Елена Колина - Наука о небесных кренделях
Вспомнили еще несколько памятных мест, где прошла моя юность: любимая Муркина песочница в Александровском саду, у которой я часами торчала с конспектами, детская поликлиника № 2 на Фонтанке. Алена предложила особенно памятное место – на третьем этаже у кабинета физиотерапии, куда мы с ней по очереди водили Муру «греть нос».
С Иркой-хомяком.
– «Метрополь», – сказала Ирка.
«Метрополь»?… Это, без сомнения, памятное место. В «Метрополе» была моя свадьба с Муркиным отцом.
Это была хорошая свадьба.
Невеста: 18 лет, белое платье от знаменитой в городе портнихи Эллочки, фата, прическа от знаменитого в городе парикмахера Гриши Фарбера. Жених: 18 лет, югославский черный костюм, финская белая рубашка, галстук. Гости: сто человек моих близких друзей.
Белая «Волга» с кольцами. Возложение цветов к Вечному огню на Марсовом поле. Первый танец жениха и невесты. Пшено. Нам кидали пшено, как будто мы голодные курицы. Возможно, это было какое-то другое зерно на счастье – гречка?… Брак получился счастливый. И долгий, два года. Для студенческого брака неплохо.
С Никитой.
Никита предлагает справлять свадьбу в Валенсии.
Алена с Никитой несколько лет уговаривали Андрея вместе купить «недвижимость за границей, хоть что-нибудь», аргументы: «у всех есть» и «в этой стране в любую минуту может случиться все что угодно». Андрей на Аленины предложения – Рим, Лондон, Вена, Ницца, Хельсинки, Барселона – отвечал «кхе-кхе…». «Кхе-кхе» означало, что он равнодушен к «у всех есть» и хочет жить в «этой стране», где у него работа.
Но – тунец. Все дело в тунце. Красный тунец весом до 400 килограммов. И рыба-меч, но в меньшей степени. Желтохвостик. Макрель, морской окунь. Морской угорь. Дорада, бонито.
Когда Алена предложила купить дома в Валенсии, Андрей мечтательно сказал: «Валенсия?… Красный тунец весом до четырехсот килограммов. Рыба-меч. Рыба-меч, стремительная и агрессивная, взмывает над морем, мчится за летучими рыбами, настигая их своим заостренным плоским мечом… кхе-кхе».
Поэма, посвященная рыбе-меч, подсказала Алене, что – ура, в этой стране случится все что угодно, а мы спасемся в нашей недвижимости за границей, и на обед у нас будет рыба-меч, стремительная и агрессивная.
Никита с Аленой свой дом в Валенсии обставили, полюбили, завели там хозяйство: Никита русскую баню, Алена грядки с клубникой. Чтобы все было, как на даче. У них есть Ближняя дача и Дальняя дача. «Ближняя дача» в историческом контексте звучит неприятно, – «Сталин работает на Ближней даче». Но Алене с Никитой нужно различать Ближнюю дачу в Зеленогорске и Дальнюю дачу в деревне Малиновка Псковской области, Никитино родовое гнездо.
В Никитино родовое гнездо можно проехать только летом, – весной, зимой и осенью там бездорожье. Алена с Никитой построили в родовом гнезде огромный дом с колоннами, на фронтоне – античный бог, сидит на троне. Алена специально заказывала скульптору античного бога с Никитиной фигурой и профилем. По-моему, мило, что у античного бога животик и курносый нос.
Никита с Аленой полюбили дом в Валенсии как свое второе родовое гнездо, даже подумывали заказать местному скульптору еще одного античного бога с Никитиным профилем. А мы в нашем доме-спасении – когда в этой стране случится все что угодно – были всего один раз. В сезон рыбалки, с марта по сентябрь, Андрей не поедет – много работы, а в другое время он не поедет, потому что это уже не сезон рыбалки.
– Ты уже заказала рыбалку для гостей? – строго спросил Никита. – Напишешь на приглашениях «тунец, рыба-меч, морской угорь».
Чиновник, ничего не поделаешь: он принял решение, а исполнять должны другие, причем вчера. Кстати, на месте Никиты я бы не вспоминала о морском угре. В тот единственный раз, что мы были в нашем доме в Валенсии, Никита чуть не погиб в море: резко бросился за морским угрем, запутался в леске и перевернул лодку, – а плавать он не умеет. Андрей вытащил Никиту вместе с морским угрем – вес угря 30 килограммов, вес Никиты 120 килограммов, разумно было бы бросить угря, но от угря никак нельзя было отказаться.
…– Я понимаю, что Ирка должна быть, они с Аленой Муру вырастили, но этот?! Этого, оборотня, надеюсь, не будет?… Ты ведь можешь его не приглашать?…
…Почему Ирка с Аленой вырастили Муру? Я сама вырастила Муру. Растить Муру было одно удовольствие… Мурка была совершенно невыносимой, рядом с ней нельзя было читать, смотреть кино, думать, – если бы она болтала, не умолкая, сама по себе, но Мурка все время требовала «давай поразговариваем». Но одно удовольствие точно было – когда я отдавала ее Ирке и Алене с Никитой и некоторое время просто молчала… а Ильи тогда еще не было с нами.
