Елена Колина - Наука о небесных кренделях
Нехорошо делить друзей на тех, кто нам суждены, и оказавшихся рядом по воле случая, – как будто наша дружба – это награда и мы свысока рассматриваем кандидатов. Но Ирка не была мне суждена, это была именно что воля случая (квартира в нашем доме досталась Ирке от мимолетного брака девяностых, Ирка не рассказывает о своем предыдущем муже, говорит: «Так, гримасы бандитского капитализма») – дружба с Иркой возникла благодаря косметическим технологиям. Ирка, флагман косметических технологий, залила ботокс в носогубные складки. Ботокс заполнил не столько Иркины носогубные складки, сколько щеки, и мы с Мурой за глаза называли ее «хомяком».
Однажды, встретившись с Иркой у лифта (гримаса капитализма к тому времени уже исчез), Мурка сказала: «Здравствуйте, Хомяк». Мурка была ребенком и не понимала, что существует разница между «говорить о человеке» и «говорить с человеком». Я шипела: «Не здравствуйте, Хомяк, а просто здравствуйте», Ирка смеялась, – я давно заметила, что красавицы не так обидчивы, как дурнушки, – и тут же, у лифта, мы из соседей стали подругами. Первое, что Ирка сказала мне в качестве подруги: «Ты сама виновата, что попала в неловкое положение, – сплетничала о соседях с ребенком. Не обижайся, я твой друг и говорю это для тебя. Друг должен быть критичным, чтобы ты могла исправить свои недостатки».
Ирка – друг, она всегда не на моей стороне. Всегда говорит «ты сама виновата». Строго относится ко мне как к писателю. Любит хвалить других. Часто говорит «читаю – не оторваться!», и только во мне все запоет, что это моя книга, как оказывается, что нет, не моя. Иногда говорит: «Прочитала твою книгу – не обижайся, но могло быть лучше». Я не обижаюсь, Ирка говорит это для меня, чтобы я больше старалась.
Ирка не приходит на мои встречи с читателями, последний раз не пришла под предлогом «у меня худсовет». Но у буфетчиц не бывает худсоветов! Тем более додинский театр в это время был на гастролях в Москве. Софья Марковна, Иркина свекровь, сказала: «Я бы на твоем месте обиделась. Обязанность друзей – сидеть на творческих вечерах своих друзей в первом ряду с цветами». Мне совсем не помешал бы Хомяк с цветами в первом ряду, и я уже начала копить обиду, но вовремя совершила инверсию пространства. Давным-давно, когда девочка в песочнице ударила меня лопаткой, папа сказал мне: «Соверши инверсию пространства: поставь себя на ее место и поймешь, почему она это сделала». Я последовала папиному совету и поняла: перед тем как девочка ударила меня лопаткой, я сломала ее куличик.
Я совершила инверсию пространства, поставила себя на Иркино место, – и, находясь на Иркином месте, начала встревоженно думать: «Ирка превратилась из моей просто подруги в писателя, а вдруг Ирка думает, что теперь она лучше меня? А может, она и правда лучше?… Не пойду на Иркину встречу с читателями, не хочу стоять в толпе вместе со всеми, скажу, что у меня худсовет».
Считается, что ревновать к успеху не по-дружески, но, находясь на Иркином месте, я поняла: ревновать к успеху – это по-дружески. Мы ведь не ревнуем к успеху чужих людей, он не радует нас и не печалит, мы просто им пользуемся – читаем книги чужих людей, аплодируем чужим людям в театре. А по поводу близких друзей у нас есть сложившиеся стереотипы и ожидания. Став писательницей, я не оправдала Иркиных ожиданий. Так что не Ирка передо мной виновата, а я перед ней. А Софья Марковна, как Макиавелли, хочет разделить нас с Иркой и властвовать: надо мной с помощью пряника, над Хомяком с помощью кнута.
Мне казалось, что матери, сын которой уже был дважды женат, не страшна его новая женитьба, – регулярные действия снижают настороженность, и человек уже не чувствует опасности. Мне казалось, у Софьи Марковны должна была выработаться привычка к новым невесткам. Но не тут-то было! Софья Марковна не могла смириться, что прежде Илья был женат на докторах наук, а Ирка – директор буфета.
Илья с Иркой, как подростки, взяли меня с собой – знакомиться с мамой.
– Мама, это Ира-Хомяк, то есть Ира, а это ее подруга, кандидат наук, наполовину еврейка.
– Ну, хотя бы, – сказала Софья Марковна. И тут же поманила меня к себе, прошептала: – Деточка, зачем мой Илюша женится на этой… на этом?… Боже мой, если бы мой муж увидел, что его ребенок женат на хомяке… а теперь он мне привел хомяка без степени. Илюша – принц, все мои невестки были доктора наук, а она – вы понимаете?… На букву «б»! К тому же она русская!..
