккью, то зачем отказывать себе в удовольствии подышать свежим морским воздухом?
…Они сидели в конце набережной, где недалеко от полицейского участка и вдали от туристического муравейника находился небольшой ресторанчик «для своих». На открытой веранде стояли несколько столиков, плетенные из соломы стулья и тенты-зонтики, бескорыстно дарящие спасительную тень. Было около двух часов дня, с моря действительно дул свежий ветер, вытесняющий нестерпимый зной в глубь полуострова. Меню, как и положено ресторану местного приморского городка, состояло преимущественно из макарон и рыбы, но блюда были вкусными. Сразу чувствовалось, что к приготовлению пищи в этом заведении относились совестливо, не гнали фальшивку для туристов и дорожили постоянными посетителями. Невозмутимый маленький официант с лицом средневекового пирата быстро принес корзинку с горячими лепешками «фокаччо», ледяную бутыль «Панны», салат из рукколы с тонко наструганной вяленной по-милански говядиной, жареного тунца под каким-то особенным сырным соусом и молча исчез. Игорь накинулся на еду, урча, как голодный кот. Отец с улыбкой смотрел на него и смаковал холодную воду, осторожно отпивая из своего стакана маленькими глотками. Сам он не был голоден и лишь наблюдал за тем, как его отпрыск со свойственным молодости аппетитом поглощает еду. Наконец, после того как Игорь разделался с тунцом и блаженно откинулся на спинку стула, Андрей Михайлович нарушил молчание:
– Сыт?
Игорь с благодарностью кивнул:
– Все-таки хорошо, что в обязанность родителя входит забота о пропитании чада. Чадо, я то есть, этому весьма радо. Спасибо тебе огромное. Я как будто заново родился. Ты знаешь, пап, у меня ведь твои гены и обмен веществ дай Бог каждому. Так что можешь с полной уверенностью считать, что сидишь за одним столом с совершенно трезвым сыном. – Он умоляюще взглянул на отца. – Давай забудем, ладно?
Отец кивнул:
– Уже забыли. Давай-ка кофейку, он здесь какой-то совершенно необычный, они готовят кофе из почти зеленых зерен. После чашки двойного эспрессо ощущение, что тебя подключили к танковому аккумулятору. А после кофе предлагаю пройтись. Променад тут отменный, вдоль моря километров пять; окончательно придешь в себя и внимательно выслушаешь все, о чем мне придется тебе рассказать.
