Тонино Гуэрра - И плывет корабль
Появляется пятерка матросов, вызванных на подмогу.
ПАРТЕКСАНО. Всех выставить на палубу! Живо!
В группе сербов шум, возгласы гнева и возмущения.
ПОВАР (по-сербски). Может, вы считаете, что лучше было отправиться на дно — кормить рыб? Ну так чего ж вы? Благодарите капитана, что он вас спас! А отсюда надо уйти!
Но сербы упорствуют, доказывают что-то все сразу, возмущаются, жалуются; они устали, измучены. Среди беженцев есть больные, много беременных женщин.
Матросы делают все, чтобы выполнить приказ, не прибегая к насилию.
МАТРОС ОЛЕ. Всем выйти на палубу! Здесь оставаться запрещено!
Одна из женщин не желает подниматься с дивана; кто-то из младших офицеров обращается к ее мужу:
— Пусть поднимется! — но, увидев, что она в положении, добавляет: — Да вы что, все тут беременные?!
Кое-кто уже пускает в ход кулаки. Матросы хватают отдельных сербов и силой выталкивают их из салона. Никакие мольбы и объяснения в расчет уже не принимаются.
ОДИН ИЗ СЕРБОВ. Скоро родить…
МАТРОС ОЛЕ. Ну и что? Не имеет значения!
ДРУГОЙ СЕРБ. Я хочу говорить с капитаном. Где капитан?
Все хотят что-то спросить, сказать, объяснить. Становится очевидно, что освободить салон можно, лишь прибегнув к самым решительным мерам. Матросы толстым канатом перегораживают палубу перед входом в салон-бар.
Теперь это граница, которую беженцам переходить запрещено.
Офицер Партексано продолжает энергично наводить порядок:
— Не заставляйте нас применять силу! Все должны выйти на палубу, ну, поживее! — И, обернувшись к повару, добавляет: — Объяснил ты им или нет, что они должны очистить помещение? — И тут же отдает новое распоряжение подчиненным: — Матросам выстроиться на палубе. Втолкуйте им как-нибудь, что мы готовим для них помещение на нижней палубе.
51. ВЕРХНЯЯ ПАЛУБА «ГЛОРИИ Н.». ДЕНЬ
Операция по выдворению продолжается и на корме. Здесь тоже натянут канат ограждения и офицеры пытаются навести порядок.
ПАРТЕКСАНО. Вы не имеете права выходить за эти канаты без разрешения вахтенного матроса. Давай, переводи!
МАТРОС ОЛЕ. Слушаюсь! (Переводит.)
Остальные матросы снимают между тем белье с веревок, натянутых беженцами по всей корме.
ОДИН ИЗ МАТРОСОВ. Убрать эти тряпки, ясно?
Ему приходится немного повоевать с отчаянно кричащими женщинами. Отовсюду сыплются проклятия. Но главное уже сделано.
ПАРТЕКСАНО. Ну что, все поняли? Отсюда чтоб ни ногой…
Но вот к натянутому канату подходит старик Рубетти, игнорирующий всю эту кутерьму. Он ищет сербскую девочку, которую мы видели прошлой ночью на палубе. Узнав ее, маэстро Рубетти-первый зовет:
— Оленька… иди сюда! Иди сюда, моя хорошая!
Девочка спрыгивает с какого-то ящика и идет к Рубетти, поднырнув под натянутый канат.
МАЭСТРО РУБЕТТИ-ПЕРВЫЙ. Любишь печенье? Бери… Это все тебе… (Протягивая открытую коробку, гладит девочку по головке.) Попробуй… положи в рот. Ах, какое у тебя хорошенькое платьице!
Он прикасается к ее юбочке. Но, заметив обращенный на него свирепый взгляд одного из мужчин — должно быть, цыгана, — спрашивает с совершенно невинным видом:
— Это ваша девочка? Какая миленькая! (По-русски.) Красивая! Я просто угощал ее печеньем… Бери, Оленька!.. (Отдав коробку девочке, напоследок проводит ладонью по ее косичкам.)
52. КОРИДОР ПАССАЖИРСКОЙ ПАЛУБЫ. ИСКУССТВЕННОЕ ОСВЕЩЕНИЕ
По коридору идет Ильдебранда. Во всей фигуре певицы — тревога и страх, заставляющий ее то и дело оглядываться, словно она хочет убедиться, что за ней никто не гонится. Развевающееся шелковое манто еще больше подчеркивает смятение ее чувств.
53. КАЮТА КУФФАРИ. ДЕНЬ
Войдя в каюту, певица срывает с себя палантин из лисьего меха и бросается к шкатулке с драгоценностями. Она складывает туда не только все украшения, разбросанные на туалетном столике, но даже длинную нитку жемчуга, которую постоянно носит на шее. Ильдебранда явно чего-то боится и мечется со шкатулкой по каюте в поисках какого-нибудь укромного местечка, где можно было бы ее спрятать.
54. КОРИДОР ПАССАЖИРСКОЙ ПАЛУБЫ. ИСКУССТВЕННОЕ ОСВЕЩЕНИЕ
Оба телохранителя Великого герцога Гогенцуллера мерным шагом прохаживаются у дверей каюты Его высочества.
55. КАЮТА ВЕЛИКОГО ГЕРЦОГА. ДЕНЬ
Юный Великий герцог и его слепая сестра спокойно играют в шахматы вблизи большого иллюминатора.
