Семен Чухлебов - Я сын батрака. Книга 1
Арку, о которой говорил водитель, нашёл быстро, на ней было написано, «Школа механизации». Я обрадовался, что так быстро нашёл место моего конечного пути, зашёл под арку и осмотрел двор, где мне придётся учиться полные девять месяцев. За аркой находился квадратный двор, его огораживали одноэтажные здания и часть забора. На площадке стояли два трактора ДТ-54 и прицепной комбайн «Коммунар». Во дворе стояла группа молодых людей, они курили и о чём-то разговаривали. У входа одного из зданий стоял молодой парень, я подошёл к нему и спросил его: «Скажи, где здесь записывают в школу механизации?» — «А ты что новенький?» — в свою очередь спросил он меня. Пока я его спрашивал, затем он меня, я успел разглядеть его. Он был одет в комбинезон из плотной хлопчатобумажной ткани, на нем были ботинки из натуральной кожи. Лицо парня симпатичное, с правильными славянскими чертами, и только глаза говорили о том, что тут замешана азиатская кровь. Я ему сказал, что я новенький, и мы с ним пошли оформляться в школу. Он мне говорит: «Сейчас пойдём к коменданту нашего общежития, и она тебя оформит».
Зашли в какой-то кабинет, там за столом сидели несколько человек и что-то писали. Мой сопровождающий обратился к одной из женщин со словами: «Галина Антоновна, вот новенький пришёл к нам в школу». Она взяла у меня направление на учёбу положила его в папку, а сама начала, что-то писать. Пишет и говорит мне: «Я Вам сейчас дам требование, Вы пойдёте на склад, подберёте и получите одежду, а затем вернётесь ко мне, и я Вам скажу, где будете жить». Она, сказала эти слова, а сама смотрит в тетрадь и вслух рассуждает: «Так, куда же мы его поселим?» Тут парень, который меня сопровождал, говорит: «А давайте его поселим в нашей квартире, как раз над моей койкой есть свободная койка. Тут же у меня спрашивает: «Ты наверху спать не боишься?» — «Не боюсь», — ответил я. «Ну вот и хорошо, — подвела итог нашей беседы комендант, и дальше сказала, — Ты, Витя, пойди с ним на склад, а как получите одежду проводи его в свою комнату и рассели его там».
Так я познакомился с Виктором Бартеневым, и с этого самого дня у нас завязалась дружба и продолжалась долго, пока между нами не пробежала чёрная кошка и притом не одна. Получив на складе всё необходимое, мы с Витей отправились в общежитие. Нашим общежитием был обыкновенный жилой дом, в три этажа, и в котором раньше жили люди семьями, а затем во время войны калмыков выслали на восток, и из жилых домов сделали общежития. Внутреннее расположение этого здания было не похоже на современное расположение квартир в домах. В нашем доме был длинный коридор на всё здание, а от него в обе стороны отходили квартиры. Мы с Витей поднялись на второй этаж, пошли по коридору, затем повернули в квартиру, которая находилась справа. Квартира состояла из двух комнат, первая большая, двадцать четыре квадратных метра, а другая меньше, квадрат шестнадцать, вот в ней мы четверо и жили. А другая комната, она хоть и была больше нашей, но там то же стояло четыре койки, но зато там ещё стояли стол, четыре стула и шкаф для одежды. Я, Бартенев, Алексей Близнюк, и мужчина лет сорока пяти, его все звали Петрович, жили в малой комнате. Койки Алексея и Петровича, располагались у окна, а наши койки стояли у дальней от окна стены, Виктора нижняя, а моя верхняя, вот я и скакал утром и вечером сверху вниз и наоборот. Петрович был низкого роста, полный, лысоват, хорошо питался, ему каждую неделю жена с дочерью или с сыном привозила полную сумку продуктов, и ему, по сравнению с нами, жить было легче. Алексей же был полная противоположность Петровичу, он был выше среднего роста, худощав, подтянут, смуглое симпатичное лицо, чёрные коротко стриженые волосы, характер деятельный.
В первой комнате жили три человека, все мы учились на комбайнёров. Условия проживания были такие: жили бесплатно, кормили три раза в день, но кормили так, что не успели выйти из столовой, а уже хочется есть, хлеб в столовой нам не давали, мы его покупали сами на стипендию. Платили стипендию 60 рублей в месяц, это так мало, что трудно вам даже объяснить. Скажу просто, для того времени это деньги были небольшие, стандартная булка хлеба стоила 8-10 рублей в зависимости от сорта муки, булочка стоила три рубля. Пачка «Примы» стоила два рубля, а курили практически все, в том числе и я, за день выкуривали по пол пачки сигарет, на месяц выходит тридцать рублей, да зубная паста, нитки, кино, карандаши, ручки, бумагу для письма домой или в совхоз, и на хлеб остаётся рублей двадцать. В общем, обедали с хлебом дней десять, после стипендии, а потом двадцать дней ели одну похлёбку или борщ который борщом очень трудно назвать. Кому с дома не помогали, худые были донельзя, на нас комбинезоны болтались, как на вешалке. В период с двадцатого числа до первого числа следующего месяца у нас были дни выживания. Я писал в совхоз письма, чтобы мне выслали денег на пропитание, ведь обещали же, но они меня там забыли, и Рита выслала только один раз пятьдесят рублей, и то она прислала, наверное, свои деньги. Вот так, и верь высокому начальству. Каждый из нас эти дни, преодолевал, кто как мог, те, которые жили недалеко от города Степного, сбегали домой покормиться, другие уходили в город и искали работу, чтобы как-то выжить, а третьи просто терпели и учились, я относился к третьей категории учащихся. Правда, я раньше, когда мы ещё не учились, тоже работал, на копке траншей под телефонный кабель, копал ямы под столбы, но как только начались занятия, работать я не стал. Заработанных денег хватило ненадолго, да и деньги были небольшие. А вот те, кто сбегал домой, в день получки стипендии снова возвращались на учёбу, их поругают, сделают последнее — дцатое предупреждение и разрешали учиться дальше. А как быть мне, домой ехать, так мне туда-сюда не хватит стипендии, идти подрабатывать, значит надо пропускать занятия, но я сделать это не мог.
