Чезаре Дзаваттини - Слова через край

Моя мать еще и немного волшебница. Скажем, она собирает мой чемодан. «Я положила тебе майки, носовые платки, рубашки…» Прежде чем закрыть чемодан, все проверяю и вижу майки, платки и рубашки. Приезжаю на место, открываю чемодан, нахожу майки, носовые платки, рубашки и… большой крендель. Как, когда она успела его туда сунуть? Словом, со временем эти тайные действия начинают меня беспокоить.

Днем она чинит горы чулок и носков. Ну кто умудрится порвать столько чулок? Уверен, что дырки в них порой делает она сама, чтобы все утро просидеть со штопкой у окна.

Но иной раз ее поступки просто дики… Однажды вечером вернулся домой Фред, мой старший брат, счастливый донельзя. «Я получил хорошее место в Кёльне». Отец сказал: «Давайте, ребятки, разопьем по этому случаю бутылочку бордо».

А мать печально уселась в углу, и на глазах у нее, похоже, слезы. Неужели от зависти?

Ну а отец? Один мальчуган, с которым я познакомился в сквере, открыл мне душу:

Нередко отец возвращается домой мрачный, нервный. Мы, дети, испуганно молчим. Такое ощущение, будто кто-то умер. Отец разваливается в кресле, словно он сам император, и горе тому, кто скажет хоть слово. Хотел бы я посмотреть, как он ведет себя со взрослыми мужчинами Уж они-то, верно, отучили бы его от нервозности.

Несчастные дети. Они встают рано, ложатся спать совсем рано, лишены пороков и все время чем-то заняты. Утром и вечером они должны читать молитвы, и не одну, а много. Даже во здравие дальнего родственника, который давно уж живет в Америке. Словом, если семья попадает в рай, заслуга тут детей: родители обходятся тем, что осеняют себя крестом.

«Прочитай благодарственную молитву и за синьора Антонио», — шепчет мама. Синьор Антонио — друг дома.

Дети всегда любят отца, даже если отец — каналья. Видят, что отец с кем-то спорит? Начинают громко плакать. А если отец видит, что его мальчик ссорится с другим мальчиком? Он не только не начинает плакать, а дает сыну подзатыльник.

Когда дети хорошо учатся, учителя хвалят родителей. Корнелия вошла в историю потому, что была матерью двух честных, отважных сыновей. Были бы они двумя лентяями, то вошли бы в историю сами по себе.

Родители уходят, оставляют детей одних. «Спи, мое сокровище, спи, я принесу тебе шоколадку». Этой обещанной шоколадкой они успокаивают свою совесть. Дети съедят шоколадку, но останутся при своем убеждении: нехорошо оставлять их вечером одних.

Пока родителей нет дома, дети, свернувшись клубочком под одеялом, волнуются за них. «Не угодят ли они под машину, не нападут ли на них бандиты?» То и дело прислушиваются. Лишь когда родители возвращаются, дети засыпают, усталые и довольные. Сколько треволнений, сколько часов оторвано у сна из-за этих родителей!

Если в семье праздник, их быстро отправляют спать. Будят их звуки фортепьяно, песня, которую поет мама, веселый шум. Они тихонько слезают с кровати, подкрадываются к двери и так, стоя босиком на холодном полу, неотрывно слушают.

Если родители ссорятся, дети отлично знают, кто из них прав. Однако молчат, чтобы не усиливать раздора.

Если умирает грудной младенец, родители говорят: «Может, это и к лучшему. Он бы так настрадался в этом гнусном мире!» Проходит несколько месяцев, и они рожают другого.

У меня тоже есть сын — красивый, добрый, умный. Когда мы остаемся одни, я показываю ему газету: «Это написал твой отец». Он смотрит на меня изумленными глазами.

Но я вижу, скоро он вырастет, станет высоким, грузным, с усами и с бородой. Когда я думаю об этом, мне даже хочется умереть, пока он еще маленький. Каждое воскресенье он вместе с мамой приходил бы на кладбище. Мама вся в черном, он в матроске, с букетом цветов в руке. Пока мама зажигает свечу, он бегает по чистым дорожкам.

Этот уголок рая был весь золотым, кроме лугов. На них растет густая трава, чтобы дети, когда упадут, не ушиблись. До чего же неутомимы в играх эти малыши; соревнования по бегу проводятся таким образом, что все участники финишируют первыми. Все довольны и счастливы и не испытывают зависти к сопернику.

Играют они также в борьбу, и ангелы, перевоплотившись в детей, дают положить себя на лопатки, к бурной радости победителей.