Зато неспокоен премьер-министр; он нервно расхаживает по каюте и наконец, не выдержав, замечает:
— Вот вам и еще одно подтверждение того, что на итальянцев полагаться нельзя. Вы, Ваше высочество, имели возможность убедиться, насколько я был прав, предупреждая о рискованности этого путешествия.
Но на его слова никто не обращает внимания.
Принцесса Лериния, отпив глоток из своего бокала, подзадоривает брата:
— Ну, смелее, ходи же…
ВЕЛИКИЙ ГЕРЦОГ. Дай подумать… (Про себя.) Если я пойду ладьей…
Премьер-министр, сознавая, что он здесь лишний, откланивается:
— Ваше высочество… — Но прежде, чем уйти, он замечает: — Простите, но из соображений безопасности я должен просить вас не покидать каюту до тех пор, пока на палубе не будет наведен порядок.
Принцесса Лериния поворачивает к нему свое лицо с невидящими глазами и непонятно почему вдруг начинает смеяться.
Великий герцог настроен менее сурово.
— Ну, это уж, наверное, слишком. Но как бы там ни было, благодарю вас.
ПРЕМЬЕР-МИНИСТР. Прошу прощения. (Загадочно улыбнувшись, выходит из каюты.)
ПРИНЦЕССА ЛЕРИНИЯ. Я никакой опасности не чувствую… (Легким движением пальцев нащупывает на доске фигуру и передвигает ее.) Ну вот тебе шах и мат.
ВЕЛИКИЙ ГЕРЦОГ. С тобой невозможно играть: ты всегда выигрываешь! (Поднимается из-за стола. Лицо у него обиженное.) Под предлогом, что тебе приходится нащупывать фигуры, ты сдвигаешь их с места!
ПРИНЦЕССА ЛЕРИНИЯ. Сыграем еще раз?
Юноша не отвечает.
ПРИНЦЕССА ЛЕРИНИЯ. Что с тобой?..
ВЕЛИКИЙ ГЕРЦОГ. Я боюсь.
ПРИНЦЕССА ЛЕРИНИЯ. Чего?
ВЕЛИКИЙ ГЕРЦОГ. Не знаю. Все так сложно!
Словно обессилев, он опускается в небольшое кресло, стоящее рядом с кроватью.
Принцесса Лериния тянется к нему.
ПРИНЦЕССА ЛЕРИНИЯ. Ничего сложного!
Она шарит в воздухе рукой, пока Великий герцог не берет ее руку в свою и не пожимает ее.
ПРИНЦЕССА ЛЕРИНИЯ. Послушай… Ты помнишь это? (Начинает тихо напевать по-немецки грустную песню.)
Музыкальная фонограмма
56. ОТКРЫТОЕ МОРЕ. НОЧЬ
«Глория Н.», маленькая и хрупкая в огромном ночном море; крохотные огоньки — это светящиеся во тьме иллюминаторы кормовой надстройки.
57. ПАЛУБЫ «ГЛОРИИ Н.». НОЧЬ
Сербы сидят на кормовой палубе, в темноте, под открытым небом, слегка подсветленным серпом месяца. А все знатные гости корабля собрались на капитанском мостике и благодушно попивают чай.
Журналист, сидящий за одним столом с директором «Метрополитен-опера» и его женой, говорит:
— В пятом веке сербы спустились на Балканский полуостров, а потом захватили Эпир и Фессалию… так они вам и останутся на корме!..
В слабом лунном свете едва вырисовываются силуэты беженцев. Их томит тоска по родине. Одна из женщин, сидящих на дощатой палубе, берет в руки какой-то необычный струнный инструмент. Неуемный хвастун Фучилетто похваляется своими «подвигами».
ФУЧИЛЕТТО. Смотрю на градусник: сорок! Что делать? Сорвать спектакль? Публика пришла ради меня…
РУФФО САЛЬТИНИ. Смени пластинку!
ФУЧИЛЕТТО. И я все-таки пел. О! Меня вызывали на бис семь раз!
Фитцмайер в сторонке беседует с сэром Реджинальдом.
ФИТЦМАЙЕР. Как же так? Вы устраиваете что-то вроде дыры, в которой едва помещаются пятьдесят оркестрантов, а потом хотите запихнуть туда весь состав оркестра — сто шестьдесят шесть человек?! У нас же оркестр не лилипутский!
СЭР РЕДЖИНАЛЬД. Но этот театр — памятник национальной культуры, не могли же мы его перестраивать!
Леди Вайолет, которая стоит неподалеку, опершись о перила, стала объектом настойчивых ухаживаний второго офицера.
ВТОРОЙ ОФИЦЕР. Сильный характер в сочетании с удивительно тонкой женственностью делает англичанок…
Но леди Вайолет перебивает его своим журчащим смехом.
ЛЕДИ ВАЙОЛЕТ. А я тебе говорю, не нужно терять времени на все эти прелюдии, разве не так?
ВТОРОЙ ОФИЦЕР. Я хотел сказать…
Между тем сербиянка начинает петь, привлекая внимание не только своих соотечественников, но и тех, кто собрался наверху, на капитанском мостике.
Дирижер Альбертини даже встает с места и, поглядев вниз, на палубу, замечает:
— В ней столько экспрессии, что кажется, понимаешь, о чем она поет…