Тонино Гуэрра - И плывет корабль

Тонино Гуэрра, Федерико Феллини

И ПЛЫВЕТ КОРАБЛЬ

ПРИМЕЧАНИЕ

«Никакой беллетристики: четкий, строгий стиль, почти что действие в чистом виде», — сказал мне Феллини, поручая сделать литературный сценарий своего фильма. Я старался следовать этому условию — и, конечно, фактам, по возможности избегая всяческих эпитетов и собственных эмоций, которые так и рвутся наружу, когда пытаешься передать словами художественное произведение, построенное на изобразительном материале. Во всяком случае, я сознавал, что тут надо не делиться с читателем впечатлениями от фильма сделать это просто немыслимо без экрана, — а дать точное описание картины всем, кто любит кинематограф Феллини и кто, в общем-то, знает, что между первоначальным сюжетом и готовым произведением лежит зона творческой работы, которая по-настоящему и в полной мере осуществляется только на съемочной площадке.

1. ПОРТ В НЕАПОЛЕ. РАННЕЕ УТРО

Музыка, титры

Вначале идут черно-белые кадры, как в картинах, извлеченных из киноархива, непрофессионально снятых и плохо отпечатанных, с попорченной от времени пленкой.

Но постепенно изображение стабилизируется, приобретая цвет сепии, цвет фотокарточек начала века, которые печатали еще с пластинок.

Вся начальная немая сцена проходит под стрекотание старинного киноаппарата.

На пристани толкотня: простой люд, торговцы рыбой, ватаги орущих мальчишек, зеваки в котелках, старающиеся попасть в объектив кинокамеры.

Утро только занялось, и в его неверном свете все ждут чего-то необыкновенного. Атмосфера почти праздничная.

Но вот показывается первый кабриолет с включенными фарами и откинутым верхом, а следом за ним — элегантная, запряженная парой коляска.

Как только старинный автомобиль останавливается, его обступают любопытные прохожие и вездесущие уличные мальчишки.

Из машины выходят два джентльмена и дама, одетые по моде начала века. Это сэр Реджинальд Донгби с женой — леди Вайолет — и со своим личным секретарем.

Под аккомпанемент скрипки бродячего музыканта ходит на руках маленький акробат.

Два патрульных карабинера в портупеях и треуголках останавливаются спиной к кинокамере.

В кадре появляются все новые лица — улыбающиеся, с горящими от любопытства глазами; обернувшись, строго и удивленно смотрят в объектив карабинеры.

Среди подпрыгивающих на неровном настиле пристани машин и экипажей появляется еще один лимузин с включенными фарами. Вышедших из него актера-комика немого кино Рикотэна, банкира и даму тоже окружает шумная и неугомонная ребятня — этакая импровизированная публика, которой актер просто не может не продемонстрировать несколько смешных антраша.

Куда менее симпатично выглядят хмурый финансист, весьма внушительный в своем пальто с меховым воротником, да еще с гигантской сигарой в зубах, и его мертвенно-бледная надменная спутница — дама-продюсер.

С пассажирского судна, борт которого, словно гигантская стена, вздымается над пристанью, машут руками кажущиеся совсем крошечными из-за большого расстояния человеческие фигурки.

Посадка продолжается; расторопные грузчики поднимают багаж в специальных люльках.

Леди Вайолет все еще никак не может отделаться от настырных, весело галдящих мальчишек; но ее растерянно блуждающие глаза уже заприметили и нагловатые ухмылки парней в толпе, и многозначительные подмигивания украдкой поглядывающих на нее молоденьких матросов.

Подкатывает экипаж с плотным и румяным тенором Фучилетто, охотно и весело откликающимся на назойливые приставания мальчишек. Подав руку двум элегантным пышнотелым дамам в широкополых, украшенных плюмажем шляпах певицам сопрано Инес Руффо Сальтини и Терезе Валеньяни, — он помогает им спуститься с подножки.

Вот за стеклами гигантского лимузина мы видим лицо Ильдебранды Куффари. Знаменитая певица выходит из автомобиля вместе со своей свитой — дочерью, личным секретарем и концертмейстером. Лоб ее повязан шарфом, и это как-то особо подчеркивает благородство лица, отмеченного печатью душевного смятения.

Тенор Фучилетто встречает Куффари грубоватыми шуточками.

А вот и еще два роскошных автомобиля. Уличный фотограф в плаще и берете суетливо устанавливает свой аппарат; сбегаются дети, зеваки, матросы из судовой команды.

Под любопытными взглядами собравшейся публики из машин высыпают женщины с закрытыми чадрой лицами. Это прибыла свита некоего знатного египтянина. Женщин поспешно проводят к пассажирскому трапу, круто уходящему вверх по высоченному борту судна.

На грузовых платформах на судно поднимают багаж, продовольствие.