Мой новый спутник сказал, что в аду дети только плачут и кричат от боли. Дети и там бегают наперегонки, но, наоборот, все приходят последними, к великому своему разочарованию и ярости. То и дело один из чертей-невидимок подкрадывался к малышу и больно его щипал. Малыш мгновенно оборачивался и, понятно, обвинял во всем стоявшего рядом. Представляете себе, какие потом начинались драки!

Внезапно большой резиновый мяч угодил в нос блаженному, который в тени раскидистого дуба перелистывал книгу с иллюстрациями. Блаженный тут же вскочил:

— Из-за этих детей жить в раю скоро станет невозможно.

И в гневе удалился.

Мы с ангелом шли рядом, как двое друзей. На душе у меня была отрада, я испытывал неодолимую потребность рассказать что-нибудь своему небесному спутнику.

— В детстве, — сказал я, — когда взрослые беседовали в гостиной, оставив меня стоять совсем одного в углу, я внезапно бросал на пол вазу или стул и убегал. Потом приникал к двери, чтобы подслушать, как взрослые это восприняли. Когда я был солдатом, едва на поверке называли мое имя, меня заливала волна нежности к себе самому. Поэтому я прятался за товарища и не отвечал, и сержанту приходилось несколько раз подряд выкрикивать мое имя. Теперь у меня есть белый домик, заботливая жена, послушный сын. Вечером, после ужина, мы садимся на мягкую оттоманку и час или два, пока не захочется спать, всласть говорим обо мне.

Мой гид посмотрел на меня с мягкой улыбкой. Я то и дело восклицал: «Как тут прекрасно!» Мне хотелось вдруг побежать по аллее и даже обнять ангела за шею, но меня удерживала робость.

Одолев невысокий холм, мы подошли к большой реке. Вода струилась между двух берегов, поросших высокими тополями. Время от времени в воду осыпались комья земли, и до нас доносился легкий всплеск.

Внезапно тишину нарушил громкий голос, дорогой и знакомый:

— Чезаре!

— Отец! — крикнул я.

Но ангел взмахнул крылом, и все исчезло из памяти.

Мы углубились в густой подлесок, на ветках нежно щебетали голубые птички. Чем дальше мы шли, тем больше смыкались деревья, отбрасывая на тропу черную тень. Но в глубине уже виднелась просека, и там в бледных лучах солнца, словно облака в светлое утро, время от времени проплывали призраки. Ангел едва касался травы своими розовыми ногами, даже не задевая фиалок.

Сколько вопросов хотелось мне задать своему провожатому! Кто такие на самом деле ангелы, где обитель Всевышнего, живут ли во вселенной только люди, и если так, то почему… Но спросить я не решался. В голове бушевал рой мыслей, и жизнь казалось лишь сном без начала и конца. Мне тоже хотелось бы вдруг превратиться в облачко. Но нам предстояло продолжить наше путешествие через млечные пути, кометы, планеты, бесконечные неземные миры, чтобы я смог добраться до своего маленького городка и своего маленького дома. А завтра я, верно, снова начну ссориться из-за пустяков с господином Смитом и буду снова испытывать безотчетный страх перед кладбищем зимой в дождливый день, перед похоронными процессиями ранним туманным утром, когда и живые, идущие за гробом, кажутся тенями.

Я остановился, не понимая, где я и какое сейчас время суток. Вдруг мне вспомнился мой маленький сын… И так хотелось поскорее вернуться домой.

Мой ангел поручил меня заботам нескольких призраков, которые как раз возвращались на Землю. Воздух был неподвижен, тишина безбрежна. То и дело меня ослепляли, заставляя невольно закрывать глаза, мощные лучи света. Потом мы летели через широкие равнины погруженные в кромешную тьму.

А когда достигли Земли, то полетели над замершими реками и пустынными полями. Один из призраков остался в старинном полуразрушенном замке. На короткое время мы задержались на маленьком кладбище, где двое призраков смели со своих могил принесенные ветром сухие листья.

Немного спустя я уже был в своей постели.

ИЗ КНИГИ «Я — ДЬЯВОЛ»

Предисловие

Юноша смотрел на человека, который только что вернулся из вагона-ресторана. Тучный, почти совсем лысый, с глазами навыкате, по виду ему уже больше сорока. Уронив голову на грудь, он громко храпел, но то и дело приоткрывал дрожащий водянистый глаз. Он был в новом костюме, и капля пота со лба скатывалась вниз по багровому после обильной трапезы лицу. Юноша подумал: «У меня всего один костюм, да и тот старый, зато я ловкий и гибкий». Он ухватился за железные прутья багажной сетки и стал яростно сгибаться и разгибаться, затем вскочил на мягкое сиденье, встал на колени и высунул голову в окно, чтобы ветер растрепал его белокурые волосы.