Я человек обязательный считал, раз тебя послали учиться, то учись, а то каким же ты специалистом приедешь в совхоз. Значит надо терпеть голод. Но терпеть голод очень сложно, если бы я просто лежал в постели, то ладно, а то ведь надо ходить на занятия, в мастерских строгать, пилить, да мало ли что, так что в таких условиях голодать практически невозможно.
Из этого следует, надо урезать расходы своего личного бюджета. Назревает вопрос, а что урезать, хлеб не урежешь, письменные принадлежности тоже, остаются только сигареты. Тем более что, от куренья сигарет меня давно отговаривали Алексей Близнюк и Виктор Чалый. Они говорили мне: «Сеня, брось курить, ты же травишь свой организм, посмотри на нас, мы вот не курим и никогда утром не кашляем, а вы как проснётесь, то кашляете, как старики, и чтобы погасить кашель снова хватаетесь за сигарету, ну скажи, что в этом хорошего?» Да, правильно они говорят, надо кончать с этим пагубным занятием. Сказал и с этого дня не стал курить. Правда, отказ от сигарет мне дался нелегко, хоть я и курил восемь месяцев, но уже втянулся и поэтому мучился долго, но всё же бросил курить окончательно и бесповоротно. После этого денег на хлеб мне хватало на дольше, но все равно, 4–5 дней приходилось жить на одной похлёбке. В эти дни, чтобы как-то заглушить голод, мы с Витей Бартеньевым ходили в булочную, которая находилась рядом. Если были деньги, то покупали по булочке, шли домой и наслаждались вкуснятиной, тогда спать ложиться было легче. Если же денег не было, то мы приходили в булочную, становились в уголке, чтобы никому не мешать, и стояли, смотрели, как работают продавщицы, но главное, мы наслаждались запахом хлеба.
В булочной работали три продавщицы, одна женщина в возрасте, а две молодые девчонки. Они с интересом на нас поглядывали и что-то между собой говорили и смеялись, возможно, над нами. Они прекрасно знали, зачем мы приходили к ним в булочную, ведь если честно, то это было слабо выраженное попрошайничество. Мы, разумеется, ничего не просили, но работники булочной знали, зачем мы приходим. Среди всех продавцов к нам более лояльно относилась девушка продавец, по имени Таня. Как только мы заходили в булочную, а приходили мы туда вечером, когда покупателей было мало, она нас встречала улыбкой, затем подходила к нам и давала по булочке, желала нам здоровья и снова уходила за прилавок. Прошло очень много лет, но Таню я помню до сих пор, помню её внешность, волосы и особенно лицо с симпатичными ямочками на щеках. Спасибо ей большое за то, что она помогала нам выжить. Другие продавцы или нас не замечали, или относились враждебно.
В такие дни мы уходили из булочной «не солоно хлебавши», голодные и злые. Как-то вот так же возвращаемся в дурном настроении, ругаем продавцов булочной, поваров в нашей столовой, которые воруют наши продукты и на них, разъелись как свиньи, а о нас курсантах совершенно не думают. Вот то, что я сейчас написал это правда. Я даже сейчас помню двух поварих, которые после работы выходили из столовой с тяжёлыми хозяйственными кирзовыми сумками. Внешне они были похожи друг на друга, как две капли воды, только одной было лет сорок, а другой немного за двадцать. Наверное, они были дочь и мать. Обе невысокого роста, белобрысые, разъевшиеся до не вероятных размеров, морды толстые, глазки маленькие, у обеих висят вторые подбородки, носы пятачки, ну ни дать, ни взять, свиньи. Вот они шли с сумками, перегнувшись под их тяжестью. Вы представляете, сколько они за один раз уносили продуктов, которые были предназначены для нас, полуголодных ребят. Мы всё это видели, но сделать ничего не могли. И тут у меня созрела идея, и я ею решил поделиться с Бартеневым. Говорю ему: «Витя, слушай, а что если сказать, нашему комсомольскому вожаку, Алексею Близнюку пусть он сходит к директору школы и поговорит с ним на эту тему. Ведь все ребята голодают, и поэтому они нас поддержат». Виктор согласился со мной.