Журналист Орландо, стоя спиной к борту, поправляет свой повязанный бантом галстук в горошек. У этого человека лет шестидесяти приветливое мягкое лицо с плутоватыми, но добрыми и светящимися умом глазами. Во всем его облике есть что-то смешное, клоунское — такие люди обычно нравятся детям.

Поскольку сцена немая и слышно лишь жужжание кинокамеры, слова журналиста передаются титрами.

«МНЕ СКАЗАЛИ: «ТЫ — РЕПОРТЕР, ВОТ И

РАССКАЗЫВАЙ ОБО ВСЕМ, ЧТО ПРОИСХОДИТ».

А ЧТО ПРОИСХОДИТ? РАЗВЕ КТО-НИБУДЬ ЗНАЕТ?»

Сказав это, Орландо импровизирует каскад веселых трюков: надев на голову одну твидовую шляпу и быстро сбросив ее, он надевает другую, затем снова первую, всякий раз успевая загнуть их поля на иной манер.

Теперь мы видим, что его снимает кинооператор, застывший у своего штатива и вслепую отбрыкивающийся от назойливой ребятни.

И снова следуют кадры с пояснительным текстом:

ТОТ, КОМУ ДОВЕЛОСЬ ЭТИМ ИЮЛЬСКИМ УТРОМ 1914 ГОДА ПОБЫВАТЬ

НА ПРИЧАЛЕ N 10, МОГ ВИДЕТЬ, КАК НА БОРТ БОЛЬШОГО ПАССАЖИРСКОГО

СУДНА «ГЛОРИЯ Н.» ПОДНИМАЕТСЯ ЦЕЛАЯ ПРОЦЕССИЯ НЕОБЫЧНЫХ

ПАССАЖИРОВ, СЪЕХАВШИХСЯ СЮДА СО ВСЕГО МИРА.

Между тем толпу на пристани охватывает волнение.

Стоящие на специальном возвышении оркестранты готовят свои инструменты; кто-то крестится, кто-то снимает шляпу.

По причалу, влекомый четверкой лошадей, движется роскошный катафалк. Лошади убраны черными султанами, покрыты траурными попонами. Лица присутствующих принимают скорбное и торжественное выражение.

Траурная процессия останавливается; с катафалка спускаются двое служащих похоронного бюро: на черной, расшитой золотом подушке они несут погребальную урну.

Граф ди Бассано в отчаянии хватается за голову и запускает пальцы в волосы. Изобразив на лице крайнюю степень страдания, он мелодраматическим жестом посылает вслед урне воздушный поцелуй. Служащие похоронного бюро подходят к погрузочной площадке, на которой стоят, вытянувшись по стойке «смирно», офицеры и матросы.

Один из служащих похоронного бюро. Позвольте передать вам прах Эдмеи Тетуа.

Офицер Эспозито. Синьор Партексано!..

Подходит Партексано и, приняв, как предписано церемониалом, урну, обращается к офицерам:

— Прошу разрешения поднять на борт прах Эдмеи Тетуа.

Помощник капитана. Разрешаю.

Первый офицер. Шесть человек в почетный караул!

Раздаются шесть свистков. Они служат сигналом и для оркестра.

С этого момента пленка цвета сепии постепенно наливается красками, приобретая колорит цветной фотографии.

Партексано, поднявшись по трапу до задраенного люка, ждет, когда он откроется, и передает туда урну, которую сразу же уносят в недра судна.

Из собравшейся на причале толпы выступает вперед дирижер оркестра маэстро Альбертини; поверх пальто через плечо у него переброшен белый шарф, из-под полей черной шляпы выбиваются серебристо-седые волосы.

Это сигнал для всех. Собравшиеся задвигались, принимая соответствующие позы.

Взмах белых рук маэстро — и вступает оркестр. Первым начинает петь Фучилетто, но к нему сразу же присоединяются остальные. Звучит хор, под аккомпанемент которого пройдут все сцены погрузки и отплытия «Глории Н.».

Музыкальная фонограмма

Ах голос, какой злой рок тебя унес?Но пора — отплываем!Друзья, отплываем!Что ждет нас — не знаем:удача? провал?безветрие? шквал?Нас дивное эхоподдержит в пути.Друзья, отплываеми с тьмой порываем!Нам память и верапомогут дойти.Где ты,где ты?С нами боги, планетыо тебе заскорбят.В шорохе волны спешащей,в шелестении над чащей,в тихом шепоте рассветаждет любовь твоя ответа…Голос радости и дружбы,на саму весну похожий,нас позвать уже не сможетон молчаньем смерти взят.Поспешим за волнами!Трудный путь перед намипуть удач и забот.Но корабль наш плывет.Вперед, вперед,корабль идет…

Поют сэр Реджинальд Донгби и его секретарь.