Тонино Гуэрра - И плывет корабль
Куффари и Лепори реагируют очень сдержанно, однако можно заметить, что мелодия захватила и их.
Зилоев, зачарованный песней, начинает с большим чувством подпевать сербиянке.
А темные, безликие силуэты сербов лишь усиливают впечатление от этой импровизации.
58. ОДИН ИЗ ПЕРЕХОДНЫХ МОСТИКОВ НА НИЖНЕЙ ПАЛУБЕ. НОЧЬ
У премьер-министра и принцессы Леринии тайное свидание в укромном уголке, где их наверняка никто не увидит и не услышит. Они разговаривают при слабом свете, льющемся из иллюминаторов.
ПРИНЦЕССА ЛЕРИНИЯ. Мой брат крепко спит…
ПРЕМЬЕР-МИНИСТР. Принцесса, мы не можем больше откладывать… Надо принимать решение! Путешествие подходит к концу, и начальник полиции проявляет все большую подозрительность.
ПРИНЦЕССА ЛЕРИНИЯ. Нет, все и так решится в нашу пользу, нам ничего не надо предпринимать.
ПРЕМЬЕР-МИНИСТР. Откуда такая уверенность, принцесса?
ПРИНЦЕССА ЛЕРИНИЯ. Я видела сон… Мне снилось, будто мы вместе с братом в каком-то саду… Вдруг с неба прямо к нам спускается орел… Он хватает брата и, хлопая своими мощными крыльями, взмывает вверх. Но мой бедный братец такой тяжелый, такой тяжелый… Орел выпускает его из когтей, брат падает на землю и исчезает в огромном провале.
ПРЕМЬЕР-МИНИСТР. Ты знаешь, как меня успокоить и заставить поверить всему, что ты говоришь.
Он нежно обнимает принцессу и страстно целует ее. Принцесса отвечает ему таким же страстным поцелуем.
59. ПАЛУБЫ СУДНА. НОЧЬ
Пение сербов заканчивается под аплодисменты и возгласы всеобщего одобрения.
МАЭСТРО РУБЕТТИ-ВТОРОЙ. Молодчина! Какой прекрасный тембр, правда?
РУФФО САЛЬТИНИ. Интересно, кто она?
В это время под звуки новой песни другая женщина начинает танцевать. Прямо там, на досках кормовой палубы, в темноте. Следом за ней в круг входит мужчина. Оба исполняют какой-то незнакомый танец, изобилующий легкими, высокими прыжками.
ОРЛАНДО. Ну настоящие акробаты! Ловкость прямо-таки обезьянья!
Количество танцующих пар все увеличивается, заразительный ритм пляски передается всем присутствующим.
У Зилоева, хлопающего в такт, ноги сами просятся в пляс.
ЗИЛОЕВ. Вот это огонь! Вот это страсть!
ВТОРОЙ ДИРЕКТОР ВЕНСКОЙ ОПЕРЫ. Это не настоящий народный танец.
При свете звезд в вихревой пляске кружатся и стар и млад.
ЗИЛОЕВ. Погляди! Пляшут все, даже старики.
ПЕРВЫЙ ДИРЕКТОР ВЕНСКОЙ ОПЕРЫ. Они же ничего не понимают! Ведь это один из древних языческих ритуальных танцев. Я в свое время изучал их!
ВТОРОЙ ДИРЕКТОР ВЕНСКОЙ ОПЕРЫ. Разумеется! То, что делают они, похоже на венгерский чардаш. Это ритуальный танец, им отмечалось начало посева. Надо делать вот так, вот так. (Кружится, тяжело, по-медвежьи, притопывая ногами.)
ОРЛАНДО. Браво!
Все смеются. Зилоев распаляется все больше.
ЗИЛОЕВ. О, да ты заткнешь за пояс саму Кшесинскую! У тебя получается даже лучше!
Смех, поощрительные восклицания.
ПЕРВЫЙ ДИРЕКТОР ВЕНСКОЙ ОПЕРЫ. Вот-вот: сначала правой ногой влево, потом левой ногой вправо! Вот так — правильно!
ВТОРОЙ ДИРЕКТОР ВЕНСКОЙ ОПЕРЫ. Конечно!
ЗИЛОЕВ. А ты спустись вниз, покажи им, как надо танцевать! И вы, профессор, тоже спускайтесь. Смелее! (Подталкивает обоих директоров к крутому железному трапу.)
ПЕРВЫЙ ДИРЕКТОР ВЕНСКОЙ ОПЕРЫ. Ну что ж, я охотно…
ФУЧИЛЕТТО. Браво, профессор! Поучите-ка их танцевать!
Зилоев своим могучим басом объявляет «номер»:
— Внимание! Представляю вам двух великих специалистов хореографического искусства! Они покажут вам, как надо правильно танцевать!
Оба профессора уже спустились на палубу и смешались с толпой сербов.
ПЕРВЫЙ ДИРЕКТОР ВЕНСКОЙ ОПЕРЫ. Этим танцем люди просили своих богов пролить дождь на поля… Женщины танцуют, воздев руки, словно принимая в них небесную влагу…
Он исполняет это па сначала один, потом вместе со всеми. Зилоев, тоже спустившийся на палубу, тянется к инструменту.
ЗИЛОЕВ. А я сыграю! Дай-ка сюда! (Начинает водить смычком.)
ПЕРВЫЙ ДИРЕКТОР ВЕНСКОЙ ОПЕРЫ. Мужчины топают ногами… сообщая семенам, что танец начался, чтобы семена открыли свой рот и приготовились пить влагу, ниспосланную небом… Вот так… вот так… вот так…
Все танцуют.
