Алексей Колышевский - Секта. Роман на запретную тему
Гера нажал кнопку поиска станции на панели простенькой магнитолы «уазика». Диджей мать Тереза пропала в волнах эфира, и вместо нее что-то веско и убедительно стал говорить популярный шоумен Птичкин. Послушав речи Птичкина, Гера тоскливо поморщился и вовсе выключил приемник: все это он слышал уже много раз, более того, многое из того, о чем обычно говорил Птичкин, Гера сам придумал, и хотя все это было махровой пропагандой, все же пусть лучше кремлевское слово несет народу остроумный и талантливый еврейский импровизатор Птичкин, нежели этот тупой скот Бухиев, которого благодаря особенному чувству юмора генерала Пети удалось выпроводить на тот свет столь артистично.
Вспоминал ли Гера о тех, кого не было рядом? Разумеется, но обо всех по-разному, хотя с относительным сожалением он думал лишь о бросившей его Насте. Ее уход он давно перестал считать трагической утратой, решив, что это цена, которую пришлось заплатить за место в администрации. За все приходится платить – это правильно, это закон сохранения массы, физика, а против нее никуда.
Он ехал по Ярославскому шоссе уже около трех часов. Тихоня «уазик», безопасный и надежный трудяга, действительно не вызывал у соседей по шоссе ни малейших эмоций. Свою цель Герман понял окончательно лишь из последних слов Сеченова, сказанных перед самым расставанием:
– Это твой клиент. Тебе с ним работать, тебе ему задачи ставить. Придется тебе с ним подружиться.
Получается, он ехал за каким-то, как он про себя назвал его, «тюбиком тараканьей отравы» – человеком, который смог бы так же успешно работать с толпой на митингах оппозиции, как и его «коллега», предположительно находящийся на службе в ненавидимом вражьем гнезде и службу свою выполняющий пока что исключительно вредоносно для режима. За девять месяцев до выборов в Госдуму расклад сил был на правильной стороне, но уверенности в победе у Геры не было.
Гера не разделял мнения польского католического епископа и вопреки его утверждению, что «успешные люди забыли о Боге и черте», о себе мог сказать, что он-то, Герман, ни о том, ни о другом не забывал ни на минуту. Когда речь идет о победе, то все средства хороши, все дозволено. Надо подписать протокол о намерениях с дьяволом? Да не вопрос. Главное, не забыть оговорить возможность отсрочки исполнения требований с его стороны в случае удачи: живем земной жизнью один раз, а после нас гори тут все, и черт с ним.
…То апрельское утро отличилось неожиданными заморозками: на обочине появился иней, асфальт заблестел кристаллами льда, предупреждая доморощенных гонщиков о выпавшем на их долю шансе сберечь свою жизнь. Однако доморощенные еще и сами отморожены настолько, что игнорируют какие-то там дурацкие предупреждения и тот факт, что наши дороги построены не для удобства человека, а скорее для глумления над его желанием погонять с ветерком. Национальная любовь к быстрой езде находится в вечном противоборстве с качеством дорожного полотна, и этот конфликт порой принимает самые трагичные формы.
Дорога пошла сперва под уклон, а затем полезла в гору. «Уазик», за которым терпеливо тащилась постепенно собравшаяся колонна из грузовиков и легковушек, еще немного замедлил ход: Гера от греха сбросил с шестидесяти до сорока и медленно вползал на гору, напряженно вглядываясь в пустоту шоссе перед собой. На холмистой трассе живописный косогор может стать точкой отсчета для обратного летосчисления – и это помнил не только Гера, но и девяносто девять процентов тех, кто терпеливо ехал сейчас за ним.
Двенадцатой по счету шла внедорожная «Тойота» девяносто третьего года выпуска, но все еще на хорошем ходу. К сожалению, добротность машины полностью компенсировалась безалаберностью и дурачествами ее хозяина, двадцативосьмилетнего жителя ближайшего городка, с самым обыкновенным именем Карен. Был он горяч, уверен в себе и горд, словно орел. Примириться со скоростью в сорок километров в час для Карена было делом неслыханным. Поэтому, произнеся несколько вполне литературных, но тем не менее оскорбительных слов в адрес запершего колонну «уазика», Карен, убедившись, что на встречке однополосной дороги пусто, лихо вырулил влево и под возбуждающие его звуки из динамиков акустической системы «Тойоты» помчался вперед, быстро набирая километры в час.