С Ильей.
– Ты можешь его не приглашать? Я понимаю, что Алена должна быть, но…
Воспитанность не позволяет Илье назвать человека «этот», поэтому Илья называет Никиту «но». Как дети, право.
– …Быстро дай мне кофе… я так устал, что не смогу даже кофе выпить… у тебя есть пирожки?… – Илья упал на диван, прикрыл глаза, забормотал: – Утром проснулся с чувством, что все ужасно, все позади, дальше лучше не будет, только хуже…
Илья невысокий, с умным благородным лицом, сутулится, скрючивается, сплетает ноги и руки, нервно поправляет очки, – типичный постаревший еврейский мальчик, который читал книжки, пока все ребята носились по двору. Но, если приглядеться, замечаешь, что он притворяется типичным, что он изящно сутулится, красиво сплетает ноги и руки, пластично скрючивается. Илья – фехтовальщик. В детстве и юности занимался фехтованием, а несколько лет назад занял третье место в ветеранском турнире сеньоров Европы. Сеньор Европы, – должен визжать от счастья! Но Илья, показывая серебряный кубок, не визжал, а печально улыбался. Прекратил тренировки и больше не вспоминает про фехтование. Думаю, мама привила ему привычку считать, что фехтование не настоящее достижение, а просто кружок, и главное – хорошо учиться.
– Убери животных, не терплю собак… и котов, – слабо вскрикнул Илья.
Лев Евгеньич деликатно тронул Илью лапой – «гладь, не останавливайся», Савва Игнатьич мяукнул, Илья, вздохнув, принялся гладить обоих левой рукой. Его правая рука всегда занята фейсбуком. Илья проверяет свой фейсбук каждые полчаса. У него пять тысяч друзей и так много подписчиков, что он мог бы считаться газетой или журналом с приличным тиражом. Кажется, что у публичного человека должно быть много друзей, но это не так: в фейсбуке его поздравили с днем рождения сто пятьдесят восемь близких друзей, а в жизни – мама, Ирка и я, мама и Ирка не считаются.
Звонок – Софья Марковна.
– Деточка, кошмар! Я уже больше часа не знаю, где Илюша!.. Ах, у вас? Передайте ему привет от мамы.
Софья Марковна всегда знает, где Илья. Илья читает лекции на филфаке, у Софьи Марковны есть университетское расписание. Илья читает лекции в разных «культурных пространствах», куда взрослые люди приходят, чтобы стать умней, у Софьи Марковны есть расписание. Во время прямого эфира Софья Марковна звонит на радио: задает вопросы, притворяясь слушателем.
Я включила громкую связь и сказала:
– Илья, это твоя мама.
– Мама, – нежно сказал Илья, не отрываясь от фейсбука.
– Илю-юша! – отозвалась Софья Марковна, и другим, спокойным тоном: – …А для вас, деточка, у меня есть кое-что очень приятное. Одна моя приятельница перенесла операцию – аппендицит. Представьте себе – после операции у нее разошлись швы, и ее снова повезли в операционную!.. Ну что, я вас обрадовала?
– Э-э… да… спасибо.
Вот что оказалось: Софья Марковна вчера принесла мою новую книжку приятельнице, лежащей в больнице. Приятельница, профессор филологии, презрительно фыркнула «зачем мне романтическая комедия?», а вечером начала читать от больничной скуки, – и так смеялась, что у нее разошлись швы.
Прекрасная и одновременно ужасная история. Профессора филологии читают Гаспарова и Мамардашвили, не смеются над ироничными романчиками «про жизнь», а этот конкретный профессор с аппендицитом смеялась, значит, моя книга – хорошая!.. Но из-за меня профессору филологии под наркозом зашивали швы. Наркоз небезопасен для организма. Если бы она читала Гаспарова, Мамардашвили, Эйдельмана, Проппа, этого бы не случилось.
– Я записала ее слова, чтобы вам было приятно: «С трудом верится, что автор – взрослый человек». Вам приятно?… Она спрашивала, есть ли у вас муж, я сказала, что я прекрасно с ним знакома и мне удалось разглядеть за его суровостью нежную душу… Уж я-то, слава богу, знаю, он носил меня на руках!
Андрей носил Софью Марковну на руках не потому, что у него нежная душа, а потому, что наша районная травма находится на третьем этаже в старом здании без лифта. Софья Марковна сломала ногу, у Ильи был прямой эфир, и Андрей возил ее в травму.
– Ах, деточка, как вам повезло… Ваш Андрей красив, как бог, и при этом надежный, порядочный, верный… вот бы моему Илюше такого!