Фучилетто наблюдает за танцующими — главным образом за женщинами — с капитанского мостика.
ФУЧИЛЕТТО. Я никого ничему не могу научить, но, сдается мне, сам кой-чему могу поучиться вон у той смугляночки!.. Ну-ка, позвольте, позвольте… (Тоже спускается вниз, к сербам.)
Но вот второму директору Венской оперы становится плохо, и он обессиленно опускается на дощатую палубу.
ПЕРВЫЙ ДИРЕКТОР ВЕНСКОЙ ОПЕРЫ. Евгений… Евгений!.. Что с тобой? Не пугай меня! Ответь своему кузену, Евгений!
Все продолжают плясать, захваченные ритмом музыки.
Фучилетто добрался-таки до своей смуглянки.
ФУЧИЛЕТТО. Поди-ка сюда, моя чернявая!
Самочувствие второго директора Венской оперы, похоже, улучшается.
ПЕРВЫЙ ДИРЕКТОР ВЕНСКОЙ ОПЕРЫ. Ну как, тебе полегче?
Престарелый профессор даже не успел сообразить, что с ним произошло, и вновь возвращается к теме, втянувшей его в этот вихрь:
— Цель этой пляски — снискать расположение стихий, от которых зависит прорастание зерна…
Лепори, оставшегося за столом, как водится, донимает его жена.
ЖЕНА ЛЕПОРИ. О, por favor, не надо говорить неправду! Не нужно быть смешным, как nino[13].
ЛЕПОРИ. Но я не просил, чтобы с ней заключали контракт. Клянусь здоровьем мамы…
ЖЕНА ЛЕПОРИ. Не клянись мамой!
ЛЕПОРИ…что я ей вовсе не протежирую. Мне нет никакого дела до твоей Ригини Бьяджетти.
ЖЕНА ЛЕПОРИ. Нет, есть. Я не имела в виду спорить о твои вкусы! Все удивляются, как такой hermoso[14] мужчина мог потерять голову от Ригини Бьяджетти! Потаскухи!..
ЛЕПОРИ. О господи!
Сэр Реджинальд, облокотившись о перила и не выпуская из рук стакана, не сводит глаз с жены, которая тоже присоединилась к танцующим и вскрикивает, попадая в объятия то одного, то другого могучего серба.
Баронет терзает в руках стакан, то и дело разражаясь своим истерическим смехом.
Сербы неутомимы, они выделывают сотни замысловатых фигур. Певицам Валеньяни и Руффо Сальтини тоже передается всеобщее возбуждение.
РУФФО САЛЬТИНИ. А мы что же?
Сплетя руки, они начинают кружиться в танце прямо на капитанском мостике.
Зилоев, могучий, темпераментный, распаленный, тоже хочет подержать в своих объятиях леди Вайолет.
ЗИЛОЕВ. Леди Донгби, разрешите пригласить вас на этот танец?
В укромном уголке на капитанском мостике разгорается ссора между Рикотэном и его деспотичными спутниками.
РИКОТЭН. Поймите наконец: я сам знаю, что мне делать, а чего не делать. И имею право раздарить все зажигалки мира кому захочу! Этот матрос так напоминает мне моего милого кузена!
Дама-продюсер, опершись спиной о перила мостика, нервно похлопывает себя по ладони серебряным набалдашником трости и злобно шипит:
— Ах вот как?..
РИКОТЭН. Почему я не могу сделать человеку такой пустяковый подарок? Я требую, чтобы меня не ограничивали в моих чувствах и не следили за мной круглые сутки, как за младенцем… Мне уже сорок лет, ясно? Оставьте меня в покое! Вот так!
Он заканчивает свою тираду срывающимся голосом и, едва не плача, начинает хлопать в такт музыке, с тоской глядя на танцующих, к которым так хотел бы присоединиться назло своим «опекунам».
В веселой неразберихе пляски партнеры то и дело меняются, и цыганка Регина вдруг оказывается лицом к лицу с леди Вайолет, которой она гадала по руке.
Обе пляшут с довольным видом, обе смеются, у обеих блестят глаза: их объединяет стихийно возникшая женская солидарность.
ЛЕДИ ВАЙОЛЕТ (кричит). Да! Да! (И смеется, отдаваясь во власть этого взрыва жизненных сил и не стыдясь своей тайны.)
Орландо, столкнувшись с прекрасной Доротеей и ее родителями, комически учтиво восклицает:
— О Доротея! Уважаемый синьор родитель, синьорина, не окажете ли вы мне честь…
ГОЛОС ОТЦА ДОРОТЕИ (он явно шутит). Нет!
ОРЛАНДО (умоляюще). Прошу вас… Благодарю!
Обхватив стан девушки руками, он увлекает ее в водоворот пляски.
Веселье захватило всех.
Даже вечно унылая и наводящая на всех тоску мамаша фон Руперта лихо кружится на капитанском мостике, издавая короткие восклицания.
Сам фон Руперт, сидя за столом, пытается ее образумить:
— Maman, ну хватит. Прошу тебя, сядь!
Внезапно Куффари тоже покидает свой шезлонг и начинает кружить вокруг дирижера Альбертини, а тот в восхищении отбивает ей ритм ладонями.
Счастливый Орландо танцует на корме с девушкой, словно сошедшей с полотна Боттичелли. А она во время танца обменивается взглядами и улыбками с сербским студентом, неподвижно сидящим на битенге.