Гера почти поравнялся с вершиной холма, когда в левое зеркало он увидел мелькнувшие фары. «Какой-то кретин решил обогнать вслепую! Какого черта!» В тот же самый момент перед ним мелькнул борт «Тойоты», и одновременно с этим раздался душераздирающий гудок одновременно двух автомобильных клаксонов. «Тойота» впереди, не успев перестроиться, на скорости за сто километров влетела под рейсовый автобус, который от удара опрокинулся на бок, и его развернуло поперек узкого шоссе, полностью перегородив движение. Геру выручила реакция, он успел с силой нажать на педаль тормоза, а руль выкрутить до отказа влево. «Уазик» занесло, развернуло на сто восемьдесят градусов и потащило прямо на автобус, но скорость, по счастью, была низкой, и получился скорее не удар, а лишь сильный толчок, от которого у Гериной машины разбилась задняя правая фара и немного погнуло бампер. Колонна машин шла, соблюдая дистанцию, и в ней никто никого «не достал». Все смогли благополучно затормозить, и теперь водители принялись выскакивать на дорогу, спеша к месту аварии.
Герман смог сконцентрироваться в самый нужный момент и сейчас сидел, отдуваясь и широко раскрыв рот: воздуха не хватало, и сердце готово было проломить грудную клетку. Какой-то мужик лет пятидесяти, водитель грузовика-мусорщика, рванул водительскую дверь его «уазика» на себя:
– Жив?!
– Черт его знает, вроде жив.
– Ну, слава те Господи! Не, ну ты видал, что этот козлина на иномарке наворотил тут, а?! Он бы и нас всех угробил. Пойду гляну, что там с ним. Тебе помочь или сам вылезешь?
– Сам. Спасибо тебе.
Гера вылез из машины, посмотрел на повреждения и понял, что дальше он вполне может ехать без всякого ремонта: битая фара на ходовые качества не влияет. Путь был закрыт автобусом, из которого доносились вопли раненых, несколько человек звонили в ГАИ и в «Скорую помощь», а «Тойота» валялась в кювете вверх колесами.
«Скорая» приехала быстро, сразу несколько автомобилей с крестами. К Гере, который с кислым видом сидел на какой-то непонятного назначения штуке, по форме напоминавшей ящик, подошла женщина-врач:
– Вы пострадавший?
– Я вон из того «уазика».
– То есть с вами все в порядке? Машина-то вроде целая?
Гере минут за десять до этого пришлось сесть на подвернувшийся псевдоящик, он почувствовал, как сердце, что прежде стучало, как бешеное, не снижая темпа, сбилось с ритма и теперь беспорядочно колотилось так, словно какой-нибудь неистовый музыкант-ударник разминался на своей установке. Он не знал, что это, но игнорировать бешеную пляску в собственной груди не решился. Поэтому, по-щенячьи заискивающе взглянув на докторшу, показал ей на левую половину своей груди и пробормотал:
– Да вот, кажется, с сердцем у меня не в порядке.
Она проверила пульс, приложив свою теплую руку к его шее, – это было приятно. Вообще приятно, когда кто-то профессионально проверяет твои агрегаты и узлы, сразу становится спокойно от того, что собственное неведение и страх уходят, а вместо них появляется надежда на такую вот теплую руку доктора. Значит, теперь будем жить, если доктор разрешит.
– Что со мной?
– Аритмия у вас, – она с участием поглядела на Геру и повторила еще раз, словно он не мог вникнуть в смысл этого слова сразу, – аритмия.
– Это плохо?
– Это никуда не годится. Вам сколько лет?
– Тридцать.
– Тем более. От этого умереть можно. Вам в больницу надо. Поедете?
– Поеду, – сразу решил он. – Мне умирать надоело.
Игорь Лемешев. Рим – Чивитавеккья. Июнь 1992 года
В римском аэропорту Фимичино Игорь потерялся. Таков уж наш человек, и авиапутешествие «за бугор» для подавляющего большинства граждан российских – это настолько радостное, нечастое и волнительное событие, что наш человек тут же после пересечения заветной линии-«границы» в Шереметьево-2 стремглав бросается в сияющий, будто рождественская елка, магазин, набитый колониальными товарами, и покупает там лучшие средства от стресса: виски, коньяк и ликер «Бэйлиз». Ликер «Бэйлиз» пользуется особенным уважением у слабой половины человечества, и она, эта самая половина, вовсе неслабо пьет его, опустошая полулитровые бутылки со скоростью, пропорциональной скорости самолета. Нынче, когда время вот уже как восемь лет назад распечатало конверт двадцать первого столетия, наш человек летает за границу несколько иначе. Для многих магия нескольких часов в воздухе, сладостное ожидание встречи с новым миром давно превратились в обычную и даже досадную рутину. Столько часов неподвижно сидеть в кресле! Изнывать от тесноты, вопящих младенцев и падающего сверху багажа непременно в виде юрких и остроугольных атташе-кейсов, которые в соответствии своему негласному предназначению так и норовят вылететь сквозь узкую щель крышки багажной полки, стоит лишь кому-нибудь вспомнить, что он забыл там, «наверху», свои пилюли от кашля, и приоткрыть ее. Невесть кому принадлежащий атташе-кейс именно в этот момент выскакивает, словно черт из табакерки, и с мстительным хрустом врезается в череп невезучего соседа, который в этот момент или мирно дремлет, или читает выданную стюардессой газету «Коммерсант».