Я поняла: Илья – еврейский принц, Ирка – русский хомяк без степени.
– Софья Марковна, почему на букву «б»?! Ирка очень хороший человек, она собирается прожить с Ильей всю свою жизнь…
– Вы имеете в виду с моим Ильей? – переспросила Софья Марковна. – Она собирается прожить с Илюшей всю мою жизнь? А «б» – это вовсе не то, что вы подумали, «б» – это буфетчица… Буфетчица – неплохая профессия, но при чем тут мы?… Мы ходим в театр, а не в буфет! Мы не женимся на хомяках другого круга!
Илья сидел, расслабленно замерев с выражением «я в домике» – он в безопасности, а мир обтекает его со всех сторон, Ирка изо всех сил улыбалась будущей свекрови, но ничего не вышло: Софья Марковна запретила.
Илья хотел жениться и одновременно не ослушаться маму. Сидел у меня часами и говорил, что мама права, что, по словам Хайдеггера, «данная проблема приобретает особое значение в познании всего универсума нашего бытия», что, женившись на Хомяке, он подвергнется воздействию других социальных норм и конвенций и трансформация представлений о себе приведет его к кризису аутентичности. Настроение Софьи Марковны улучшалось с каждым днем, Ирка страдала, – и мне пришлось почитать Хайдеггера и от имени Хайдеггера убеждать Илью, что только женившись на Хомяке он в полной мере осознает уникальные возможности своего индивидуального бытия. А если Софья Марковна не примет Ирку, то пусть он, как сказано в Библии, прилепится к Хомяку, а к маме приходит один, в рамках аутентичности своего существования. Ну, и Илья женился и уже десять лет счастлив, по-своему: есть люди, которым для счастья нужно немного несчастья. Несчастье Ильи в том, что «мама так ее и не приняла».
Софья Марковна беспомощным голосом говорит «я так ее и не приняла», – как будто она существует отдельно от своих желаний, как будто ею правят высшие силы, которые не позволяют ей принять Ирку. Говорит: «Ради Илюши я требую от нее совсем немного, немного уважения, и все». Ирка каждый вечер берет Софью Марковну с собой на работу, словно ее нельзя оставлять одну, – у Софьи Марковны есть свое постоянное место в первом ряду. В свободные вечера Ирка водит Софью Марковну в другие театры. У Ирки так много обязательств перед Софьей Марковной, словно вдруг нашлась потерянная ею в детстве мать, – нашлась, требует немного уважения.
Илья счастлив, что немного несчастлив. Софья Марковна счастлива тем, что Илья озабочен ее отношениями с Иркой. Ирка счастлива, что она в центре интриги…Интересно, кто-нибудь справлял свадьбу на «Авроре»?…
…Звонок – Илья. Возбужден.
– Аннексия Крыма – это все…Нам не простят нарушения международного права… Путин думает, что цивилизованный мир смирится с этим безобразием?! Мне стыдно, что я россиянин… А санкции, ты представляешь, что такое санкции?! Представила? У нас будет железный занавес! Представила железный занавес?… «Крым наш» – это конец демократии, конец России… Мы превратимся в осажденную крепость, Россия погибнет, Россия неотделима от Европы…
С Аленой.
– «Европа», – сказала Алена.
Правильно. «Европа» – памятное место. В ностальгическом смысле. Мы провели там свою юность, в кафе внизу, покуривая длинные ментоловые сигаретки «Моre».
– «Астория», – сказала Алена.
Да. В «Астории» мы тоже провели свою юность, в баре наверху, покуривая ментоловые сигаретки «Моre».
Вспомнили еще несколько памятных мест, где прошла моя юность: любимая Муркина песочница в Александровском саду, у которой я часами торчала с конспектами, детская поликлиника № 2 на Фонтанке. Алена предложила особенно памятное место – на третьем этаже у кабинета физиотерапии, куда мы с ней по очереди водили Муру «греть нос».
С Иркой-хомяком.
– «Метрополь», – сказала Ирка.
«Метрополь»?… Это, без сомнения, памятное место. В «Метрополе» была моя свадьба с Муркиным отцом.
Это была хорошая свадьба.
Невеста: 18 лет, белое платье от знаменитой в городе портнихи Эллочки, фата, прическа от знаменитого в городе парикмахера Гриши Фарбера. Жених: 18 лет, югославский черный костюм, финская белая рубашка, галстук. Гости: сто человек моих близких друзей.
Белая «Волга» с кольцами. Возложение цветов к Вечному огню на Марсовом поле. Первый танец жениха и невесты. Пшено. Нам кидали пшено, как будто мы голодные курицы. Возможно, это было какое-то другое зерно на счастье – гречка?… Брак получился счастливый. И долгий, два года. Для студенческого брака неплохо.
